Мы продолжаем публиковать некоторые статьи из сборника «Everyday Life in Central Asia: Past and Present (Повседневная жизнь в Центральной Азии: Прошлое и настоящее)». Статья Виктории Клемент (Alphabet Changes in Turkmenistan, 1904–2004) рассказывает об эволюции письменности в Туркменистане и о том, как политические и интеллектуальные элиты использовали алфавит для формирования туркменского общества. На примере семьи Огулбиби, туркменки из Ашхабада, исследовательница прослеживает, как представители разных поколений взаимодействовали с изменением алфавита.
После распада Советского Союза в 1991 году власти Туркменистана быстро ввели символы национальной идентичности, заменившие советские – флаг, национальная валюта, гимн. Введение нового алфавита, важного маркера постсоветских перемен, привело к дорогостоящим изменениям в публичных текстах по всей стране: были переписаны газеты, учебники, уличные вывески, карты и даже номерные знаки. Кроме того, граждане Туркменистана должны были изучить новую систему написания; для некоторых это было в третий раз в их жизни.
Почему государство потратило столько времени, энергии и денег на то, чтобы изменить так много аспектов повседневной жизни? Большинство взрослых умело читать и писать на кириллице, но теперь они были вынуждены изучить совершенно незнакомую им систему для того, чтобы регулярно читать газеты, помогать детям в выполнении домашних заданий и заполнять официальные документы. Смена алфавита стало вызовом их грамотности на самом базовом уровне. Для многих туркмен чувства национальной идентичности оказались вторичными по сравнению с ежедневными задачами, и они продолжали использовать кириллицу.
Для туркмен выражением идентичности стали язык, лексика, орфография и образование
Государство, общество и письменность в имперское и советское время
На протяжении последних 100 лет народ Туркменистана использовал четыре разных алфавита: арабский: ок. 1000-1928 гг, латинский (первая версия): 1928-1939 годы, кириллица: между 1940-1993 гг, и латинский (вторая версия): с 1993 годa – настоящее время. Эти изменения происходили не по инициативе обычных людей, а скорее, потому что интеллектуальные или политические элиты решали в определенные моменты истории изменить алфавит, чтобы символизировать изменения, которые общество переживало в определенный момент. Изменения часто влекли за собой полный разрыв с прошлым. Реформаторы могли бы выбрать одежду или мужские бороды, как это делал российский Петр I для вестернизации россиян восемнадцатого века. Также искусство или литература могли бы быть выразителем социальных трансформаций. Но для туркмен выражением идентичности стали язык, лексика, орфография и образование.
Огулбиби родилась в 1957 году и выросла в йомутской деревне недалеко от Небит-Дага. Она была школьницей, когда кириллица и русский язык настигли современную советскую жизнь. Хотя ее семья говорила на диалекте племени йомутов, Огулбиби обучалась стандартному туркменскому литературному и русскому языкам в обычной туркменской школе. Позже, будучи студенткой в университете Ашхабада, она, наконец, избавилась от местного акцента в своей повседневной речи, приняв стандартизованный национальный диалект. Во многих отношениях Огулбиби была представительницей своего поколения – грамотная городская девушка советского общества, но в то же время она крепко держалась за свои семейные и деревенские корни.
Огулбиби выучилась кириллице в школе. Однако, в отличие от многих городских сверстников, Огулбиби также знала арабский шрифт, которому ее обучил староста деревни. После независимости она выучила новый туркменский национальный алфавит в летней школе, организованной министерством образования. Позже, когда государство сделало обязательным ведение делопроизводства на туркменском, а не русском языке, Огулбиби взялась за преподавание вечерних занятий для тех, кто не знал туркменский (среди них были и туркмены). То, что Огулбиби умела читать, писать и говорить на русском и на туркменском языках, дало ей хорошую опору для жизни в постсоветскую эпоху.
Около ста лет назад небольшая прослойка образованных тюрок, живших в Российской империи, пользовалась арабским алфавитом – как в практических целях, а также в качестве маркера этнической и религиозной идентичности, отличавшей их от немусульман. Группы тюркских детей посещали мактабы (начальные школы) и медресе (средние школы), где они читали и запоминали Коран и другие религиозные книги, в которых излагались основы образования и принципы исламского «тербие» (воспитания). В конце девятнадцатого века методы этих традиционных школ станут объектом разгромной критики мусульманских модернистов по всей Центральной Азии.
В раннем возрасте Огулбиби выучилась арабскому языку и письму. Уроки деревенского муллы осуществлялись в рамках общепринятой практики неформального обучения на протяжении всей советской эпохи, несмотря на противостояние местных туркменских реформаторов и советских чиновников. Советские власти успешно продвигали всеобщее образование, но оно не предусматривало религиозного обучения на элементарном уровне. Родители сами несли ответственность за обучение своих детей Türkmençilik,или как жить в качестве правильных туркмен и хороших мусульман. Но обычай поручать детей деревенскому старцу или мулле для изучения адата и эдеб (обычаи), молитв, базовой грамотности (по арабскому письму) и религиозных текстов сохраняется и сегодня.
В конце девятнадцатого века, наряду с глобальными дискуссиями о «современности» и идеями о национализме и месте традиционных обычаев, в тюркском мире родилось реформаторское движение под названием «джадидизм» – от арабского усул-и джадид или «новый метод». Сторонники джадидизма считали, что традиционная педагогика, как, например, заучивание религиозных текстов, – неправильна и устарела. Джадиды полагали, что «новый метод» обучения, ориентированный на чтение для понимания, поможет тюркской молодежи взаимодействовать с современным миром, так же как и введение функциональной массовой грамотности и образование девочек.
Традиционная арабская письменность не полностью отражает каждый произносимый тюркский звук. В тюркских языках больше гласных звуков, чем могла ему предоставить стандартная арабица – даже с дополнительными знаками арабские символы не могли различать все звуки туркменов: [а], [ä], [e], [i], [o], [ö], [u], [ü], [y]. Тюркские реформаторы решили, что лучшим способом разрешить эту проблему было расширить алфавит, чтобы включить больше букв. Они создали преобразованный арабский алфавит, добавив диакритические знаки над и перед гласными буквами, чтобы отметить большее количество гласных звуков. Небольшое число туркмен, таких как Мухаммед Гельдиев, Мухамметгулу Атабаев и Дурду Гылыч выучились в школах «нового метода» с узбекскими или татарскими учителями, а затем вернулись домой, чтобы применить прогрессивные идеи в Туркменистане. Для упрощения обучения языку населения джадиды модифицировали арабский алфавит с целью приближения к туркменской фонетике.
Большевистская революция 1917 года потрясла политическую систему. Дискуссия о культуре и современности в Центральной Азии продолжалась и в новой советской эпохе (1917-1991 гг.). Изначально, цели реформаторов туркменского алфавита и образования были идентичны с советскими культурными проектами, особенно под влиянием коренизации. Местные интеллектуалы, в том числе джадиды, приветствовали «ликвидацию неграмотности» как важную стратегию в построении социализма. Москва и туркменская интеллигенция старались вместе развивать грамотность и интегрировать людей в модернизирующийся мир, производя новые учебники, словари, пособия грамматики и стандартизированные алфавиты. При этом создавались новые школы и секулярная система образования, которая теперь только принимала преподавателей с формальной подготовкой.
Новое постановление «в одночасье произвело миллионы неграмотных мусульман, внезапно оказавшихся разделенными от своего досоветского культурного наследия и исламской уммы»
В 1921 году была создана Туркменская академическая комиссия (Туркмен Билим Хеяты) по «ликвидации неграмотности» в Туркменистане. Это оказалось непростой задачей, поскольку туркменский язык имел много региональных диалектов, которые отражались в письменной форме и создавали нежелательные вариации. В 1924 году образовалась Советская Социалистическая Туркменская Республика и власти решили стандартизировать литературный язык, чтобы все туркмены изучали единое произношение, а газеты использовали одно написание. В течение нескольких лет специальный комитет ввел уточненную версию туркменско-джадидского (арабского) алфавита, грамматику и правила правописания.
В 1926 году четыре туркмена, в том числе Гельдиев, отправились в Баку на первую конференцию Всесоюзного центрального комитета нового тюркского алфавита (ВЦК HTA), где представители всего тюркоязычного мира собрались, чтобы обсудить возможности использования латинского алфавита вместо арабского письма. ВЦК HTA рекомендовал отказаться от письменности на арабской основе – латинизированный алфавит считался более простым, доступным и современным. Другой возможной причиной поддержки Москвой этого изменения было желание центрального правительства отделить мусульман от их культурного наследия. Действительно, новое постановление «в одночасье произвело миллионы неграмотных мусульман, внезапно оказавшихся разделенными от своего досоветского культурного наследия и исламской уммы». В то же время серьезной туркменской оппозиции к предложению комитета не было.
Туркменская грамотность была вновь поставлена под вопрос; школьники нуждались в новых книгах, а народ – в объяснении причин этих перемен. В 1926 году газета “Türkmenistan” перешла на латиницу. Сначала ее название появилось в новом написании, а затем появился новый раздел: Täze Elipbiyi Bölimi (новый раздел алфавита). Этот специальный раздел показывал алфавитные диаграммы. Газета обсуждала идеи языковой реформы и, в конечном итоге, печатала на латинице ежедневные новости.
Официально, туркменский язык использовал латинский алфавит в школах, газетах, государственных документах, литературе и общественных знаках с 1928 по 1940 годы. Годы до и после реформ в письменности 1928 года характеризовались относительно положительным уровнем сотрудничества между местными туркменскими и центральными советскими представителями. Однако уже в 1930-х годах Коммунистическая партия обвинила местных культурных реформаторов в преследовании «шовинистических» целей, угрожающих социализму. Аресты и расстрелы происходят по всему Советскому Союзу. В Туркменистане был арестован Кумусалы Бориев, туркменский комиссар по образованию и директор Туркменского института культуры, Абдухлеким Гюльмухаммедов, редактор газеты Türkmenistan, покончил с собой, Мухаммед Гельдвель и другие известные интеллектуалы и политические лидеры, такие как Гайгасиз Атабаев, были заклеймены как «буржуазные националисты» и halk düsmany (враги государства).
В разгар «Большой чистки» против националистов и других угроз Коммунистической партии власти в Москве решили, что туркмены, вместе со многими другими советскими народами, перейдут на кириллическую систему письменности. Данное решение почти не обсуждалось, а интеллигенция не предъявила ни возражений, ни объяснений этому шагу. Кириллица стала совсем новым письмом, поразительно отличающимся от прежних. Учебники, наборы и государственные документы снова изменились. Новый алфавит символизировал более широкий политический сдвиг: культурный контроль, централизацию и русификацию. Язык и образование стали механизмом смещения от местных особенностей к культивации советской общности. Кириллический алфавит праздновал «единство великих советских людей, братство и сталинскую дружбу».
В то же время русский язык стал языком администрирования, науки, техники и высшего образования. В последующие десятилетия русскоязычные слои населения стали занимать большинство руководящих должностей. Этнические туркмены могли развиваться в большинстве областей советской системы только в том случае, если они владели русским языком.
Туркменский язык стал проводником политической, экономической и социальной власти
Конец СССР, новый национальный алфавит
Во время горбачевских реформ тема реформы алфавита вновь возникла в качестве аспекта туркменской идентичности. Центральное партийное постановление 1988 года гарантировало «свободное развитие и равноправное использование всеми гражданами Советского Союза своего языка и овладение русским языком». Соответственно, 24 мая 1990 года в Туркменистане был принят закон «О языке», который поднял статус туркменского до государственного языка. Многие этнические туркмены приветствовали этот закон как надлежащее отражение социальных сдвигов, происходящих в условиях перестройки. Вместо русского, туркменский язык стал проводником политической, экономической и социальной власти. Однако его письменность все еще основывалась на кириллице.
Публичные рассуждения о повседневном языке происходили не только среди лингвистов и педагогов, но и среди широкой общественности. Новый статус туркменского языка привел к обсуждению дальнейших социокультурных реформ, включая изменение алфавита. Во всем СССР этнические группы начали говорить об отказе от кириллицы. Одна статья в туркменской газете вызвала большой резонанс. В ней автор спрашивал, почему туркменский алфавит должен содержать буквы ш , щ и ж, а также мягкий и твердый знаки – ь и ъ, утверждая, что эти буквы бесполезны для туркменского языка. Статья отмечала, что эти буквы встречаются только в иностранных словах, таких как «жандарм» и «журналист», и потому должны быть устранены, поскольку символизируют только ту власть, которую Москва удерживала над ними семьдесят лет.
Туркменистан объявил свою независимость 27 октября 1991 года. Правительство практически сразу инициировало заменить кириллицу латинской письменностью. 21 января 1993 года правительство Туркменистана создало высокопоставленную консультативную делегацию интеллектуалов и государственных чиновников из шести человек, которой было поручено заниматься вопросами латинизации. Под председательством президента Сапармурата Ниязова, государственная консультативная комиссия по новому алфавиту туркменского языка создала тридцатибуквенный алфавит. Реализация смены алфавита была запланирована на период с 1993 по 1995 год. Комиссия начала с уличных знаков и газетных заголовков и медленно продвигалась далее. В школах менялись программы первых классов, а каждый последующий год включался следующий класс, велась подготовка учителей и разработка новых учебников.
Правительство Туркменистана сопровождало переход на новый алфавит массовой информационной кампанией через газеты и телевидение. Начиная с 1992 года, различные авторы сообщали о своей поддержке новой латинской системы письмами в прессе. Несмотря на понесенные издержки, многие этнические туркмены восприняли новый алфавит как соответствующий символ новой страны, потому что он утверждал национальную идентичность. Тем не менее, грамотность была реальной проблемой. В отличие от предыдущих периодов, власти беспокоились о том, как сохранить уровень грамотности, достигнутый в советские годы.
В отдельном выступлении в Меджлисе президент Ниязов заявил, что новый алфавит будет способствовать культурному возрождению Туркменистана, увеличит его способность общаться с другими странами и расширит доступ граждан к информационным технологиям и компьютерам. Президент настаивал на том, чтобы все буквы в новом алфавите были взяты из знаков на обычных клавиатурах. Граждане Туркменистана постепенно стали получать доступ к компьютерам, импортированным из Дубая и Абу-Даби, и подключались к интернету через государственный интернет-провайдер Туркментелеком. Даже такой ограниченный доступ пользователи рассматривали как окно в мир и важное достижение независимости.
Политические цели, такие как создание новой национальной идентичности, были достигнуты такой ценой, что риск взрослой неграмотности оказался приемлемым
Очевидно, что страна, впервые столкнувшаяся с обязанностями управления современной национальной системой, не избежит сложностей на этом пути. Изменения в алфавит вносились множество раз, но это иллюстрируют, что туркмены как можно быстрее стремились приспособиться к обстоятельствам вокруг них. Книги, изданные в 1993 году, устаревали всего через два года. Общественные вывески, купленные в Москве, менялись снова и снова, на упаковках продуктов приходилось менять надписи и этикетки.
Огулбиби не знает английского. Однако она хорошо знает новый туркменский латинский алфавит и в свободное время преподает туркменский язык. Ее две дочери успешно обучаются в университетах Ашхабада и надеются найти работу, связанную с иностранными языками. Ее муж знает новый алфавит, но у него сохранилась привычка писать на кириллице. В отличие от собственной матери Огулбиби, мать ее мужа, Алтын, не знает другого алфавита, кроме кириллицы, и не собирается учить новую письменность. В прошлом, она каждый день читала газету на кириллице, но поскольку газеты теперь только печатаются на латинском алфавите, она получает свои новости от соседей или из радио. Ей нравится читать и в ее домашней библиотеке хранятся потрепанные романы советского издания на туркменском и русском языках. Она – начитанная женщина, но без помощи внучки не способна справиться с обычными задачами, как оплата телефонного счета или чтение названий лекарств в аптеке.
Семейный рассказ возвращает нас к вопросу о том, почему правительство решилось рискнуть грамотностью своих граждан. Приводит ли изменение алфавита к неграмотности? С каждым крупным политическим сдвигом туркмены принимали новые песни, новые лозунги и часто новую письменность. История изменения алфавита отражает то, как политика формирует идентичность населения. Большинство реформ стремились стимулировать более активную интеграцию туркменов в мировое сообщество, но кириллица объединяла туркменский народ с советским обществом, но не с другими народами. Постсоветские реформы ознаменовали начало перемен, целью которых была не только отмена русификации, но и утверждение туркменификации. В любом случае правительство не собиралось создавать неграмотность. Но политические цели, такие как создание новой национальной идентичности, были достигнуты такой ценой, что риск взрослой неграмотности оказался приемлемым.
Многие граждане, которые писали о языке или алфавите в прессе, выражали тревогу за будущее туркменской идентичности и статус языка. Однако больше абстрактных идей, как укрепление национальной идентичности, людей волновало влияние таких изменений на их повседневную жизнь. Огулбиби и другие туркмены знают, кто они, но различные методы символизации этой идентичности – в том числе и через алфавит – будут по-прежнему оставаться непростыми по мере развития туркменского общества.
В 2007 году издательство Университета Индианы (Indiana University Press) выпустило книгу «Everyday Life in Central Asia: Past and Present (Повседневная жизнь в Центральной Азии: Прошлое и настоящее)». В этом сборнике под редакцией Джеффа Сахадео и Рассела Занка авторы из различных дисциплин (включая таких исследователей, как Марианн Камп, Дуглас Нортроп, Морган Лью, Лора Адамс, Мадлен Ривс, Эрик МакГлинчи, Шон Робертс и др.) рассказывают, как обычные жители Центральной Азии ведут свою жизнь (в прошлом и настоящем) и переживают исторические и политические этапы. Сборник содержит истории туркменских кочевников, афганских крестьян, казахстанских ученых, кыргызских пограничников, хранителей религиозных святынь в Узбекистане и т.д.
