Мы продолжаем публиковать некоторые статьи из сборника «Everyday Life in Central Asia: Past and Present (Повседневная жизнь в Центральной Азии: Прошлое и настоящее)». Дуглас Нортроп, автор знаковой книги Veiled Empire. Gender and Power in Stalinist Central Asia, 2003 («Империя в парандже. Гендер и власть в сталинской Центральной Азии») в этой статье продолжает обсуждение бурной истории советской кампании, которая стремилась положить конец изолированности мусульманских женщин Советского Союза. Худжум – движение за раскрепощение женщин и снятие паранджи, символизировало попытку Советского Союза привести пролетарскую революцию в мусульманскую Среднюю Азию. Советы сосредоточились на женщинах и семье, стремясь создать новый, «освобожденный» социальный порядок.
Douglas Northrop, The Limits of Liberation: Gender, Revolution, and the Veil in Everyday Life in Soviet Uzbekistan, Everyday Life in Central Asia Book Subtitle: Past and Present. Book Editor(s): Jeff Sahadeo, Russell Zanca. Published by: Indiana University Press. (2007) Stable URL: http://www.jstor.org/stable/j.ctt16gznnw.14
В начале октября 1935 года вся ташкентская пресса широко освещала празднования и народные гуляния в честь открытия Первого съезда трудящейся женской молодежи Узбекистана. Женщины со всего Узбекистана и прилежащих регионов, некоторые из стран зарубежья, а также других мусульманских районов как Азербайджан, собрались в столице Узбекистана, чтобы обсудить проблемы, с которыми сталкиваются женщины в советской Средней Азии. Большинство из них – молодые замужние узбечки, родом из села, вступившие в комсомол, едва получив базовое образование. После почти двадцати лет большевистской власти они олицетворяли собой идею советского освобождения и, судя по ярким описаниям советской прессы, в результате масштабной кампании, проведенной коммунистической партией по улучшению социального положения женщин в Центральной Азии, далеко продвинулись в период с 1917 года. В качестве доказательства успешности кампании на съезд были приглашены 650 политически активных и экономически независимых женщин, готовых бороться с местным патриархатом. Советские газеты с гордостью отмечали, что некоторые представительницы даже пробовали себя в качестве парашютисток: это был впечатляющий скачок от строгой практики женской изоляции и ношения плотной паранджи из конной шерсти, которая, как утверждалось, характеризовала их повседневную жизнь до прихода советской эмансипации.
Вопреки торжественности и великолепию, противоречивые нотки все же проявлялись. Несмотря на явные старания внести оптимизм в среду слушателей, многие выступающие отметили продолжающиеся неудачи совместных усилий партии по «освобождению» мусульманских женщин Узбекистана. В одном из главных выступлений на съезде секретарь ЦК комсомола Узбекистана Исраил Артыков попытался изложить важнейшие и одновременно противоречивые итоги первых десяти лет советской власти в Узбекской ССР.
К 1935 году большевики, используя мощь и авторитет сталинского государства, вложили все силы в освобождение женщин Центральной Азии. Что же на самом деле показала практика? Артыков привел в пример историю жизни Ашур-Биби Ташматовой, молодой узбекской девушки, осиротевшей в раннем детстве, теперь успешно работающей на советское государство. Несмотря на ее статус освобожденной советской женщины, биография Ташматовой фактически служила доказательством того, что повседневная жизнь в Узбекистане, вопреки ожиданиям партии, изменилась только отчасти. Более того, его рассказ проиллюстрировал суровые ограничения, существовавшие у советской власти в мусульманской Центральной Азии в 1930-х годах.
Ашур-Биби Ташматова, по рассказу Артыкова, имела трудное детство. Осиротевшая в юном возрасте, потеряв обеих сестер к тринадцати годам и находясь слишком далеко от старшего брата, Ташматова была вынуждена стать женой сорокапятилетнего мужа старшей сестры. У того уже было семь жен, он имел контакты в Афганистане, а также с известными антисоветскими лицами. Жизнь Ташматовой еще больше усложнилась, когда ее новый муж вернулся из Афганистана и начал работать в качестве советского чиновника в городе Денау. Несколько раз она от него убегала, но каждый раз он возвращал ее с помощью обретенных связей с властями. К счастью, вскоре советская милиция обнаружила его связь с антисоветскими «бандитами» и он был приговорен к смертной казни и расстрелян.
Казалось бы, такое революционное возмездие в этой истории должно было вдохновить на борьбу с силами политической контрреволюции всех собравшихся делегатов, в основном, молодых коммунистов и сталинских героев. По идее, они должны были услышать, что советская власть позволила Ташматовой достичь экономической независимости, политического освобождения и личного самовыражения, что было невозможным до 1917 года. Однако история Ташматовой приняла другой оборот. После того, как ее мужа расстреляли, продолжил Артыков, и после ухаживаний многих мужчин ее вновь принудительно выдали замуж за некого Джумамира Насарова, главу местного деревенского совета и бывшего богатого бойца. Она стала его второй женой, после чего он женился на третьей. Чтобы скрыть свое многоженство, он развелся с первыми двумя женами, сказав им, что в согласии с шариатом, они обязаны продолжать жить с ним.
Опасаясь возвращения брата Ташматовой, который увидев жестокое обращение со своей сестрой, мог сдать его советским властям как бывшего басмача и многоженца, Насаров нанял людей, чтобы убить брата жены. Ташматова могла бы разочароваться в советской действительности. Но, как гордо заявил Артыков, она оставалась верной, продолжая умолять власти о помощи. После неоднократных попыток получить помощь от сельского совета для развода, она обратилась к местному агроному, который в свою очередь написал в райком, после чего комиссия по расследованию арестовала мужа Ашур-Биби. Оттуда ему удалось сбежать из-под стражи и зная, что Ашур-Биби была главной причиной его ареста, он в течение нескольких дней пытался убить ее. Позже он был снова арестован и депортирован за пределы Узбекистана.
Ашур-Биби Ташматова наконец получила долгожданную свободу. В 1931 году она сбросила свою тяжелую черную паранджу, вступила в комсомол и стала полноправной советской работницей, получив работу в детском саду. Но Ташматову вновь выдали замуж против ее воли. Ее новый муж, некий Бабаханов, был рабочим, комсомольцем, помощником директора и секретарем сельсовета.
Артыков объяснил, что к 1935 году она жила с Бабахановым уже два года, но получала от него только оскорбления и насмешки, иногда дело доходило до угроз ее жизни. Кроме того, незадолго до съезда она приехала в Ташкент на обучение, когда он подал на развод. Еще раз она обратилась за официальной помощью к местному комитету комсомола и его районному лидеру, но, к сожалению, заключил Артыков: «Они ничем не помогли».
Неустойчивые социальные структуры, мобильность населения сквозь якобы нерушимые международные границы и полная слабость правительственных и партийных организаций – или, скорее, активное сопротивление местных властей политике партии: это лишь некоторые из тем, которые выявляются в истории Ашур-Биби Ташматовой. Сложности, возникшие в этой истории, и, что не менее важно, то, как Артыков представил ее – отражают резкий колорит противостояния между советской властью и мусульманским обществом Центральной Азии.
Повседневная революция: паранджа и быт в советской империи
Как национальные традиции переросли в конфронтацию с политической системой? Как женщины, подобные Ташматовой, умудрялись маневрировать между требованиями советского государства, с одной стороны, и религиозными обычаями, с другой? Ко времени выступления Артыкова на ташкентском съезде сталинская революция осуществлялась на протяжении уже семи лет. Это была эпоха массовых государственных и партийных кампаний, стремившихся построить новую цивилизацию в СССР. В то время как капиталистический Запад страдал от Великой депрессии, всеобъемлющие сталинские кампании были направлены на полную реструктуризацию советского общества, в основном за счет быстрой индустриализации и принудительной коллективизации сельского хозяйства. Задачей также стояло, посредством культурной революции, создание нового типа советского гражданина (что, как правило, имело мало отношения к женщине). То были годы повальных зачисток партийных рядов и так называемого кошмара Большого террора 1937-1938 годов.
Все эти кампании имели своей целью изменить облик Центральной Азии. Происходили коренные изменения в структуре общества, повсеместные переселения жителей, культуризация населения, которое заставляли изучать труды Маркса и Ленина, приобщеться к современной культуре и искусству, посещать врачей в случае заболеваний и мыться мылом.
К этому моменту внедрение марксистских идей в Центральной Азии уже длилось на протяжении почти двадцати лет. Определенные сложности возникали из-за недостатка союзников режима при отсутствии коренного пролетариата, что побуждало большевиков искать другие пути для внедрения программы партии по строительству социализма в преимущественно мусульманском Туркестане. Первые попытки трансформации повторяли опыт, применявшийся в России, критикуя мусульманское духовенство, представляя их «классовыми угнетателями», и путем проведения широкомасштабной земельно-водной реформы в 1925-1926 гг., направленной на перераспределение ключевых ресурсов среди бедных и безземельных дехкан. Несмотря на проводимые мероприятия, попытки создать видимый новый класс или хотя бы вызвать пробольшевистские симпатии оказались безуспешными. Коммунистическая партия в регионе продолжала оставаться малочисленной и достаточно изолированной.
Впоследствии, к концу 1926 года, региональные лидеры партии, по настоянию энтузиастов-активистов женского отдела партии (Женотдел) в Ташкенте, приняли решение применить новый подход, действуя через главный контрольный орган Среднеазиатского бюро (Средазбюро).
Местное общество оставалось патриархальным, и многие мусульманские женщины, вынужденные скрываться в домах, видели себя жертвами патриархата, а также бывших российских империалистических угнетателей. Тогда партийные лидеры и руководители Женотдела взяли на вооружение идею интерпретации среднеазиатского общества, в котором мусульманские женщины с марксистской точки зрения представлялись в качестве «суррогатного пролетариата». Таким образом, женщины потенциально являлись мощной группой союзников, которую партия могла мобилизовать путем пропаганды идеи гендерного равенства и освобождения. Другими словами, революцию в Центральной Азии можно завоевать, применяя ее идеи в повседневной жизни.
Коммунистическая партия в лице Женотдела, начала свою кампанию в Международный Женский день, 8 марта, назвав ее худжумом или искоренением «устаревших обычаев» женской изоляции и неравенства. Ее целью была полная и немедленная трансформация быта, и, хотя она использовала различный подход в других странах СССР, в Узбекистане, Таджикистане и Азербайджане она в основном была направлена на полную ликвидацию паранджи. Женотдел поставил целью достичь героического освобождения центральноазиатских женщин менее, чем за шесть месяцев, к октябрю 1927 года – к десятой годовщине большевистской революции, хотя в реальности на кампанию ушло около тридцати лет.
Именно в этот момент история мучений Ашшур-Биби Ташматовой стала приоритетом для государства, поскольку в жизни тысяч местных женщин происходило подобное противостояние, горькое и часто насильственное. Кампания против ношения паранджи продолжалась в течение следующих пятнадцати лет и дала определенные результаты: с одной стороны, предпринятые мероприятия создали неожиданные возможности для женщин. С другой, это длительное противостояние, в конечном счете, помогло создать специфический, местный и глубоко гендерный эталон, приемлемый, как для большевизма в Центральной Азии, так и для узбекского национального общества, и, кроме того, поставило женщин в очень трудное положение. Они подверглись сильному давлению со всех сторон.
Для многих местных женщин, как на то и надеялись партийные активисты, гендерные проблемы представлялись особо важными, и для них худжум являлся предзнаменованием достижения большего равенства в отношениях между мужчиной и женщиной. Сотни, даже тысячи таких женщин сбросили с себя паранджу. Многие даже присоединились к женотделу, усердно работая над уничтожением любых форм патриархата среди местного населения. Некоторые из них, такие как выдающаяся активистка Тоджихон Шадиева, стали символами освобождения, их жизненные истории рассказывались в популярных книгах, газетах, музейных выставках и вдохновляли в фильмах.
Кем являлись женщины, откликнувшиеся на советский призыв? Часть были женами и родственниками высокопоставленных членов Коммунистической партии, которые стремились освободить свои семьи, следуя линии партии. Другие были проститутками или бедными бродяжками, и искали помощи от женотдела, в то время как третьи с энтузиазмом восприняли кампанию как акт протеста против ограничений, применявшихся к местным женщинам. Для них советская кампания дала новые возможности и в прямом смысле означала освобождение.
Многие представительницы женского населения, скинувшие паранджу, начиная с 1927 года, в основном происходили из уязвимых слоев населения: сироты, вдовы и беглые девушки, которые искали убежища в советских учреждениях и женских клубах. Возможно, это было связано с их попытками найти новый круг общения (а также финансовую, физическую и даже эмоциональную зависимость) в государственных учреждениях. Кроме того, не имея родственных связей они обладали большей свободой и не испытывали сильного давления со стороны общества.
Но большая часть женщин-узбечек, желавших снять паранджу, подвергались сильному давлению со стороны семей и соседей. Дома мужья запрещали женам посещать советские собрания или парады и угрожали разводом, в то время как за пределами дома с ними часто обращались как с проститутками. Тысячи мусульманских женщин в Центральной Азии подвергались нападениям и изнасилованиям за участие в худжуме. Сотни были убиты; их трупы изуродованы. Бывало, случалось, что сами родственники жертвы – мужья, отцы, братья – совершали эти убийства дабы сохранить честь семьи. Деморализованные женщины обращались за помощью к советским властям, угрожая вновь надеть паранджу в случае отсутствия защиты.
Каждому индивидууму отводилась достаточно сложная роль во всей этой истории. Необходимо принять во внимание то, что некоторые партийцы мужского пола были вынуждены заставлять местных женщин снять паранджу. Что касается узбекских женщин, то из них только маленькая горстка вступила в ряды коммунистической партии и принимала активное участие в худжуме. Большая же часть игнорировала советское присутствие, избегая участия в парадах, встреч с чиновниками, и старались держаться подальше от новшеств.
Некоторые женщины обманчивым путем проявляли приверженность власти, умело маневрируя между требованиями худжума и домашней действительностью. К примеру, на демонстрациях они делали вид, что снимают паранджу, но затем покрывали голову рукавом, платками, случалось, даже использовали скатерти. Другие по возвращению домой вновь надевали паранджу. Когда партийные или советские чиновники принуждали их участвовать, многие женщины только делали вид, что желали сотрудничать. На фабриках, где ношение паранджи было запрещено, женщины снимали их во время работы и снова надевали ее по окончании дня.
В 1928 году женотдел г. Андижан описывал, с какой осторожностью местные женщины ведут себя в различных условиях. В то время как на женских встречах, где не было угрозы унижений и издевательств, они свободно снимали паранджу, на улицах и базарах, было невозможно встретить женщину без паранджи.
Самым противоречивым и непонятным для советских активистов того времени (и для многих западных читателей на сегодняшний день) являлось сопротивление узбекских женщин требованиям худжума. Они осуждали худжумы и тех, кто в них участвовал, таким образом, сопротивляясь своему собственному освобождению. Несколько скандальных случаев шепотом обсуждались и записывались в сверхсекретных партийных досье о том, как узбекские женщины даже организовывали жестокое сопротивление своему собственному «освобождению». Как, например, в мае 1929 г. тайными службами было выявлено антисоветское сборище двухсот женщин в сельской области Андижана, где выражалось недовольство принудительным снятием и конфискацией паранджи. На митинге было принято решение провести марш протеста с требованием возврата паранджи. Но вскоре события вышли из под контроля, когда руководящая митингом Уголиби Раджабабаева, не получив требуемого, ножом начала угрожать одному из офицеров. Два дня спустя дюжина вооруженных ножами и камнями женщин заявились в дом милиционера. Обнаружив пустой дом, батальон разгневанных женщин вышел на улицы, жестоко избивая незакрытых женщин.
Планы кампании 1927 г. по ликвидации паранджи за шесть месяцев не увенчались успехом. Прошло около тридцати лет до ее полного исчезновения из повседневной жизни. Коренным образом жизнь в Центральной Азии начала меняться в 1940-х годах, вследствие глобального участия региона во Второй Мировой Войне. Постепенное исчезновение паранджи можно отнести к этому периоду послевоенной советизации быта и культуры в Узбекистане.
Наследие худжума оставило свои следы. События, спровоцированные кампанией, показали, как сложно гендерные отношения переплетались с социально-политическими силами в Центральной Азии, а также как женщины участвовали в формировании узбекской национальной идентичности. На самом деле, после получения независимости Узбекистана в 1991 г, в некоторых районах (особенно в Ферганской долине) женщины вернулись к ношению платка в качестве способа выражения своей национальной и религиозно-культурной идентичности. Неудивительно, что Артыков в 1935 году использовал историю жизни Ашур-Биби в своем политическом послании. Для большевиков женщина в парандже являлась символом угнетенности, отсталости и примитивизма в царской (капиталистической) империи, нуждающаяся в немедленной советской эмансипации. Для их противников открытая женщина представляла чуждый, колониальный образ, порочный, с неопределенным отношением к ответственности за семью и явным отрицанием Бога и Его закона. Что означало ни больше, ни меньше, как конец мира. Женщины, такие как Ташматова, были предметом борьбы, но редко индивидуальностью со своей собственной волей и выбором, что значительно осложняло нарратив за освобождение и противостояние.
В 2007 году издательство Университета Индианы (Indiana University Press) выпустило книгу «Everyday Life in Central Asia: Past and Present (Повседневная жизнь в Центральной Азии: Прошлое и настоящее)». В этом сборнике под редакцией Джеффа Сахадео и Рассела Занка авторы из различных дисциплин (включая таких исследователей, как Марианн Камп, Дуглас Нортроп, Морган Лью, Лора Адамс, Мадлен Ривс, Эрик МакГлинчи, Шон Робертс и др.) рассказывают, как обычные жители Центральной Азии ведут свою жизнь (в прошлом и настоящем) и переживают исторические и политические этапы. Сборник содержит истории туркменских кочевников, афганских крестьян, казахстанских ученых, кыргызских пограничников, хранителей религиозных святынь в Узбекистане.
