Несмотря на богатую художественную школу и традиции, в Узбекистане слабо развито уличное искусство. Даже в космополитичном Ташкенте общественные пространства сверкают девственной чистотой. На стенах зданий практически не найти ни муралов, созданных профессионалами, ни цветастых граффити “подпольных художников”.
На фоне Казахстана и Кыргызстана, где уличное искусство гармонично вписывается в общественные пространства, Узбекистан стоит особняком. Фактически, в 90-е и нулевые в Ташкенте не было создано ни одного серьезного произведения уличного искусства. При этом, никаких официальных запретов на законодательном уровне на этот вид искусства никогда не существовало. Почему же муралы и граффити не смогли найти себе места в этой стране?
“В советское время граффити в Узбекистане существовали только в виде актов вандализма. Достаточно увидеть нанесенные туристами царапины на памятниках, например на минарете Калян в Бухаре”, – считает узбекистанский художник Вячеслав Ахунов.
Тем не менее, советская власть ответственна за единственный вид уличного искусства, который можно широко лицезреть в городах Узбекистана. По стенам зданий жирным культурным слоем размазаны советские монументальные мозаики. Которые, впрочем, быстро стираются и утрачиваются. Местные власти видят в них “неудобное” советское наследие, или просто не понимают их ценности.
“Снобистское отношение к мозаикам сегодня сменяется интересом и даже пиететом у тех поколений, которые сами при СССР не жили. Внезапно обнаруживается, что произведения, которые в советское время представлялись образцами конформизма и конъюнктурности, сегодня обладают особой эстетикой, запечатлевшей следы советского проекта. Но в основном, ташкентские мозаики выполняли, прежде всего, декоративную функцию”, – считает президент организации Alerte Héritage, искусствовед Борис Чухович.
Будучи единственным видом уличного искусства в советском Узбекистане, мозаики не давали возможности для свободного творчества. Они создавались по государственному заказу и в строгом соответствии с идеологическими принципами. По мнению Вячеслава Ахунова, и в советском, и в современном Узбекистане в принципе никогда не существовало предпосылок для художественного самовыражения в уличном искусстве.
“Поп-культуры с ее образом жизни, широкого распространения рок и хип-хоп музыки, нонконформисткого искусства – их просто не было. Или были эпизоды, которые не выливались в массовое движение. На этом фоне граффити-искусство не могло появиться как новое культурное явление. В период жесткого правления Каримова, а это, фактически, три десятилетия, не могло идти речи о развитии культуры и искусства в современном понимании”, – считает Ахунов.
Удивительно, но первый крупный мурал в Ташкенте появился лишь в 2018 году, спустя 27 лет после освобождения от идеологических оков советского государства, и спустя два года после смерти первого президента Узбекистана Ислама Каримова. Ориенталистский рисунок-повествование синтезировал на стене здания по улице Шота Руставели культурные коды Ташкента и Узбекистана.
Для реализации этого проекта театру Марка Вайля “Ильхом” и проекту “Арт-Платформа” (при поддержке CEC Artslink), пришлось привлечь художника из Украины Dima FATUM. В надежде, что ташкентские художники захотят последовать его примеру.
“Уличных художников у нас нет. Наше высшее художественное образование делает большой акцент на академическом и декоративно-прикладном искусстве. Даже в самом институте нельзя было рисовать на стенах”, – считает художник-декоратор из Ташкента Надежда Риксиева.
Авторы мурала на улице Руставели столкнулись с процедурными трудностями при создании своей работы. Фактически, законодательство Узбекистана запрещает изменение внешнего вида фасада здания без разрешения Госкомитета по архитектуре и строительству. Его нужно получать, даже если здание является частным. Необходимо представить эскиз и дождаться выезда инспектора, все это занимает более 5 дней.
“Мы потратили много времени для того, чтобы найти подходящую площадку. Стену здания нам в итоге согласился выделить собственник бизнес-центра. Но получить разрешение нам удалось только после того, как идею лично поддержал заместитель хокима (мэра) Ташкента Эльбек Шукуров. Художники осознанно выбрали неконфликтный и не провокационный сюжет. Мы предполагали, что с утверждением эскиза могут возникнуть проблемы”, – рассказала один из продюсеров проекта Ирина Бхарат.
Многие художники и представители рекламной сферы в Узбекистане согласны с тезисом, что цензура в отношении изображений в этой стране существует.
“Раньше все изображения для наружной рекламы приходилось утверждать в специальной организации “Ташкент Реклама Сервис”. Существовало множество запретов. Нельзя юбку выше колена. Семью нужно обязательно показывать с сыном. Дочка – по желанию, но сын должен быть. Бороды – запрещены. Люди разного пола – только на дистанции, желательно стоя. Каждую идею приходилось утверждать 2-3 недели, и часто мы говорили сами себе: “Идея классная, но не пропустят”, – рассказывает Алина Мирзаева, директор креативного агентства Synthesis.
Алина приводит несколько реальных комментариев, полученных их агентством от цензоров за время работы в рекламном бизнесе:
Агентство: Девочка 5 лет, что-то держит в ладошках.
Цензор: Она что, выкидыш держит? Замените.
Агентство: Парень и девушка лежат на траве.
Цензор: А что они на траве лежат? Они сейчас сексом займутся.
После начала реформ нового президента Шавката Мирзиёева, агентство “Ташкент Реклама Сервис”, занимавшееся цензурой, было упразднено. Алина отмечает, что работать стало приятнее, проще и быстрее. Но цензура со стороны властей не исчезла целиком.
16 июня 2020 года в социальных сетях в Узбекистане широко обсуждался курьезный случай с рекламой смузи-бара на улице Шота Руставели в Ташкенте. Специальная комиссия по духовности районного муниципалитета сначала потребовала прикрыть изображение одетой серфингистки в купальнике, считая его слишком фривольным. А на следующий день и вовсе потребовала снять картинку.
Художники считают, что развитию уличного искусства мешает не только цензура властей, но и самоцензура.
“Стрит-арт – это голос. Это высказывание художника. Но есть стереотип в головах – стрит-арт, граффити – это незаконно. Люди боятся свободно рисовать, боятся обидеть чьи-то чувства или иметь проблемы с властями. Нужно начинать, и дальше движение пойдет волной. Но никто этого не делает. Ведь никто и не запрещал”, – говорит Надежда Риксиева.
“Граффити, связанных с протестным движением социального и политического характера, открыто выражающие острые политические и культурные противоречия, художники Узбекистана не практикуют не только из-за опасности репрессий со стороны силовых структур, но и из-за своей позиции нейтральности. А лишенное этих составляющих уличное искусство теряет свой пафос, смысл и своё назначение, превращается в обыкновенную бессмысленную оформиловку”, – считает Вячеслав Ахунов.
Тем не менее, на ташкентских заборах и стенах зажигаются новые имена. В 2020 году в Ташкенте появился уличный артист inkUZart. Люди с теплотой приняли его работы, и их фотографии быстро разошлись по социальным сетями. Первые его произведения были так или иначе посвящены коронавирусу и эмоциям, связанным с эпидемией COVID-19. Заборы ташкентского спального района Чиланзар украсили переосмысления Моны Лизы в маске, дети, закрашивающие модели вирусов и другие сюжеты.
Со временем автор, скрывающийся под псевдонимом, перешел и к более смелым работам социальной направленности. Так, его последнее граффити высмеивает потребительскую ориентацию узбекского общества на фоне стартующей в космос ракеты.
InkUZart также сталкивался с цензурой. По его словам, администрация детского сада, на заборе которого он нарисовал “Мону Лизу”, пыталась ее закрасить. Чиновникам не понравилось, что возле картины скапливается много людей. Но автору удалось спасти свою работу.
“По моему мнению, “стрит-арт” – это иллюстрация свободы. Думаю, что именно этой свободы и не хватало в нашей стране. Но сейчас другие времена. Я больше чем уверен, теперь не будет так, как раньше. По крайней мере, я не остановлюсь рисовать”, – заявляет inkUZart.
Читать по теме: «Протест через искусство». Интервью с Марифат Давлатовой, молодой художницей из Таджикистана
