В 1940-х годах казахский «атаман» Осман батыр вел ожесточенную борьбу, правда, обреченную на поражение, за установление номадической автономии в Алтайском крае северо-западной китайской провинции Синьцзян. Эта борьба происходила в контексте довольно сильного вмешательства в дела региона со стороны крупных игроков: СССР, Англии и США, противоборствующих сил в Китае до установления там коммунистического правления. Несмотря на различные интересы, Осман оставался «вольным» (unaligned), не присоединенным ни к одной стороне игроком. Это, вероятно, повлияло на разные описания его фигуры в китайских, западных, советских и национальных казахских источниках. Осман батыр остался мифической фигурой в коллективной памяти казахов и уже в мифологизированном, антиисторическом повествовании был «экспортирован» из Турции (куда выезжали многие казахи из Синьцзяна) в новый постсоветский Казахстан. Там исторически неприсоединившийся Осман был превращен в воинствующего казахского националиста, противостоявшего империализму России и Китая.
«Второе пришествие Чингисхана», «казахский Робин Гуд», «бандит с большой дороги» или «святой мученик», Осман (Оспан), сын Ислама (1899 — 29 апреля 1951), предводитель национально-освободительного движения казахов в Северном Синьцзяне, стал объектом исследования американского историка Джастина Якобса. В своей статье Якобс делает фокус на разных оценках фигуры Осман батыра разными силами. К примеру, Лаврентий Берия называл его «Робин Гудом», для китайских коммунистов он был «разбойником и бандитом», для китайских националистов в Нанкине – «союзником», но «непредсказуемым», ЦРУ же считало его «активом» в возможной Третьей мировой войне (Якобс 2010:1291). В свою очередь последователи Османа почитали его как «батыра», последнего Алтайского хана «черной кости». Кем же был Осман батыр: нео-номадической националистической реинкарнацией Чингисхана или прото-террористом?
Синьцзян во времена Республиканского Китая (1912-1949) был одной из последних оставшихся китайских колоний, где в начале двадцатого века 95% населения состояло из различных групп, таких как уйгуры, казахи, монголы, хуэй (китайские мусульмане) и киргизы, в то время как ханцы «…сохраняли непрерывную политическую гегемонию» (Якобс 2010:1292). Как пишет автор, только рассматривая республиканский Китай как ослабленную, но не недееспособную колониальную силу, мы сможем оценить, как его геополитические конкуренты нашли способ затеять малозатратную, превентивную игру в неханьский политический плюрализм и культурную автономию в Синьцзяне 1940х. После того как Советский Союз успешно заклеймил китайское управление Синьцзяном как колониально «нелегитимное», китайские элиты решили направить усилия на деколонизацию провинции. Лидеры Коммунистического Китая после 1949 года, наученные комплексом национального унижения, быстро «деколонизировали» Синьцзян через поддерживаемый государством поток ханьских иммигрантов (Якобс 2010:1293). Судьба Османа пришлась на турбулентный переход от империи к национализированному государству и высветила фундаментальную разницу и наследство ленинистко-сталинисткого и китайского подходов к деколонизации в Центральной Евразии.
В своей китайской ипостаси, после 1949 года, Осман батыр является раскаявшимся феодальным бандитом, выполнившим роль ширмы для процесса национализации этнического ханьского электората на границе с неханьским пространством. В своей турецкой и казахской ипостаси Осман батыр – фанатичный националист, который до конца боролся против российских и китайских империалистов, в конечном счете, отдав свою жизнь за казахский народ.
Мы не будем останавливаться на деталях восстания Осман батыра. Якобс и другие исследователи провели достаточно большую работу. Но приведем лишь некоторые моменты. Интересны заметки британского журналиста, побывавшего в Синьцзяне в 1940е и встречавшегося с Османом, которого Осман поразил как человек огромной силы и воли. Осман имел три пулевых ранения и стал свидетелем гибели пяти членов собственной семьи, но продолжал сражаться и играть на различных приграничных интересах двух супердержав.
Политическая карьера Османа началась вскоре после восстания казахов, киргизов и уйгуров под предводительством лидера китайских мусульман Ма Чжунъина, кого Якобс называет «главным архитектором разрушения Синьцзяня» (Якобс 2010:1294). Шен Шицай, амбициозный ханьский военачальник, с советской помощью разгромил армию Ма и стал внедрять некоторые аспекты советской, ленинистко-сталинисткой национальной политики (политики «позитивного действия», описанной Терри Мартином), включая конфискацию скота, оружия, что в 1940 году вызвало недовольство казахов Алтая. Осман застрелил эмиссаров Шен Шицая, присланных для конфискации оружия, и напал на советскую геологическую экспедицию, которая была приглашена на Алтай.
Искусный военачальник, физически сильный лидер, он обладал харизмой, но не ордой. Не имея статуса чингизида, формально Осман не мог себя провозгласить ханом казахов Алтая и поэтому выступил с требованием освободить казахских аристократов, которые были арестованы в 1930-е правительством Шен Шицая (имитация «Большого Террора» в СССР). Но казахская знать, освобожденная из тюрем в 1944 году, не принимает Османа как лидера из- за его «чернокостного происхождения».
Позже, когда в 1942 году началась битва за Сталинград, Шен Шицай совершает поворот от СССР, что вызывает недовольство И. Сталина. Советское правительство начинает поддерживать сопротивление в Синьцзяне, где повстанцы Османа получают от Советов вооружение, даже артиллерию. Одним из условий было сотрудничество с Монголией, где монгольская авиация обеспечивала воздушное прикрытие восставших (Якобс 2010:1296).
Якобс дает подробное описание различных политических и геополитических «кульбитов», которые происходили в Синьцзяне в 1940-х годах. Скажем кратко, что к 1945 году Осман оказался не в «фаворе» Советского Союза и союз с Монголией оказался временным. Деятельность Османа и его стремление к независимости вдруг стали рассматриваться как препятствие на пути к мирным отношениям с китайцами, которые только что признали независимость Внешней Монголии в обмен на образование советских учреждений в Синьцзяне и Маньчжурии. Осман справедливо подозревал, что Советский Союз намеревался заменить его более податливым, обученным в СССР казахом. Он обратился к китайским националистам за поддержкой. Но уровень доверия к Осману со стороны китайских националистов был невысок, несмотря на его официальную риторику, где он выступал в тот момент как защитник национальных интересов «Родины», т.е. Китая. Как пишет Якобс, Османа «меньше всего волновало мнение его оседлых соседей, которые считали его переменчивым и ненадежным [союзником]» (Якобс 2010:1298), но Османа волновала судьба казахов Алтая.
ЦРУ (консульство в Урумчи) в 1946 году заинтересовалось Османом и предложило помощь в виде провианта и материальных средств в обмен на урановые образцы с Алтая. Американцы хотели узнать предполагаемые места добычи урана Советским Союзом. Как пишет Якобс, Осман к 1949 году, к моменту прихода к власти коммунистов, «жил в номадической мечте: несколько сильных соседей соревновались за его благосклонность через предложения в виде оружия и провианта…» (Якобс 2010:1299). Но в феврале 1951 года Осман был пленен китайской кавалерией на границе провинций Гансу-Цинхай и через два месяца был казнен (при этом говорят, что захвачен он был казахом-дезертиром из собственной армии). Якобс также описывает судьбу потомков Османа, которые остались на территории Синьцзяна (Якобс 2010:1301-1302).
Исследователь приводит примеры из китайской историографии, которая в тот период базировалась на идее, что восстание Османа было спровоцировано внешними силами, «западными империалистами». Соответственно, «примитивные» казахи были обмануты агентами Запада. Также Якобс приводит данные из коллективной памяти казахов Турции, куда ушла небольшая группа казахов Алтая, и где образ Османа глубоко национализировался и стал легендарным.
Хасан Оралтай, один из 350 беженцев Османа, нашедших убежище в Турции, высказывал свое разочарование тем, что столетие со дня рождения Осман батыра в 1999 году прошло совершенно незамеченным в независимом Казахстане. Он разразился суровой критикой на «трусость» (qorqaqtigi) некоторых в правительстве, предпочитающих «подобострастные» (zagimpaz) отношения с Китаем и не уважающих национального героя. Хасан считает, что «казахский национализм – не такой, как российский и китайский шовинизм [çobanistik ultçildiq], но он – «защитный национализм» [qorganu ultçildiq]… чтобы сохранить себя, наш язык и нашу религию, казахский народ был вынужден [mazbur] стать националистами».
Реальная история о том, как Осман был взят в плен, вряд ли выйдет на свет в ближайшее время. «Никто не смеет трогать Османа», признался исследователю ученый в Синьцзянской Академии общественных наук. «Это просто слишком опасно… Все остальные просто разбежались в 1949 году, но не Осман. Он был единственным, кто остался и боролся до конца».
Далеким отголоском судьбы Османа лично для меня стала встреча в конце 1990-х в городской мечети г. Шу, Жамбулская область, с аксакалом, казахом-переселенцем с Китая, который коротко отметил в беседе, что он был скаутом (разведчиком) в отряде, который преследовал Османа.
- The Many Deaths of a Kazak Unaligned: Osman Batur, Chinese Decolonization, and the Nationalization of a Nomad, The American Historical Review, Vol. 115, No. 5 (DECEMBER 2010), pp. 1291-1314
- Джастин Якобс – профессор Американского университета (г. Вашингтон), историк современного Китая. Его исследования фокусируются на проблемах северо-западного китайского пограничья, евразийских империй, а также исторической политики археологических экспедиций. Он является автором книги «Xinjiang and the Modern Chinese State/Синьцзян и современное китайское государство (Сиэтл: Университет штата Вашингтон, 2016 г.)
Фото: Erzan Suleymen. From Quräst Z. §akenuli, D. Kapuli, and O. Näbiuli, eds., Ospan batir: Derekti zertteu [Osman Batur: The True Story] (Almaty: Arda, 2007)
