В современной школьной программе Таджикистана гражданской войне (1992 – 1997) посвящено всего две страницы в учебнике девятого класса и десять страниц в 11-ого. Сравните это с историей Второй мировой войны (также известной как Великая Отечественная Война), которой посвящены 10 страниц в девятом классе, 27 страниц в десятом классе и девять страниц в 11-ом классе. В 11-ом классе ученикам преподают, что гражданская война завязалась из-за внезапного появления нескольких политических партий, которые пытались взять власть и ради этого взяли оружия против правящего правительства. Используемые категории содержат безошибочное послание: единая партийная система и сильный лидер гарантируют мир, в то время как политическая оппозиция может легко превратиться в угрозу социальной гармонии.
Read this material in English
Заключение Мирного соглашения в День национального единства (Рузи Вахдати Милли) 27 июня все чаще отмечается как победа одной партии над остальной оппозицией. Хотя такая политика не мешала появлению различных нарративов, она установила точку зрения на гражданскую войну, которую впитали в себя молодые люди. Эта точка зрения заключается в том, что жертвами гражданской войны, которая велась среди мужчин, стали женщины. Миф продолжает утверждать, что из-за гражданской войны количество женщин в стране превышает количество мужчин в четыре раза.
Большое количество брошенных женщин образовалось в стране из-за миграции, а не мужской смертности в гражданской войне
Причины смерти в гражданской войне точно установить невозможно, говорят исследователи всего мира. Это относится и к Таджикистану, где количество смертей, связанных с гражданской войной, варьируется между 50 000 и 500 000. Я провела микро-перепись в нескольких районах, пострадавших от гражданской войны, и уровень смертности, особенно среди детей, оказался немного выше во времена гражданской войны. Мои выводы показали, что важным было не столько количество смертей, как возраст погибшего. Смерть молодого человека в возрасте вступления в брак или молодого мужа является трагедией для семьи, поскольку он считается наследником, сыном, заботящимся о пожилых родителях, а также мужем и отцом. Точно так же смерть молодой матери трагична для ее детей. В молодом возрасте смерти не ждут, следовательно, она увеличивает чувство утраты. В этом смысле, смерть это не только цифры – и цифры мало чем могут помочь вынести потерю.
В то же время, мифы о том, что гражданские войны являются причиной смерти прежде всего мужчин, привели к предположению, что сегодня из-за потерь сегодня на каждого мужчину приходятся четыре женщины. Такое соотношение отвечает религиозным взглядам общества (по мнению исламских ученых, мужчина может иметь до четырех жен и это правило введено пророком после войн, чтобы женщины не остались без мужского кормильца), но оно не имеет оснований в Таджикистане. Реальность такова, что большое количество брошенных женщин образовалось в стране из-за миграции, а не мужской смертности в гражданской войне.
Действительно, войны оказывают гендерное влияние на общество. Как в исторических книгах доминируют рассказы о героизме мужчин (храбрые солдаты, политики, бойцы, миротворцы), так и в обществе опыт женщин во время войны оценивается ниже, чем слова мужчин. Когда я изучала историю одной деревни в Раште, я наблюдала, как мужчины объясняли мне свою интерпретацию на историю, где местные события связывались с политическим развитием ситуации. В такой интерпретации мужчины сражались, принимали решение и свершали историю. Напротив, женщины предпочитали перенаправить меня к представителям местной администрации – к мужчинам, чтобы «узнать о местной истории». В результате оказалось, что рассказы женщин были более насыщены подробностями о гражданской войне и были точнее. Они давали представление о трудностях, которые создавала гражданская война: нехватка продовольствия, линии конфликтов, переживание смерти родственников и многие другие аспекты жизни во время конфликта.
Таджикистан здесь не исключение, его опыт сопоставим со многими другими странами и обществами. В Германии, например, Вторая мировая война оставила после себя разрушенную страну, которую пришлось заново строить. Женщины, известные как Trümmerfrauen – «женщины руин» (см. работу Пон-Вайдингер), были первыми, кто принялся за уборку и расчистку городов. Позже они вернулись к домашним делам, и как говорит Элейн Мартин, Германия превратилась в одну из самых консервативных стран Европы в отношении гендерных ролей. Насилие над женами и детьми превратилось в широко распространенное послевоенное явление в немецких семьях и ознаменовало целое поколение, известное как «поколение geprügelte» («избитое поколение»), о котором писал Мюллер-Мюнх. Также в Германии люди считали, что рассказы бабушек о войне менее важны для истории, чем опыт дедушек на фронте, пишется в статье исследователей Хелле Бьерг и Клаудиа Ленц под названием «Если бы только дедушка был здесь, чтобы рассказать нам». Аналогичным образом, в Таджикистане после гражданской войны общество воспользовалось гендерным разделением, чтобы установить порядок (Рош), который сопровождался ростом насилия в семье против женщин, как наблюдали такие исследователи как Шахрбану Таджбахш и Муборак Шарипова.
Тем не менее, концептуальный возврат к консервативным гендерным правилам столкнулся с реальностью жизни, в которой мужчины (в отличие от Германии) не смогли выполнять роль единственного кормильца в большинстве семей. Поэтому многие женщины стали брать ответственность за стабильное общество, оставаясь в своих консервативных гендерных ролях, но на деле закрывали бесчисленные пробелы, потрясшие общество, в том числе взяли на себя финансовую заботу о детях. Женщины теперь ведут домашнее хозяйство в отсутствии мужей-мигрантов, контролируют образование девочек и мальчиков, возделывают поля, разводят скот и участвуют в коллективных обязанностях в деревне.
Матери были весьма мобильны, пересекали границы и линии, перемещались между группами и хлопотали за родственников и других людей
Женщины в войне
Роль женщин в гражданской войне многогранна. Некоторые женщины в Таджикистане даже присоединились к рядам боевиков, но их относительно немного. Одна женщина рассказала мне, что лидер группы моджахедов, к которой она была доставлена, принял ее в качестве дочери, и, следовательно, никому не разрешалось прикасаться к ней. В этой группе женщины отвечали за приготовление пищи, в то время как она бегала по горам с бойцами, «чтобы мотивировать их», как пояснила она. Большинство родителей пытались скрывать своих дочерей, чтобы боевики не взяли их в жены или бойцы. Девушки проводили время в горах, в стогах сена, в пещерах, в подвалах, в темных комнатах, даже на деревьях. Напротив, их матери были весьма мобильны, пересекали границы и линии, перемещались между группами и хлопотали за родственников и других людей.
Возьмем, например, Гульбиби, чей сын исчез в сентябре 1994 года. Она начала поиски и расспросы о нем, которые привели ее в Душанбе, где его последний раз видели. Она искала его повсюду. Не было места, здания, муллы, где она не искала сына, она искала его четыре месяца. Затем, однажды, она получила записку, что он находится в Хакимиене, в Раштской долине, и она отправилась туда. Ей пришлось сменить платье и диалект, и она обрела поддержку других матерей, которые помогли ей в этом деле. Она пошла в горы и нашла командира боевиков, к которым присоединился ее сын. Командир выслушал ее историю и разрешил встретиться с сыном, но тот отказался вернуться с ней домой. Опять она говорила, и плакала, и все же убедила его вернуться с ней и навестить отца. Выход из военной группы означал смерть, поэтому они должны были уйти незамеченными. Позже им пришлось пересечь многие военные посты – от оппозиции до проправительственных военных групп. Каждый раз она заставляла сына менять форму, чтобы он прошел невредимым, она меняла свой диалект и изобретательно проходила через линии врага. И она вырвала сына из лап войны! Гульбиби не исключение, а одна из многих матерей, которые отвергли войну и вернули своих сыновей из рук военачальников, будь то из проправительственных военных групп или из оппозиции.
Другая мать рассказывала, как она с другими женщинами шла пять часов в деревню, куда была доставлена гуманитарная помощь, чтобы взять там немного муки и накормить детей. Их деревня страдала от голода, окруженная проправительственными группами, считавшими, что там скрываются моджахеды – как будто жители деревни могли разрешить конфликт. Женщины и дети больше всего пострадали в этот период и еще долгое время терпели лишения после подписания мирного соглашения – из-за мужчин! Матери совершенствовали способы скрывать пищу от боевиков и изобретали блюда, чтобы утолить голод детей. Истории простых людей показывают, что матери не заботились о политических идеологиях, они были солидарными и помогали друг другу. Одна мать рассказала мне, как однажды ей пришлось пересечь пост, известный мрачной репутацией «мясника». В километре вдали от этого поста она встретила человека, который не мог пересечь этот пост, потому что он считался врагом людей, контролирующих пост. Любой враг был бы убит на этом посту незамедлительно. Тогда эта мать, которая была из того же региона, что и боевики на посту, взяла его с собой и объявила родственником. Так, он прошел пост целым и невредимым. Без этих матерей число погибших было бы еще выше, а мир невозможным. До сегодняшнего дня это матери, кто не позволяют своим сыновьям вступать в военные группы или в джихад в Сирии.
Конечно, женщины были и жертвами войны. Молодых женщин похищали или силой брали в жены, изнасилование использовалось как средство войны. В гражданских войнах тело женщины может стать собственностью группы, клана или племени, как, например, в Сомали, или политической партии, как в Таджикистане. Многие групповые бои затевались с целью захватить женщин или отбить их, и это приносило женщинам ужасный ущерб. И в Таджикистане многие женщины перенесли травмы, которые долго не заживут. Дети видели насилие над своими матерями и сестрами, женщины – убийства отцов и сыновей. На них могли напасть только за то, что они говорили на неправильном диалекте. На глазах одной женщины ее мужа убили боевики проправительственной группы, хотя он никогда не брал в свои руки оружие. После в ее дом ворвались те же бойцы и надругались над ней. Обесчещенная, лишенная кормильца, она стала изгоем в обществе и до сих пор хранит глубокие травмы из-за этих переживаний.
До настоящего времени не существует никаких программ для предоставления помощи женщинам по преодолению травм. Эти женщины остаются в социальной изоляции из-за ущерба, нанесенного им во время гражданской войны. Примирение остается политическим праздником, игнорирующим повседневную реальность гражданской войны и страдания женщин.
Опыт гражданской войны, перенесенный этими матерями, имеет большое значение для понимания политического развития в стране и усилий по восстановлению гендерного баланса после войны. Как и во многих других послевоенных травмированных обществах, именно матери первыми принимаются за уборку и расчистку полей, начинают работать, чтобы прокормить семью. Женщины также прощают молодых людей и мужей за их насилие. Тот, кто путешествует по Таджикистану, удивляется, замечая, как женщины убирают улицы, работают на полях, заботятся о городских садах и улицах и управляют организациями – женщины управляют страной. Но в отличие от реальности повседневной жизни, в национальном повествовании царит образ мужчины. Президент, как отец нации, решает, что надевать женщине на публике (только платье), какой должна быть высота ее каблука, за что исключать ее из мечети и как определять ее позицию в обществе. В такой же риторике члены других партий призывают к четким гендерным различиям, а Партия исламского возрождения, наряду со многими другими религиозными движениями, использовала религию для обоснования своей концепции женственности.
Некоторые матери простили гражданскую войну, считая ее «плохой игрой молодежи» под руководством невежественных лидеров
Ответы женщин на войну
Как женщины справляются с воспоминаниями о гражданской войне? Травма гражданской войны остается болезненной среди женщин, некоторые из них испытывают социальную изоляцию ежедневно. Многие матери умерли, даже не узнав, жив ли их сын, или что с ним случилось. Девушки живут с воспоминаниями о голоде и страхе и с печалью о каждом умершем родственнике, однокласснике или соседе. Тем не менее, некоторые матери простили гражданскую войну, считая ее «плохой игрой молодежи» под руководством невежественных лидеров.
Женщины – это забытая группа мирных переговоров, но их голос становится все заметнее. Сегодня женщины работают на базарах вместе с мужчинами как успешные предпринимательницы; они работают в школах, в СМИ, в супермаркетах и в общественных службах. Многие из них открыли ислам как способ заявить о правах и уважении и как источник самосознания. Они принимают консервативные взгляды ислама, требующие, чтобы женщины остались дома, скрываясь от чужих глаз.
Но общество меняется под давлением практической необходимости, несмотря напатриархальный национальный нарратив. В Либерии Эллен Джонсон Сирлиф стала первым президентом, избранным после 15 лет гражданской войны в 2006 году. Ойнихол Бобоназарова не стала президентом. Она даже не смогла баллотироваться на выборах из-за сопротивления со стороны некоторых сил, но она была предпочтительным кандидатом в президенты нескольких оппозиционных партий в 2013 году.
Воспоминания женщин есть и в литературе. Дневник и поэзия были двумя каналами женщин, где они могли поделиться своей болью в отсутствии медицинской помощи и политического признания. Молодая девушка четырнадцати лет написала дневник в отдаленной деревне Рашт. Она документировала события в деревне, превратила боль и горе в поэзию и сегодня мать четырех девочек. Ее мечта заключалась в том, чтобы стать журналистом, но «судьба не позволила мне пойти учиться». Она всего лишь одна из многих женщин, которые хотят делиться своим опытом, размышлениями, наблюдениями, а также своим горем и гневом с миром. Например, известная поэтесса Гулрухсор собрала тексты и стихи в своей книге «Женщина и война» и посвятила ее тем матерям и дочерям, испытавшим боль войны.
«Мамы никогда не пели о войне, насилии и героизме у колыбели. Среди сотен раненых солдат никто не призывал «отца» перед смертью» – объясняет в своем стихотворении М. Нурулло.
Женщины в Таджикистане связаны с миром и даже больше – женщины утверждают, что мир является ценностью женственности. Так почему их голоса все еще молчат? Поэзия женщин, однако, не героическая, но полная боли, воспоминаний, смерти и горя. В следующем тексте также представлена ассоциация материнства с миром, продолжением и поддержанием жизни (противопоставляемым чувствам разрушения боевиков).
«Мужчина вместе с четырьмя членами семьи, среди них – маленькие дети, замачивал сухой хлеб в холодной воде. Один ломоть хлеба, одна чашка воды – это все, что имела эта семья в этот день.
В этом доме все были голодны, включая и новорожденного ребенка. У матери не было молока. Ребенок был рассержен, плакал, время от времени он брал грудь матери, а потом оставлял ее.
Грудь матери была вся искусана ребенком, как будто это был хлеб. В таком положении они нашли смерть. Группа вооруженных людей вошла в дом и застрелила семью, а затем ушла …
На следующий день люди вошли и увидели своими глазами ужас разбитого мира. Вся семья лежала в крови, а ребенок, невинный в этом мире, тихо искал грудь своей матери. В груди матери-шахида было молоко» (М. Саидова)
Библиография
Bjerg, H. and C. Lenz 2008. “‘If Only Grandfather Was Here to Tell Us.’ Gender as a Category in the Culture of Memory of the Occupation in Deumark and Norway” in The Gender of Memory. Cultures of Remembrance in Nineteenth- and Twentieth-Century Europe. S. Palatschek and S. Schraut (eds.). Frankfurt: Campus, pp. 221-236. Gulrukhsor, 2003. Zan va Jang. Bishkek.
Martine, Elaine. 2007. “Is war gendered? Issues in representing women and the Second World War.” Pp. 161-174 in Production, reproduction and communication of armed violence. The practice of war, edited by A. Rao, M. Bolling, and M. Böck. New York, Oxford: Berghahn.
Müller-Münch, Ingrid 2012. Die geprügelte Generation: Kochlöffel, Rohrstock und die Folgen. Stuttgart: Klett-Cotta.
Pohn-Weidinger, Maria, 2012. Heroisierte Opfer: Bearbeitungs- und Handlungsstrukturen von “Trümmerfrauen” in Wien. Wiesbaden: Springer.
Roche, Sophie. 2012. “Gender in narrative memory. The example of civil war narratives in Tajikistan.” Ab Imperio 3: 279-307.
— 2016. A sound family for a healthy nation. Motherhood in Tajik national politics and society. Nationality Papers 44(2): 207-224.
Sharipova, Muborak. 2008. “One more war against women: Historical and socio-cultural aspects of violence against women in Tajikistan.” Pp. 67-94 in Gender politics in Central Asia. Historical perspectives and current living conditions of women, edited by C. Hämmerle, N. Langreiter, M. Lanzinger, and E. Saurer. Weimar, Vienna: Böhlau.
Sharipova, Muborak and Fabian, Katalin. 2010. “From Soviet Liberation to Post-Soviet Segregation Women and Violence in Tajikistan.” Pp. 133-170 in Domestic Violence in Postcommunist States, edited by K. Fabian. Bloomington and Indianapolis: Indiana University Press.
Tadjbakhsh, Shahrbanou. 1994. “Women and war in Tajikistan.” Central Asian Monitor 1: 25-29.
Фото: Виктория Ивлева, http://rusrep.ru/article/imya_rozy/
