Роман “O’tgan Kunlar”(«Минувшие дни») узбекского писателя Абдуллы Кодири (Кадыри) – по-настоящему культовое произведение раннего узбекского реализма. Кодири имел трагическую судьбу, был репрессирован и расстрелян в 44-летнем возрасте. Его роман перевели на русский язык со значительными сокращениями только десять лет спустя его смерти.
Сегодня переводом романа на английский язык занимается американский специалист Марк Риз, директор Центра региональных исследований, Военно-морская академия США. Марк Риз изучает Центральную Азию уже 23 года, из которых 8 лет он посвятил полевой работе, включая программное управление и академические исследования. Его сайт The Uzbek Modernist (Узбекский модернист) посвящен, в первую очередь, роману и писателю, но также содержит библиографию по истории региона. В интервью CAAN он рассказывает о своей работе над переводом и делится другими интересными мыслями.
Наш первый вопрос очевиден: почему Кодири? Что привлекло вас в этом писателе? Он оставил не так много литературного наследия, и, к сожалению, не очень известен за пределами Узбекистана. Как вы считаете, что заинтересует в его романе англоязычную аудиторию?
С 1994 по 1996 год я работал в Корпусе мира в составе одной из первых волонтёрских групп этой организации в Коканде (Ферганская долина). Если до моего приезда сюда у меня не было абсолютно никакого представления о Советской Центральной Азии, то и к концу волонтёрской работы у меня оставалось больше вопросов, чем ответов. В те времена существовало всего несколько словарей и языковых пособий по узбекскому языку, а на карте Советского Союза внизу маленькой звёздочкой был отмечен только Ташкент – у самой границы с Афганистаном.
Будучи молодым парнем из Аризоны, я был немного «колхозником». Но Коканд был прекрасным местом для работы и я получил бесценную возможность увидеть консервативное общество изнутри. Все стереотипы, которые господствовали у нас на Западе – о Советском Союзе, мусульманской культуре и исламе, о новых независимых государствах – все оказались абсолютно ложными. Во многих отношениях, я думаю, люди в Узбекистане научили меня гораздо большему, чем я научил их.
После возвращения я поступил в аспирантуру Вашингтонского университета, что дало мне прочный научный фундамент для тех знаний, которые я приобрёл во время моей работы в Узбекистане. Во время моей учебы произошёл теракт 11 сентября. В Ташкент я вернулся в 2002 году, чтобы подготовиться к университетским экзаменам, а также провести сравнительные религиозные исследования по моему гранту. Для подготовки к экзаменам мне надо было перевести только три первые главы «O’tgan Kunlar» («Минувшие дни»). Но после того, как я начал чтение, я уже не мог остановиться, пока не дочитал весь роман и не узнал, чем все закончилось.
Что я быстро понял во время своего пребывания в Ташкенте – это то, что каждый в Узбекистане имеет собственное мнение о книге «O’tgan Kunlar». Было очевидно, что Абудулла Кодири является одним из любимых узбекских писателей и что через изучение его я могу узнать сокровенную часть узбекской культуры, о которой немного известно.
Я считаю себя выходцем из рабочего класса Аризоны, среднестатистическим носителем американской культуры. Не могу сказать, что все мои земляки – провинциалы, но отмечу, что мы можем быть эгоцентричными – изоляционистские традиции имеют в Америке глубокие корни. Теракт 11 сентября заставил нас обратить внимание на ту часть мира, которую мы раньше совершенно не знали и которую теперь уже на протяжении 15 лет пытаемся понять. Мы видим рост интереса американцев к путешествиям, ранее неизвестным нам историческим эпохам, культуре, обычаям, еде. Я надеюсь, что «O’tgan Kunlar» позволит широкой американской аудитории понять, например, что Центральная Азия – это уникальное место и типичные стереотипы даже близко не отражают реальностей этого региона.
Как драматична фигура Кодири? Насколько он близок к джадидам и в чем именно? И считаете ли вы, что идеи джадидов – и роман в целом – находят отклик у современной молодёжи и читателей?
Наверное, самым впечатлившим меня аспектом этого проекта был даже не сам перевод книги. Что меня поразило больше всего в Кодири – это его характер, личность. На протяжении всего романа он напрямую общается с читателем, и вы можете получить представление о том, кем он был, что беспокоило его во время написания романа. Он мог бы быть любым человеком, из тех людей, кого я знал или знаю в Узбекистане. Людей, которые научили меня, как обращаться к гостю, как быть честным и говорить то, что думаешь, или как вести себя будучи молодым человеком.
В 1995 году я совершал намаз с тысячами других людей в медресе Джума в Коканде. Тогда я отчетливо осознал, что есть только одна раса – человеческая, и все остальное не имеет значения. В главе «Резня» (дословно – «Резня кипчаков») в третьей части книги Кодири приводит этот же аргумент, а в главе «Усуфбек-хаджи» (дословно – «Усуфбек Хаджи отрицает пути мира») развивает ту же мысль: разве можно обвинять целый народ в том, что он – другой расы, ради карьеры одного человека? Когда писатель, репрессированный в 1938 году, может говорить с человеком из Аризоны на эмоциональном уровне и заставляет его сопереживать, значит, этот автор достиг планки великой литературы – универсальности. Кодири был драматичной фигурой, потому что неминуемо погиб за свои убеждения, так же как и миллионы других людей. Из источников видно, что он хорошо понимал, чем рискует, а я уважаю любого, кто готов принести жертву ради литературы и искусства.
Что касается «движения джадидов», то это термин, который мы используем, чтобы помочь описать своё собственное понимание феномена «культурного рассвета во времена конфликта и перемен», как назвал его Адиб Халид. Есть достоверные доказательства того, что изменения начали происходить в Кокандском ханстве еще до прихода джадидов. Исследователи Девин де Виз и Бахтияр Бабаджанов многое сделали, чтобы опровергнуть миф о том, что Центральная Азия было во мраке 200 лет, пока «ее не спасли» джадиды.
Я сейчас работаю над статьей, которая будет посвящена отношениям между кочевыми и оседлыми группами населения в Кокандском ханстве, но очень интересно, что одним из руководителей Кокандской автономной республики был казах – я имею в виду Мустафу Шокая. Так этнически разнообразен был Коканд в своей последней попытке стать современной мусульманской республикой. Были ли джадиды тому причиной? Вряд ли, но мы можем сказать, что они предоставляли разным голосам возможность отразить дух того времени. Они выражали ценности, которые до сих пор находят отклик в Центральной Азии. И поскольку они выступали за идеи модернизации и реформ, это сделало их легкой мишенью последующих чисток.
Таким образом, мы используем термин «джадид» для описания социального феномена, который появился в Центральной Азии с середины 19-го века и по сегодняшний день. Но мы также должны понимать, что это движение действовало в тандеме с другими пост-колониальными движениями. Легко назвать Кодири реформатором-джадидом, чтобы определить для себя его место в иерархии сотен других социальных «категорий», боровшихся за выживание в те времена. Мы используем этот термин для описания момента в истории. Кроме Кодири, неотъемлемой частью движения были Абдулхамид Чулпан и Абдурауф Фитрат. Но все трое следовали своим собственным идеологическим установкам. Вновь сошлюсь на Халида, который писал, что Фитрат был гигантом среди реформаторов, его работы были острыми и даже авангардистскими. Чулпан перевел на узбекский язык «Отелло»! Но Кодири, на мой взгляд, любят и помнят потому, что он ухватил идею «памяти и утраты», которые переживало общество, бесповоротно изменённое в результате колонизации и последующей советской унификации. Каждый из них владел русским языком, знал и любил русскую культуру, но все трое неминуемо пришли к отрицанию того направления, по которому пошло развитие постреволюционного проекта. Я не собираюсь здесь обличать «зло Советского Союза», но при царизме и в советский период в центральноазиатском обществе произошли действительные катаклизмы – и Кодири затрагивает эти ощущения в своем произведении «Минувшие дни».
Чем можно объяснить мгновенный успех «Минувших дней» среди интеллигенции? Как Кодири повлиял на узбекскую литературную школу?
Отличный вопрос. Я думаю, роман «O’tgan Kunlar» хорошо известен в основном среди интеллигенции. Конечно, его знают все, изучают в школах по всему Узбекистану (так же, как и в американских школах все читают «Гекльберри Финна» Марка Твена), но надо быть специалистом, чтобы увидеть и понять не только историю романтической любви между Атабеком и Кумуш, но и более глубокие аспекты произведения. Многие потомки джадидов сегодня живы. Хонадмир Кодири до сих пор живет в доме своего деда Абдуллы. Потомки джадидов есть и среди деятелей искусства Узбекистана – среди историков, актеров и актрис – тех, кто знал Чулпана и играл в постановке «Отелло» для зрителей Ташкента 1920-х годов. В Коканде живут сын и внук Абиджанова, основавшего первую типографию в городе и агитировавшего за Кокандскую автономную республику – оба живы и здоровы.
С какими трудностями вы столкнулись при переводе? Помогал ли вам кто-то?
Обложка романа на арабской вязи
Я, наверное, выжил из ума, продолжая заниматься этим проектом столь длительное время… Язык произведения очень сложен и архаичен. Сам Кодири признает, что он экспериментирует с новым cпособом подачи информации. Он даже извиняется за ошибки и задержку в выпуске второй и третьей части в прологе и в примечании, предваряющем вторую часть, которое называется «Извинения». Таким образом, в техническом плане сложный язык произведения – это настоящая проблема для понимания соответствующего контекста и намерений автора.
Переводчик Эдит Гросман, которая делала перевод «Дон Кихота» и романов Габриэля Маркеса на английский язык, очень помогла мне в плане теории перевода: читай книгу, пойми смысл истории, но самое главное, знай, когда можно «нарушить правила». Переводчик должен как бы пересказать историю в духе автора. Если ты не знаешь культуры автора, его образа мышления, то ты пропал. Я видел попытки западных авторов перевести отрывки из этого романа, все они пытаются создать какой-то волшебный шекспировский язык. Это ошибка! Кодири, прежде всего, был юмористом, который пытался ухватить одновременно и язык улицы, и иронию придворной жизни. Он был одновременно и модернистом, и реалистом, если позволительно использовать эти определения. Поэтому переводчик должен передать этот дух, но также знать когда «ломать правила» и когда им следовать!
Что касается помощи, то на протяжении последних 15 лет мне вольно и невольно помогали десятки людей. Я благодарен всем этим людям и в моей книге будет огромный список имен всех этих людей с благодарностью за их помощь.
Во многом, выражение «все переводы – это ложь» (итальянская поговорка traduttore, traditore), показательно.
Как вы знаете, язык, который использовал Кодири, был не совсем современным узбекским языком. Это был переходный язык, еще не стандартизированный, поэтому мне пришлось при переводе использовать фарси, который мы изучали в Вашингтонском университете, старо-тюркский и свое поверхностное знание арабского языка (я работал с оригиналом 1926 года издания, опубликованном на кириллической графике после обретения независимости). Абдуллазиз Мухаммадкаримов разрешил мне работать в медресе Абдулкасим. Он был молодым человеком в 1948 году, когда, наконец, разрешили напечатать отредактированную версию романа, и это стало одним из самых ярких событий его молодости. У него было много-много воспоминаний и мыслей, связанных с романом, которые до сих пор поражают меня.
На данный момент я, прежде всего, хочу поблагодарить двух редакторов – Умиду Хикмателлаеву и Умиду Хашимову. Они помогли в разных аспектах редактирования. Умида Хикмателлаева работала со мной с самого начала и преподавала уроки грамматики в Ташкенте в 2002 году. Она была «аксакалом» проекта, помогая советом и корректируя ошибки. Она сама по себе “институт” и поддержала в свое время легионы студентов. Умида Хашимова обладает невероятным упорством и талантом. Она – девушка-«джигит» проекта.
Вы должны всегда, всегда, всегда иметь перспективу на тему изнутри, когда занимаетесь переводом или исследованием. Вы должны сохранять самокритичный взгляд на свою работу. Вместо того чтобы рассматривать Кодири и его роман так, как я хотел видеть, я должен был учитывать, что о нем думают сами узбеки. Это было непростой задачей.
Ваш проект «Узбекский модернист» – он о Кодири или имеет более широкие цели? Ваше мнение по поводу того, как современные государства охраняют (меняют, цензурируют) культурное наследие Центральной Азии?
«Узбекский модернист» для меня – своеобразный акт катарсиса. У меня 23 года опыта работы в Центральной Азии и я хочу поделиться этим опытом с другими людьми. Я бы хотел написать сценарий для «O’tgan Kunlar» и перевести «Скорпион из алтаря» («Мехрабдан Чайон») на английский язык, но с привлечением большой группы западных и узбекских переводчиков разных поколений. Я бы хотел создать сайт, который бы стал платформой для тех, кто заинтересован в написании статей о Кодири и других центральноазиатских писателях. В исследованиях по Центральной Азии литературе уделяется крайне мало внимания, и я хотел бы внести свой вклад в развитие этого направления. Я буду рад научным статьям на эту тему.
Что касается современных государств. Я рассматриваю почитание Тимура и других «великих фигур» Центральной Азии, как естественный процесс восстановления национального нарратива, причём многие из них заслуживают нашего внимания и изучения. Имейте в виду, что Тимур, «Чагатай Гурунги» (филологическое общество джадидов) и «Минувшие дни», наряду с другими произведениями писателей Центральной Азии на протяжении большей части советского периода были запрещены или серьёзно дискредитированы. Этот опыт сидит глубоко в поколении людей, живших в то время, и их нельзя за это корить.
В период независимости некоторые из этих элит возвели на пьедестал определенных героев из альтруистических соображений, некоторые – нет. Например, в случае с джадидами существовал целый спектр причин и побудительных мотивов за каждым лозунгом, который они выдвигали. В свое время, я думаю, мы потратили слишком много сил на изучение этого вопроса и забыли про старый принцип: иногда вещи случаются безо всякой причины. Не стоит ожидать грандиозного плана…
Тем не менее, вопрос цензуры меня беспокоит. Чего не понимают люди, занимающиеся цензурой, так это того факта, что она не может работать долгое время и редко достигает своих целей. Я бы спросил этих людей: неужели ваши убеждения настолько слабы, что вы боитесь, когда кто-то подвергает их сомнению, как Кодири.
Люди в любом случае найдут способ начать изменения. Мои деды тоже любили генералов Конфедерации Натаниэля Бедфорда Форреста и Роберта Ли. Но лично я считаю, что пришло время снять с пьедесталов тех лидеров, которые нарушили присягу защищать Конституцию Соединенных Штатов Америки, документ, в который я горячо верю. Я убежден, что для большинства американцев социальный контракт изменился: генералы Конфедерации больше не представляют нас такими, какими мы есть. Нам нужны новые лица и голоса, которые правдиво отражают природу и душу нашего общества. Так что, когда вопрос идет об элитах Центральной Азии, я бы сказал, что США в настоящее время проходят через тот же самый процесс. Вот это могло бы быть прекрасным сравнительным исследованием и все бы выиграли от этой дискуссии.
