В 2006 году Институт Всемирного Банка подготовил публикацию о роли сети диаспор и их навыков в развитии собственных стран – Diaspora Networks and the International Migration of Skills: How Countries Can Draw on their Talent Abroad. Авторы лично разрабатывали и запускали экспериментальные проекты в Сальвадоре, Аргентине, Армении, Чили, Мексике и Южной Африке. В ходе этого процесса они многое узнали о том, как использовать таланты и навыки так называемых «экспатриантов» (мигрирующих профессионалов) в пользу стран их происхождения.
Краткий обзор
Как развивающиеся страны могут приобретать новые знания? Для этого им необходимо изучать новые способы ведения дел, что предполагает и наличие, и развитие способности к поиску и сбору разрозненной информации о методах производства, рынках и ресурсах. Так как развитие зависит от обучения и обучение зависит от поиска, развитие почти всегда зависит от того, как связана внутренняя экономика с большим, внешним миром, потому что даже самые сильные экономики быстро обнаруживают, что не могут генерировать все современные знания и идеи в изоляции.
Международная мобильность таланта и его наиболее заметное проявление – утечка мозгов (обычно определяется как миграция человеческого капитала из менее развитых в более развитые экономики) занимает центральное место в обучении и развитии. Данная публикация базируется на двух фактах о международной мобильности навыков. Во-первых, она признает, что существуют большие сообщества высококвалифицированных (с университетским образованием) экспатриантов из развивающихся стран в развитых странах. Среди развивающихся стран в 2000 году Филиппины отличались самой высокой эмиграцией квалифицированных специалистов в страны с высокими доходами, затем следуют Индия, Мексика и Китай. Второй факт, на котором базируется книга, предполагает, что квалифицированные экспатрианты могут представлять существенный ресурс для развития их родных стран. Как известно, например, эмигрировавшие китайцы инвестировали до 70% прямых иностранных инвестиций в Китае в период 1985-2000 годов.
Экспатрианты не обязательно должны сами выступать инвесторами и вносить финансовый вклад в развитие стран своего происхождения. Они становятся связующим звеном между своими странами посредством предоставления доступа к рынкам, отдавая свои знания и связи, полученные за границей, и облегчая доступ к технологическим инновациям и инвестиционному капиталу развитых стран. Влиятельные члены диаспор могут инициировать государственно-частный диалог, продвигать реформы и новые проекты.
Не денежные переводы, а экспертиза политики и управленческие и маркетинговые знания являются наиболее значительными ресурсами сетей диаспор. С точки зрения развития, переводы и другие финансовые переводы мигрантов не оказывают значительное влияние на развитие, хотя они, безусловно, являются важным инструментом борьбы с бедностью.
Есть дополнительное объяснение, почему диаспоры являются предпочтительным мостом, связывающим развивающиеся страны с техническим ноу-хау и инвестиционным капиталом. По крайней мере, для развивающихся стран диаспоры предпочтительнее, чем мультинациональные фирмы, так как деполитизируют отношения между внутренними игроками и иностранными компаниями. Экономически сильные этнические меньшинства традиционно выражают больше лояльности к своей этнической общности, чем к принимающей стране, тогда как автономные мультинациональные фирмы рассматриваются как чужие агенты со своими собственными интересами.
Конечно, реальность намного сложнее и позитивная роль диаспоры зависит от многих факторов. То, как диаспоры сообщаются с внутренней и мировой экономикой, зависит от состояния глобальных моделей и цепочек производства, возможностей внутреннего роста и экономической деятельности и стратегий членов диаспоры. Диаспоры являются зеркалами национального развития, в которых отражаются выталкивающие миграцию факторы национальных кризисов и привлекающие миграцию факторы мировой экономики.
Успех диаспоры обуславливается высоким международным уровнем управленческих навыков ее членов, которым в лучшем случае обучается лишь небольшая прослойка элиты в родной стране. Кроме того, управленческая подготовка дополняется более широким политическим образованием, что делает успешных членов диаспоры хорошо подготовленными для преодоления различий между домом и принимающей культурой. Иммигранты первого поколения, как правило, остаются незаметными в принимающих странах. Они знают, что их этническая принадлежность может быть недостатком. Люди с амбициями и перспективами стать главой публично торгуемой компании должны быть готовы сталкиваться с такими препятствиями и преодолевать их. Их успех делает их символами и выразителями их общины в принимающей стране, а признание принимающей страны придает новый вес их мнению дома.
Это иллюстрирует пример Чили: в 1997 году Рамон Гарсиа, чилийский генетик и глава компании в сфере биотехнологий, базирующейся в Нью-Джерси, США, связался с чилийским фондом с предложением создать совместный бизнес в исследовании применения новаторских технологий в сельском хозяйстве Чили. Обе стороны образовали совместную компанию, которая смогла генетически модифицировать виноград, устойчивый к болезням. Это было бы невозможным без знания Гарсиа чилийской экономики, его образования и опыта, полученных им в США. Этот пример также показывает, что достаточно одного человека, чтобы оказать большое влияние, а десять таких ученых могли бы трансформировать целые отрасли таких малых стран, как Армения или Чили.
Как инициировать и поддерживать такие связи? Как создать эффективные сети диаспор и сделать процесс «утечки мозгов» обратимым в процесс «возврата мозгов»?
В качестве примера служат хорошо организованные и процветающие китайские и индийские диаспоры. Успех китайской диаспоры вырос и уже не ограничивается традиционным инвестиционным поведением семей эмигрантов, которые заработали свое состояние за границей. Успех индийской диаспоры в большей степени связан с недавними изменениями в организации цепочки поставок и появлением транснациональных инновационных сетей, чем инвестиций в основной капитал Индии. В то же время, несмотря на огромный институциональный потенциал армянский диаспоры, она не смогла внести существенный вклад в развитие Армении, по крайней мере, относительно ее потенциала. Политические разногласия между диаспорой и постсоветским политическим классом в Армении в сочетании с филантропическим великодушием армян за рубежом, воспрепятствовали развитию страны вследствие нежелания правительства более тесно сотрудничать с диаспорой. Опыт Армении показывает, что политический контекст требует такого же внимания, как и экономические условия.
Из интересных моделей того, как навыки членов диаспор, высококвалифицированных мигрантов и экспатриантов могут быть использованы для развития своих стран происхождения, авторы рассматривают опыт Кремниевой долины и медицинский туризм. Так, на основе знаний и капитала образованных IT-инженеров и инвесторов из США, в Израиле и Индии были созданы эффективные, динамично растущие и экономически доступные центры IT-индустрии, программного обеспечения и технологий по аналогу Кремниевой долины. Этому способствовала поддержка принимающих стран, которые смогли дать гарантии, заинтересовать и привлечь сети диаспор и создать благоприятные условия для данных центров. Учитывая, что большое количество выпускников медицинских школ в США имеют индийское происхождение, правительство Индии создало условия и смогло привлечь часть образованных медицинских специалистов для создания системы медицинского туризма у себя на родине. Данные центры крайне популярны в мировом масштабе ввиду высокого качества и приемлемых цен.
Зрелые диаспоры: Китай и Индия по сравнению с Арменией
История послевоенной китайской диаспоры связана с географической мобильностью и диверсификацией экономики: создание «бамбуковой сети», связывающей Гонконг (Китай), Индонезия, Малайзия, Филиппины, Сингапур, Тайвань (Китай) и Таиланд, а также сам материковый Китай, через сети семейных фирм, работающих в первую очередь в традиционной торговле и производстве, а только потом в высокотехнологичных и финансовом секторах. Для многих беженцев годы после победы коммунистов в 1949 году стали временем успеха. Скромные, предприимчивые торговцы, часто не имеющие ничего, кроме небольшого тюка с одеждой на спине, они проделали путь от заводских низов до приобретения огромного богатства. Как только они заложили основы своих предприятий в принимающей стране, они стали диверсифицировать и географически расширять свои связи. Так же, как семья Ротшильдов посылала своих сыновей учиться от Франкфурта до Парижа, от Лондона до Неаполя, китайцы-интернационалисты из-за рубежа делегировали членов своих семей для создания фирм в других перспективных местах. Новые фирмы опирались на капитал основателя и расширенные социальные сети. Со временем семейные фирмы выросли в династии, оперируя множеством маленьких и средних фирм во многих секторах и странах, все под прямым, но скрытным контролем семьи-основателя. В более обширной географической зоне с неразвитыми финансовыми рынками и хрупкими правовыми институтами, семейные и этнические лояльности оказавшихся за границей китайцев оставались крепкими (иногда под угрозой попадания в черный список нарушивших общественные нормы). Вскоре заокеанские китайцы занимали ключевые позиции в разных сферах.
С началом политики открытых дверей Дэн Сяпина в 1978 году Китай отказался от изоляции и автаркии и стал приветствовать успешных зарубежных инвесторов. В страну пошел поток денег из Гонконга (Китай) и Тайваня (Китая), благодаря близости и наличию исторических связей. При этом для мультинациональных фирм, устремившихся к Китаю, было ясно, что партнерство с ключевыми членами китайской диаспоры было незаменимым для навигации в непрозрачной политической среде.
Вклад китайской сетевой диаспоры в развитие Китая начался и долгое время поддерживался инвестициями в производство. В отличие от этого вклад индийской диаспоры во внутреннее развитие начался с того, что она помогла связать между собой внутренние и иностранные фирмы в сфере услуг. Опыт Индии показывает, что новые модели бизнеса, возникающие в ходе продолжающейся реорганизации цепей поставок, приводят к появлению новых моделей развития, в которых экономическое обучение происходит через предоставление услуг, а не производственную деятельность, и в которой инвестиции вкладываются в образование и обучение, а не в оборудование и завод.
Индия продемонстрировала, что успех в аутсорсинге базовых деловых услуг может быть основой развития для услуг с более высокой добавленной стоимостью. Появление индийской индустрии программного обеспечения было в некотором роде удачным случаем, который почти наверняка не может быть воспроизведен другими странами. Но это был ожидаемый случай, который произошел в результате структурных условий, на которые действительно может влиять политика. Акцент индийского правительства на высшее образование, особенно научное образование, создал излишек хорошо подготовленных ученых, инженеров и техников, когда бум Интернета и телекоммуникаций в 2000-х вызвал острую потребность в этих профессионалах на Западе. Спрос на программистов в США вырос после того, как критическое число индийских экспатриантов, эмигрировавших в Соединенные Штаты в 1970-х и 1980-х годах, стали главными исполнительными и старшими должностными лицами в американских технологических компаниях. Эти руководители сыграли решающую роль в том, чтобы отдавать работу в Индию на аутсорсинг. Они были терпеливыми спонсорами, поскольку индийские фирмы только постепенно учились удовлетворять требованиям США по качеству и поставке услуг.
Несмотря на различные исходные позиции, отношение китайской и индийской диаспор к развитию своих стран является схожим. Согласно последним опросам, обе диаспоры имеют схожие мнения по поводу инвестиций в страну происхождения, в обсуждении возможных реформ и деловых возможностей с национальными чиновниками, а также возможности возвращения на родину на постоянное жительство. Обе диаспоры стали настоящей «манной небесной» для своих стран, беспроигрышным результатом, упавшим с неба.
Опыт Армении показывает что диаспора, даже влиятельная и обладающая навыками и капиталом, не всегда может оказывать позитивное влияние на развитие страны происхождения. В начале 1990-х годов, после распада СССР, в Армении имелись хорошие перспективы для перехода к развитой рыночной экономике, так как это была одна из наиболее образованных и самой индустриальной из Советских республик. Считалось, что “кремниевая долина Советского Союза”, где сосредоточены высокотехнологичные отрасли промышленности с развитой инфраструктурой и рабочей силой, известной своими талантами, быстро преодолеет переходный период. Армения, которая в 1990 году насчитывала около 3,5 млн. внутреннего населения, имела поддержку диаспоры, в которой проживало более 1 млн. армян в США и, по меньшей мере, 1млн. проживающих в Европе, на Ближнем Востоке и Латинской Америке. Эти диаспоры были успешны как в экономическом, так и в профессиональном плане, а также хорошо организованы политически и социально. Кроме того, насчитывалось 1,5 миллиона российских армян, традиционно весьма влиятельных, на которых тоже можно было рассчитывать. Территориальный конфликт в Карабахе и землетрясение 1988 года мобилизовали армян во всем мире под идеей защиты национальной идентичности и продвижения национальной консолидации. Однако в последующие годы, несмотря на интерес и инвестиции сетей диаспор, правительство Армении скорее видело в их членах угрозу своему режиму и конкуренцию. Поскольку государство и чиновники извлекали большую выгоду из импорта, который остается самым прибыльным бизнесом, многие выступали против притока инвестиций, которые были направлены на то, чтобы заменить импорт внутренним производством. Таким образом, враждебность принимающего правительства сорвала большинство попыток диаспоры инвестировать в свою родную страну.
Усугубило проблему и то, что диаспора никогда систематически не пыталась защитить своих членов от злоупотреблений элиты. Диаспора стремилась ограничивать публичную критику из-за заботы о репутации правительства. Пока режим в Армении в значительной степени зависел от поддержки диаспоры, она не использовала это преимущество для того, чтобы обеспечить себе более активную роль в процессе развития Армении. Напротив, диаспора предоставила безусловную финансовую и политическую поддержку режиму, который блокировал попытки диаспоры расширить производственные инвестиции. Поддержка диаспоры снижает давление на внутреннюю элиту, тем самым подрывая спрос на дальнейшие реформы, особенно для улучшения бизнес климата, а правящая элита получает дополнительные ресурсы для выживания, которые обеспечивают передышку для отсрочки необходимых реформ, несмотря на крайнюю нищету и утечку наиболее квалифицированных кадров из страны.
По мнению авторов публикации, успешные сети диаспор объединяют следующие три основные черты:
- Сети диаспор объединяют людей с сильной внутренней мотивацией;
- Члены диаспор играют как прямые роли (реализуют проекты в родной стране), так и косвенные роли (выступают в качестве мостов и связующих сетей для разработки проектов в своей стране).
- Успешные инициативы, как правило, переходят от дискуссий о том, как вовлечь страну происхождения к реализации конкретных проектов, к ощутимым фактическим результатам.
В целом, потенциал участия диаспоры в развитии своей страны происхождения, как показано во всей этой книге, является высоким. Такими же высокими являются риски неудач и разочарований. Для каждой истории успеха из Китая, Индии и Шотландии найдется много историй – из Аргентины, Армении и Колумбии – где члены диаспор пытались внести свой вклад в родные страны, но столкнулись с серьезными препятствиями. В других странах сети диаспор так и не появились, несмотря на большое количество высококвалифицированных мигрантов, которые, однако, даже не пытаются связать себя со своими родными странами (например, Россия и Украина).
