Китай и Россия – друзья, стратегические партнеры или стратегические противники? В истории российско-китайских отношений проявлялись все три измерения. Но на современном этапе правила игры изменились, как изменились и позиции двух держав. Особенно это заметно в Центральной Азии, где традиционно доминировала Москва. Сейчас, Пекин здесь составляет равную конкуренцию российским компаниям. Несмотря на декларируемые принципы так называемого «сопряжения» интересов (проектов) в Центральной Азии, Москва и Пекин вовсе не намерены уступать друг другу пальму первенства в регионе. Китаевед Константин Сыроежкин в интервью CAAN рассказывает о взаимоотношениях России и Китая и о том, как они могут влиять на стратегии в Центральной Азии.
Сегодня в мире развиваются две противоположные друг другу тенденции по отношению к Китаю. С одной стороны, растут опасения Китая, учитывая его мощь и потенциал. С другой стороны, увидев в Китае возможности, многие субъекты настраиваются «прокитайски». Касательно России и Центральной Азии, похоже, что китаефобия получила большее развитие. Это вероятно связано с тем, что корни сегодняшней китаефобии уходят в советское время. Можете немного подробнее рассказать про подоплеку, сущность и последствия советско-китайского конфликта? Как изучался и прогнозировался Китай в позднесоветское время? Как изменилось изучение и отношение к Китаю в России за последние годы?
Я не вижу здесь противоречия. Сильных и успешных соседей всегда опасаются, но, тем не менее, зачастую прибегают именно к их помощи. Не могу согласиться и с вашим утверждением о растущей китаефобии в России и странах Центральной Азии. Круг лиц, относящихся к Китаю с опаской и уж тем более – враждебно, достаточно узок. К первой категории относятся, как правило, специалисты-историки; ко второй – те, кто мало знает о современном Китае или чье отношение к Китаю сформировано под влиянием «страшилок». Об изменившемся отношении к Китаю (в том числе и на ментальном уровне) свидетельствует растущее число обучающихся в Китае студентов из России и государств Центральной Азии, не говоря уже о постоянно расширяющихся бизнес-контактах.
Тем не менее, нельзя утверждать и того, что отношения между Россией, государствами Центральной Азии и Китаем совсем лишены проблем. Этих проблем достаточно много, и некоторые из них действительно имеют исторические корни. Взять хотя бы проблему границы и «спорных территорий». Хотя в результате нескольких раундов переговоров, начатых еще в 1964 году и завершенных лишь в 1999 году, в вопросе о границе были расставлены все точки над i, стороны согласились принять за основу действующие на тот момент российско-китайские договора и именно китайской стороной (точнее, Дэн Сяопином) было предложено «закрыть прошлое и открыть будущее», тем не менее, в издаваемой в Китае исторической литературе (в том числе и по истории КНР и КПК) проблема «неравноправных договоров» и «спорных территорий» присутствует.
Что касается советско-китайского конфликта, то здесь было больше идеологических и личностных моментов. Суть его состояла в том, кто – КПСС или КПК – руководствовался правильной марксистско-ленинской идеологий, а кто выступал в качестве «ревизионистов», кто реально мог претендовать на звание руководителя мирового коммунистического движения. Сыграл свою роль и личностный фактор. Стараниями ВКП(б) Мао Цзэдун был превращен в классика марксизма-ленинизма, а его портрет был помещен в одном ряду с портретами Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина. Естественно, после смерти последнего он считал себя единственным оставшимся классиком, а потому его отношения с руководством КПСС оставляли желать лучшего.
Как вы понимаете, сегодня идеологический и личностный фактор ушли в прошлое, но осадок, как говорится, остался.
Если говорить об изучении Китая в позднесоветское время, то это изучение диктовалось двумя обстоятельствами. Во-первых, идеологическим конфликтом, который имел место межу КПК и КПСС. Во-вторых, реальным ухудшением отношений между СССР и КНР после начала «культурной революции» в Китае, в особенности после 1969 года, когда на границе имели место вооруженные столкновения. Тем не менее, нельзя не признать, что происходящие в Китае процессы изучались очень серьезно, и огромный пласт литературы по Китаю того периода и по сегодняшний день составляет базу российского китаеведения.
Что касается сегодняшнего дня, на смену идеологической составляющей, с одной стороны, пришла определенная эйфория по поводу отношений с Китаем, а с другой – дилетантизм. И то, и другое не добавляет понимания в тех процессах, которые имеют место в современном Китае. Хотя, не могу не признать и того факта, что российская школа китаеведения, не смотря на огромный разрыв в поколениях китаеведов, по-прежнему остается одной из сильнейших в мире.
Несмотря на то, что вопросы границ между Россией и Китаем в целом решены, определенные исторические предпосылки для развития потенциальных конфликтов все еще остаются. Так, к примеру, в некоторых националистических китайских СМИ участились публикации по поводу спорных территорий с Россией. Нередко можно прочитать призывы китайских авторов вернуть земли, захваченные Россией по «неравноправным договорам». Насколько эти публикации отражают общий настрой китайских властей, и как возрастающий ханьский национализм может влиять на формирование принципов внешней политики КНР? Как утверждает один из ведущих российских китаеведов Ю.М. Галенович, одной из наиболее острых проблем во взаимоотношениях России и Китая являются именно вопросы границ.
Как я уже говорил, вопрос о российско-китайской границе закрыт. Граница заново делимитирована и впервые за всю историю российско-китайских отношений демаркирована. Это огромное достижение советской (российской) и китайской дипломатии. И не признавать этого – опасное заблуждение. Повторюсь, что базой для делимитации и демаркации послужили действующие на тот момент российско-китайские договора, в том числе и те, которые в китайской историографии рассматриваются как «неравноправные». При этом, российско-китайский Договор о добрососедстве дружбе и сотрудничестве от 16 июля 2001 года фиксирует отсутствие территориальных претензий друг к другу.
Все остальное – на совести тех авторов, которые продолжают дебатировать этот вопрос. На политическом уровне в Китае данный вопрос не поднимается, хотя нападки на СССР и КПСС и содержатся в недавно изданной в КНР «Истории КПК». Не думаю, что как-то повлияет на изменение достигнутого статус-кво и растущий ханьский национализм. Россия относится к категории стран, с которыми у Китая установлены отношения стратегического партнерства, более того, сегодня и на ближайшую перспективу нормальные отношения с ней выгодны Китаю.
Исторически и географически Центральная Азия обречена лавировать между Россией и Китаем. Потенциальный конфликт между ними или чрезмерное сближение позиций и интересов Москвы и Пекина будут оказывать большое влияние на стратегии в Казахстане и других странах ЦА. Каков Ваш прогноз на отношения между Россией и Китаем?
Борьба за Центральную Азию между Россией и Китаем возможна только в политическом и геополитическом аспектах. С точки зрения экономики они не являются конкурентами в регионе. Хотя нельзя не признать и того факта, что постепенно Китай занимает все больше и больше ниш, в которых ранее доминирующее положение занимала Россия. Но это – не проблема Китая, а проблема Россия, которая не столь активна в регионе, как того хотелось бы.
Что касается позиций государств региона, они выбирают того партнера, который сулит большие выгоды. С точки зрения экономики это, безусловно, Китай. С точки зрения политики и безопасности, конечно же, Россия. И в ближайшей, и в среднесрочной перспективе с этим сложившимся статус-кво вряд ли что-то изменится. Собственно говоря, этим же фактором будут определяться и отношения между Россией и Китаем в регионе.
До конца 2013 и середины 2014 гг. российские и китайские интересы в Центральной Азии более или менее регламентировались в рамках ШОС. С появлением китайской инициативы о формировании пояса Шелкового пути, Пекин и Москва стали взаимодействовать в несколько ином формате. Было декларировано, что китайские планы в Центральной Азии в рамках ЭПШП будут стыковаться с уже функционирующим ЕАЭС. С того момента прошло 2 года. Как на Ваш взгляд, какие реальные перспективы сопряжения Евразийского союза с ЭПШП, учитывая нереальность создания единого таможенного пространства Китая и России?
Вопросы безопасности и борьбы с «тремя силами зла» и сейчас регламентируются в формате ШОС. С экономикой в ШОС всегда было плохо, и это – одна из причин появления новой китайской идеи ЭПШП, которая и по прошествии трех лет пока не оформилась в концепцию.
Что касается сопряжения ЭПШП и ЕАЭС, то создание единого таможенного пространства – наиболее отдаленная перспектива, которую никто с повестки дня не снимает. До ее практической реализации все государства, через которые пройдет ЭПШП, должны созреть. А для этого нужно двигаться поэтапно, реализуя те направления, которые уже очевидны на сегодняшний день. Их немало.
Во-первых, оба проекта ставят одной из основных задач создание современной транспортной и логистической инфраструктуры. В этом заинтересованы как государства-члены ЕАЭС, так и Китай, как инициатор ЭПШП.
Во-вторых, не менее значимо и то, что ЕАЭС и ЭПШП решают по сути единую задачу – упрощение таможенных процедур и снятие барьеров, мешающих развитию взаимной торговли.
В-третьих, Китаю нужно как-то реагировать на растущий дефицит энергоресурсов и проблемы с их доставкой с Ближнего Востока и Африки морским путем. В наращивании объемов поставок энергоресурсов в Китай заинтересованы страны Центральной Азии и Россия. Безусловно, на взаимовыгодных условиях. В качестве отдельного направления здесь можно говорить и о практической реализации идеи создания «Энергетического клуба», а в перспективе – формирования единого энергетического пространства в Евразии.
В-четвертых, еще одно направление, которое также может поспособствовать расширению сотрудничества между ЕЭАС и ЭПШП – крупные водные и экологические проекты, необходимость в которых ощущается как в Китае, так в России и Центрально-Азиатском регионе. Кроме того, именно в области экологии открываются перспективы для создания механизмов научно-технического сотрудничества и внедрения научно-технических достижений в производство.
В-пятых, очень актуальное направление, открывающее перспективы взаимодействия между ЕЭАС и ЭПШП, – совместные проекты, связанные с обеспечением продовольственной безопасности. Для реализации этих проектов есть и соответствующие природные условия, и наработанная научная база. Сегодня эта тема сверхактуальна. Более того, именно в области сельскохозяйственного производства и переработки сельхозпродукции государства Центральной Азии могут реализовать задачу развития реального и конкурентоспособного сектора экономики.
В-шестых, нельзя не учитывать и геополитический фактор. На сегодняшний день отношения России с Западом (в особенности с США) оставляют желать лучшего. Отсюда – ее поворот в сторону Азии и прежде всего – к Китаю. Нельзя назвать безоблачными и отношения Китая с США. Если еще три-четыре года назад разговоры американских политиков о повороте в Азию воспринимались как декларация, чем насущная необходимость, то сегодня ситуация изменилась. Теперь этот поворот считается необходимой мерой для сдерживания Китая и срыва его планов в отношении «Морского Шелкового пути XXI века».
Объединив усилия, Китай и Россия смогут способствовать формированию нового международного политического и экономического порядка. Причем, не только на региональном уровне (АТР и Евразия), но и на глобальном, о чем свидетельствует присоединение к АБИИ практически всех союзников США.
«Китайский вопрос» в Казахстане в последнее время сильно активизировался из-за земельных протестов и планов по переносу более 50-ти предприятий на территорию РК. Будет ли она нарастать или ослабевать – от чего это зависит и на что может влиять?
В очереди за казахстанскими землями китайцы замечены не были. И актуализация «китайского вопроса» в контексте предложенных изменений в «Земельный кодекс» говорит лишь о том, как легко можно поднять антикитайскую волну в Казахстане. Причем, в реальности к антикитайским настроениям в Казахстане это не имеет ни малейшего отношения. Чистая недоработка спецслужб и тех государственных структур, которые были обязаны в доступной форме довести до населения те новации, о которых шла речь в поправках. Своевременно и грамотно этого сделано не было, поэтому инициативу перехватили «профессиональные оппозиционеры». Власть сама дала им для этого информационный повод.
Аналогичным образом ситуация в настоящее время складывается и с программой переноса китайских избыточных производственных мощностей на территорию Казахстана и Киргизии. Информации по конкретным проектам явно недостаточно. А ведь по каждому проекту нужен не только грамотно составленный контракт, но и полноценные маркетинговые исследования. Поверьте, здесь проблем будет гораздо больше, нежели в «земельном вопросе». А поскольку мы видели, как просто поднять «антикитайскую волну» в Казахстане, нужно работать на опережение. Для начала – хотя бы опубликовать полный список предприятий, которые предполагается перенести в рамках этой программы.
В Вашей последней книге «Охота на тигров: почему и как в Китае борются с коррупцией» Вы написали про особенности борьбы с коррупцией в Китае. Книга раскрывает детали концентрации власти в руках команды Си Цзиньпина. Складывается ощущение, что Си намерен внести определенные изменения в уже сложившуюся систему передачи власти. В связи с этим, интересуют два вопроса:
Первый, могут ли нынешние руководители КНР во главе с Си Цзиньпином изменить старую систему перехода власти и в целом принцип коллективного управления в КНР?
Второй, как меняется внешнеполитический курс Китая в Центральной Азии. Не могли бы показать на конкретных примерах изменения, если они имеет место быть.
Акцент в моей книге сделан на вопросе «почему». Борьба с коррупцией в Китае, как и в большинстве других стран, это элемент политической борьбы. Просто сегодняшняя кампания более масштабна. И один из ответов на вопрос «почему» заключается в том, что сегодняшнее руководство КНР немонолитно, а возникло в результате кадрового компромисса, достигнутого на XVIII съезде КПК. То, что Си Цзиньпин концентрирует власть в своих руках – свидетельство того, что в его окружении не так много людей, кому бы он мог безусловно доверять. Кроме того, внедряемая им система «малых руководящих групп» – единственный способ продвигать реформы в условиях борьбы фракций внутри КПК и наличия различных «тайных обществ» в регионах.
Однако, это не означает, что «пятое поколение» будет кардинальным образом менять политическую систему в КНР. Думаю, и руководители «пятого поколения», как и их предшественники, будут отпускать власть, словно бумажного змея, оставляя нить в своих руках. Во всяком случае, пока об обратном ничего не свидетельствует.
Что касается вашего второго вопроса – это тема отдельного разговора. Здесь лишь могу сказать, что политика Китая в отношении Центральной Азии серьезно изменилась и доказательств тому немало.
(продолжение следует)
