Борьба с экстремизмом служит авторитарным властям Таджикистана важным инструментом для укрепления своей позиции. Но противостояние экстремизму не ведет только к деструктивным действиям (таким как запрет групп или аресты людей), но еще и к продуктивным, в рамках которого не только правительство, но и сами граждане стараются следить за собой и другими на предмет недопущения радикализма. Таким образом, государство производит светских, послушных субъектов, резистентных к радикализму. Такое утверждение делается в новой статье исследователей Эдварда Лемона из Колумбийского университета в Нью-Йорке и Элен Тибо из Назарбаев Университета в Астане. Статья вышла в свежем номере журнала Central Asian Survey и называется «Борьба против экстремизма, власть и авторитарное правление в Таджикистане» (Edward Lemon & Hélène Thibault (2017): Counter-extremism, power and authoritarian governance in Tajikistan, Central Asian Survey).
Власти Таджикистана воспринимают общественную исламизацию и политическую радикализацию как одно единое, и, используя такой нарратив, укрепляют свои позиции внутри страны, избавляясь от политических оппонентов. Парадоксально, но одновременно с защитой светскости государства от религии, правительство продвигает ислам как необходимую часть таджикской национальной идентичности.
Борьба с экстремизмом становится биополитической (согласно философу Мишелю Фуко, которые оперировал тремя формами власти – суверенной, дисциплинарной и биовластью), ориентированной на регулирование и продвижение определенных форм светской, аполитичной жизни.
Проводя аналогии между теориями Фуко и регулированием религии в Таджикистане, авторы статьи утверждают, что попытки контроля над религией в Таджикистане не новое явление, а восходят еще к советским временам. В частности, восприятие государством религии как чего-то пагубного для единства общества и антисовременного явления, угрожающего прогрессу страны, берет свое начало в советском мышлении. Советская религиозная политика также не была только разрушительной; она была продуктивной в той степени, что Советский Союз стремился преобразовать жизнь своих граждан и создать новую советскую личность. Он нацелился «сделать социализм уже не вопросом доктрины, а скорее формой жизни».
Семьдесят лет жизни в советском строе достаточно глубоко повлияли на практику и принятие религии со стороны граждан и властей. Советы, хоть и не смогли добиться полного избавления от религии, но смогли изменить восприятие религии на отрицательное. Освобождение женщин виделось, например, как один из способов снизить роль религии и духовенства. Как пишет Адиб Халид: «Центральная Азия остается пост-советской до такой степени, что стиль жизни управляется и регулируется элитами, оставшимися под влиянием советского мышления и действий».
Так, власти Таджикистана активно ведут кампанию за национальные имена и платье, пропаганду таджикской культуры и ценностей. Это делается не только ради освобождения таджикского народа от российского влияния, но больше ради безопасности. Принятый в 2011 году закон о родительской ответственности обязал родителей давать своим детям имена, которые соответствуют «национальным ценностям». В 2016 году законодатели пошли дальше, внеся изменения в Закон о гражданской регистрации, запрещая родителям давать «арабские» имена своим детям (Мулла, Халифа, Шейх, Амир и т.д.).
В рамках той же парадигмы «западное» одеяние видится «хорошим», секулярным, соответствующим умеренному исламу, а хиджаб и борода принимаются как признаки иностранного и экстремистского исламом. Первое постановление о запрете женщинам носить хиджабы в учебных заведениях было принято в 2007 году министром образования Абдуджаббором Рахмоновым. Запрещая хиджаб, указ призывал молодых женщин одеваться «в соответствии со своим статусом и национальными традициями». Тогда, наряду с хиджабом, также под запрет попали мини-юбки и обтягивающие джинсы. Имам-хатибы, назначенные государством, также выступили против хиджаба, назвав его «арабским одеянием». Несмотря на отсутствия закона о запрете бороды, случаи массового принудительного сбривания бород участились в стране, а с введением Семейного кодекса Республики Таджикистан правительство объявило вне закона принудительный брак, калым, многоженство и ранние браки.
Тщательно контролируя и следя за благочестием и набожностью, государство одновременно подавляет чужое и опасное поведение и поощряет «соответствующие» формы жизни и «национальные» ценности, такие как стабильность (субот), национальное примирение (ваҳдати миллӣ) и мир (сулҳ). Президент Рахмон неоднократно подчеркивает необходимость содействовать «здоровому и моральному образу жизни», утверждая, что сохранение светского общества представляет собой оплот против экстремизма.
Через строительство школ, библиотек и молодежных клубов государство поощряет и строит светскую (дунявӣ) национальную культуру. Обращаясь к молодым людям в Кулябе, президент Рахмон (2015 г) призвал «изучать науку, культуру и профессиональные навыки, чтобы жить достойной жизнью». Через образование и государственные средства массовой информации правительство ставит целью производить граждан, которые следят за другими, а также за собой за проявлениями признаков радикализации. Родителей и матерей, особенно, призывают оградить детей от влияния экстремистов.
Но государственная политика соблюдается неравномерно и зависит от многих, в том числе личностных факторов. Часто люди используют антиэкстремистскую политику властей в своих целях – называя кого-то «ваххабитом», чтобы привлечь внимание правоохранительных органов, или из-за мести, или из-за выгоды и вымогательства, которым могут заниматься и сами сотрудники правоохранительных органов.
То, как люди поддерживают, соглашаются или сопротивляются государственной религиозной политике, так же широко варьируется. Городские люди среднего возраста с западным образованием могут поддерживать ограничения правительства в отношении исламской практики. Другие соглашаются с государством из-за последствий травмы гражданской войны и по «советской» инерции. Те, кто сопротивляются политике правительства, выдвигают доводы о правах человека, которые власти нарушают, запрещая религиозные практики, а также философские или теологические аргументы, которые ставят под сомнение создание правительством разделения между «хорошим» и «плохим» исламом.
Вряд ли попытки государства создать послушных светских граждан когда-либо могут быть полностью реализованы, заключают авторы. Авторы данной статьи также обращают внимание и на факт, что многие исследования сфокусированы на «религиозном возрождении» в Центральной Азии, а те, кто поддерживает «светскость» и не интересуется религией, по-прежнему недостаточно изучены.
