В феврале 2019 года Индианский университет объявил о перезапуске научного издания Papers on Inner Asia, выпускавшегося Исследовательским институтом внутренне-азиатских исследований имени Синора (The Sinor Research Institute for Inner Asian Studies) в 1986-2007 годы. Papers on Inner Asia публикует академические работы, которые в силу своего формата превышают объемные требования научных журналов, но по своему объему не доходят до размера монографии. Именно в этом издании в 1996 году была опубликована известная статья советско-американского историка Юрия Брегеля (1925-2016) Notes on the Study of Central Asia, Indiana University, Research Institute for Inner Asian Studies, 1996 («Заметки об исследованиях Центральной Азии»). В своей работе Брегель подробно рассматривает последние на тот момент тенденции в историографии центрально-азиатского региона в работах постсоветских и «западных» исследователей. Через более чем двадцать лет после выхода данной публикации многие замечания Брегеля до сих пор остаются актуальными для специалистов, интересующихся исторической проблематикой Центральной Азии.
Юрий Энохович Брегель – советский и американский историк, востоковед. Был одним из ведущих мировых историков исламской Центральной Азии. Он широко публиковался по истории и историографии на персидском и тюркском языках и по политической, экономической и этнической истории в Центральной Азии и мусульманском мире. Инициатор выпуска серии «Памятники литературы народов Востока». Активный участник издания собрания сочинений В. В. Бартольда. Составитель, переводчик, автор предисловия в книге «Пословицы и поговорки народов Востока» (М., 1961), переводчик и автор дополнений книги Ч. А. Стори, «Персидская литература: Био-библиографический обзор», ч. 1-3, М., 1972.«Заметки об исследованиях Центральной Азии» поделены Брегелем на две части. Первая часть посвящена общей историографии региона в советский период и обзору работ современных центрально-азиатских авторов. Вторая часть, более объемная, рассматривает «западные» публикации, посвященные истории Центральной Азии.
Этногенез и этническая история остались главным фокусом исторических изысканий среди историков региона
Обзор работ местных историков
В первой части работы Брегель отмечает, что советские публикации по истории ЦА следовали общей логике марксистской догмы, базировавшейся на идеях универсального прогрессивного развития человечества и классовой борьбы. При этом наиболее политически ангажированными являлись работы, посвященные царскому периоду, революции 1917-го года и Гражданской войне. Как известно, в досоветскую эпоху большинство работ центрально-азиатских историков было посвящено династийным историям. Лишь с национально-территориальным размежеванием Центральной Азии в 1924-м году возникла необходимость создания новых «национальных» историй. Однако отсутствие национальных историков (за исключением Пулата Салиева в Узбекистане и Санжара Асфендиярова в Казахстане) было большим препятствием для создания таких работ. По этой причине задача по написанию новой истории ЦА сначала легла на плечи ученого Василия Бартольда (1869-1930), который в течение пяти лет с 1925-го по 1929-й год написал три очерка по истории кыргызов, таджиков и туркмен и три работы по общей истории региона и его тюрко-язычного населения. В 1930-е годы сталинские репрессии уничтожили образованную национальную элиту Центральной Азии. После окончания политических репрессий написание новых национальных историй стало прерогативой уже нового поколения историков.
Одним из последствий «национальных» историй стало проецирование в прошлое не только современных границ, но и проецирование современных центрально-азиатских наций. В результате республики региона стали делить по национальностям наиболее известных исторических личностей Центральной Азии. В этом плане самая легкая задача была у Таджикистана, который мог объявить таджиками всех персоязычных деятелей из ЦА. Однако в процессе таджиками также были объявлены поэты Фирдоуси (ок.940-1020), живший в Хорасане, и Амир Хосров Дехлеви (ок.1253-1325), всю жизнь проживший в Южной Азии. Казахстан, Кыргызстан и Туркменистан в целом довольствовались подчеркиванием «величия» своих народных сказителей. В то же время Казахстан смог утвердить в качестве «казаха» Аль-Фараби (ок.870-950), жившего за 500 лет до появления казахов как социальной группы и писавшего на арабском. Узбекистан в этом процессе использовал комбинированный подход. С одной стороны, узбеками были объявлены Аль-Бируни (ок.973-1048) и Аль-Хорезми (ок.783-850), жившие задолго до появления даже «кочевых» узбеков. С другой стороны, Узбекистану удалось присвоить тюрки-чагатайский язык и объявить этот «общий тюркский литературный язык всего региона» в качестве «староузбекского языка». Соответственно, все деятели, писавшие на тюрки-чагатайском, были объявлены «узбеками». Так, поэт Мир Алишер Навои (ок.1441-1501) стал «великими узбекским поэтом». Сам Навои, однако, был уйгурского происхождения и жил в Герате (современный Афганистан) еще до завоевания его узбеками в начале 16-го века.
Мухаммед Шейбани, узбекский хан, объединивший узбекские племена и основавший Бухарское ханство в пост-тимуридский период (1506 г.)
После распада Советского Союза Брегель ожидал, что многие историки Центральной Азии начнут пересматривать «искажения» советской эпохи и попытаются переосмыслить историю своих республик и региона. Однако, констатирует автор, на момент написания обзора (1996) этого не произошло. Историки независимых стран ЦА не проявили никакого интереса к методологическим проблемам, продолжая использовать марксистские клише к изучению истории. Произошла лишь переоценка некоторых исторических эпизодов, в частности сюда входят: завоевание региона Российской империей и антицаристские восстания в ЦА, коллективизация и национальная интеллигенция в начале 20-го века (Казахстан), и национально-территориальное размежевание (Таджикистан). Этногенез и этническая история остались главным фокусом исторических изысканий среди историков региона. При этом авторы академических публикаций до сих пор используют устаревшую методологию советской исторической школы. В то же время, историки продолжают игнорировать наименее изученную пост-тимуридскую эпоху в истории Центральной Азии.
Критика западных исследований
Во второй части работы Брегель делает критический обзор публикаций «западных» исследователей об истории ЦА. Автор обращает особое внимание на работы, затрагивающие тематику исламской Центральной Азии (Islamic Central Asia), то есть труды, изучающие ислам (как религию, традицию, и/или культуру) в регионе ЦА в пост-монгольскую эпоху и использующие исламские источники. Брегель выделяет некорректные, с его точки зрения, рассуждения и выводы американских авторов, пишущих о Центральной Азии. По его мнению, такие «проблематичные исследования» можно объяснить наследием Холодной войны. Для западных исследователей многие первоисточники по истории Центральной Азии оставались недоступными вплоть до 1990-х годов. В силу этого западные авторы должны были опираться на опубликованные работы советских историков без возможности критически проверить их выводы. Такая ситуация зачастую отталкивала профессиональных историков на Западе. Однако политологи и советологи охотно брались за изучение Центральной Азии, которая считалась политически нестабильным регионом Советского Союза. Не имея бэкграунда в области истории и культуры ислама или Центральной Азии, без знания «классических» языков ислама (арабский, персидский, тюрки-чагатайский), такие специалисты в основном ориентировались на вторичные источники на русском языке. Брегель признает, что некоторым американским исследователям удалось написать ценные работы по Центральной Азии, в той части, когда они касались вопросов современных политических отношений или экономики. Там, где авторы затрагивали историю региона, успех был менее чем скромным.
Большая часть второй половины работы Брегеля посвящена обзору книги Эдварда Оллворта The Modern Uzbeks: From the Fourteenth Century to the Present: A Cultural History, 1990 («Современные Узбеки»). Брегель отмечает, что Оллворт написал несколько ценных работ о литературе, этнических отношениях и интеллектуальной истории региона. Но до выхода книги он не занимался исследованием «дороссийской Центральной Азии» и не изучал первоисточники по этой теме. По этой причине, описывая истории региона до завоевания, Оллворт опирался на вторичные публикации, что, по мнению Брегеля, серьезно отразилось на качестве его работы. В тех случаях, когда Оллворт использовал первоисточники на тюрки-чагатайском, его понимание и интерпретация материалов оставались ограниченными. Так, по утверждению Оллворта, Абу-л-Гази хан написал «Шаджара-и Тюрк» для того, чтобы заполнить 65-тилетний информационный «пробел» между своим правлением и правлением Абдуллах хана. В действительности, Абу-л-Гази писал о «пробеле» со времен, когда его «предки отделились от предков Абдуллах хана», то есть когда пятое поколения шибанидов разделились на ветвь Ибрагим Оглана (деда Абу-л Хаир хана и родоначальника шибанидов Бухары) и ветвь Арабшаха (родоначальника шибанидов Хорезма). Таким образом Абу-л-Гази пытался осветить историю арабшахидов со времени появления ветви в конце 14-го века до времени своего правления в середине 17-го века.
Читать: “Современные узбеки” Эдварда Оллворта: Oсновы узбекской идентичности
Брегель обращает особое внимание на историческую дискуссию Оллворта в первой главе книги и на седьмую главу «История». Обсуждая работу персидского историка Фазлаллах ибн Рузбихана Исфахани (ок.1457-1530-е), Оллворт отмечает, что его прибытие связано с поддержкой узбекскими ханами ученых-эмигрантов из Ирана. Однако Брегель подчеркивает, что иранские ученые стали прибывать позже, чем на это указывает Оллворт, не с 1430-х годов, а только с начала 16-го века, что было связано, прежде всего, с преследованиями суннитских ученых со стороны Исмаила Сефеви (правил в 1501-1524). Оллворт также обсуждает «королевских историков», начиная с Мирхонда (ок.1433-1498). Автор, однако, не объясняет выбор Мирхонда в качестве первого представителя данной группы ученых. К тому же, Мирхонд, творивший в Герате при дворе Хусейна Байкары (правил в 1469-1506), не обозначен как образец богатой тимуридской историографии. Вместо этого, Оллворт пытается объяснить «парадокс» использования Мирхондом персидского, а не «тюркского (языка) тимуридов или кыпчакского (языка) многочисленных и стремительно приближающихся узбеков». Данное высказывание, по мнению Брегеля, говорит о непонимании автором природы высокой тимуридской культуры, которая была преимущественна персидской. Тимуриды оказывали покровительство персидской литературе не меньше, если не больше, чем литературе на тюрки-чагатайском.
Также Оллворт, по мнению Брегеля, дает неполную картину центрально-азиатской историографии. Автор книги не упоминает исторические произведения эры шибанидов и ранних аштарханидов, перескакивая на позднюю аштарханидскую историографию начала 18-го века. Из мангытских историографов, Оллворт обсуждает только двух, а из богатой кокандской историографии приводит лишь одного автора. Брегель считает, что такой избирательный подход можно объяснить наличием русскоязычных переводов тех авторов, которых упоминает Оллворт, чей анализ дает искаженное видение историографической традиции региона.
Брегель находит проблематичной дискуссию Оллворта об этногенезе узбеков. Он не согласен с авторской критикой теории Якубовского, которую Оллворт называет «расовым тезисом». Брегель также отмечает нераскрытую роль персоязычного населения в этнических процессах и в культурном пространстве Центральной Азии и неудовлетворительное обсуждение термина «сарт», без привлечения первоисточников и без раскрытия смысловой эволюции термина.
Заканчивая обсуждение книги Оллворта, Брегель приводит большое количество «фактических ошибок», допущенных автором Современных Узбеков (стр.48-51). В частности, автор обзора отмечает ошибочность определения географического и исторического термина Туркестан, который, по мнению Оллворта, после средневековья «охватывал то, что станет российской Центральной Азией минус бухарский и хорезмский анклавы». Брегель находит ошибочными заявления автора книги о доминировании Махмуда Газневи (правил в 998-1030) в Бухаре и Самарканде, которые в 11-м веке принадлежали караханидам. Автор обзора не согласен с утверждением, что брак Абу-л Хаир хана (правил в 1428-1468) и тимуридской принцессы Рабии Султан Бегим служил одним из инструментов легитимации «узбекской королевской семьи». Абу-л Хаир не являлся узбекским родовым лидером, он был чингизидом, представители которых считались единственными законными правителями в степном регионе и не нуждались в дополнительной легитимации. Брегель выделяет и другие проблемные заявления Оллворта.
Другим типичным примером жанра советологии для Брегеля является книга The Kazakhs (“Казахи”), написанная Мартой Олкотт и опубликованная Гуверовским институтом в 1987 году. Данная публикация основана преимущественно на русских и западных источниках. Брегель выделяет фактические ошибки и некорректные рассуждения автора книги. В частности, он приводит слова Олкотт о ханах Джанибеке и Керее как о выходцах из «монгольской Белой Орды»; о говорящих на «карлукских диалектах» узбеках Абу-л Хаир хана; о язычниках-казахах; и о землях Старшего жуза, завоеванных Хивой и Бухарой. Он также обращает внимание на ошибочное написание многих географических названий, исторических имен и элементов региональной культуры (н-р, понятие «узын кулак/uzun kulak» записано как «uyun uzak»). Такие ошибки, по мнению Брегеля, указывают на слабое знание Олкотт истории и культуры Центральной Азии.
Очередным «печальным примером» советологического подхода является книга Александра Беннигсена и Эндерса Уимбуша Mystics and Commissars: Sufism in the Soviet Union, 1985 (“Мистики и Комиссары: Суфизм в Советском Союзе”). Брегель отмечает, что труды Беннигсена традиционно носили скорее политологический, нежели исторический характер. Авторы книги не могли изучать центрально-азиатский ислам на основе его первоисточников, использую взамен советскую антирелигиозную литературу. Их исследование, по мнению Брегеля, построено на попытках чтения между строк вкупе с принятием желаемого за действительное. Как результат, в книге допущено огромное количество ошибок и проблематичных суждений. В частности, авторы книги приравнивают центрально-азиатский суфизм к фундаментализму. Они пишут о «джихаде», который вели суфийские лидеры против «калмык-буддистов» и о закате суфийских братств в 18-м веке в результате потери образа «внешнего врага». Также Брегель отмечает ошибочную датировку появления и искаженную картину взаимодействия различных суфийских братств в регионе (Накшбандия, Кубравия, Яссауия).
Кроме книг Оллворта, Олкотт, Беннигсена и Уимбуша, автор обзора кратко затрагивает другие академические публикации, неверно отражающие исторические процессы в Центральной Азии. В частности, Брегель отмечает работы Хасана Паксоя (Central Asia Reader: The Rediscovery of History, 1994), Одри Альтштадт (“Rewriting Turkic History in the Gorbachev Era,” 1991), Джеймса Критчлоу (“Caravans and Conquests,” 1992), а также один из номеров AACAR Bulletin of the Association for the Advancement of Central Asian Research (выходил в 1988-1996 годы).
Несмотря на в целом негативный обзор современных публикаций по истории Центральной Азии, Брегель выделяет ряд «серьезных» исследований, которые начинают теснить доминирующие «советологические» работы по ЦА. Автор отмечает «выдающуюся и новаторскую работу» Девина ДеВиза Islamization and Native Religion in the Golden Horde: Baba Tükles and Conversion to Islam in Historical and Epic Tradition, 1994 («Исламизация и коренная религия в Золотой Орде». Книга ДеВиза остается единственной работой об истории Центральной Азии, получившей авторитетную награду за лучшую академическую публикацию Ассоциации по ближневосточным исследованиям MESA. Также автор обзора выделяет несколько трудов о тимуридской истории, в частности академические работы Джона Вудса, Марии Субтелны, Беатрис Манс, а также книгу Waqf in Central AsiaFour Hundred Years in the History of a Muslim Shrine, 1480-1889 («Вакф в Центральной Азии») за авторством Роберта МакЧесни, выпущенную в 1991 году.
В заключении обзора, Брегель высказывает сожаление, что многие публикации, не соответствующие высоким академическим стандартам, пользуются куда большей популярностью, чем качественные исторические работы. Политологи и советологи считают такие публикации «солидными» примерами научных работ и рекомендуют их неспециалистам для ознакомления с Центральной Азии. Автор обзора связывает такую ситуацию с нехваткой историков, специализирующихся на регионе ЦА, и с общей тенденцией упрощения академических работ. Для преодоления данной тенденции, по мнению Брегеля, необходимо больше специалистов, занимающихся историей региона в менее изученный пост-тимуридский период. Для этого нужны историки, которые могли бы работать с центрально-азиатскими первоисточниками на персидском и тюрки-чагатайском языках. Брегель заканчивает обзор призывом к историкам не «хранить молчание» при виде слабых академических работ «самопровозглашенных специалистов», а критически оценивать подобные публикации посредством написания рецензий.
