Разделение по Веберу. Европа, кажется, знает больше о Центральной Азии, чем мы думаем (на русском и in English)

В течение трех дней – 30 марта и 1 апреля 2016 г. – действующий председатель ОБСЕ и министр иностранных дел Германии Франк-Вальтер Штайнмайер нанес зондажный визит в три страны Центральной Азии: Кыргызскую Республику, Таджикистан и Узбекистан. Интересно, что две другие страны – Казахстан и Туркменистан были исключены из этого регионального турне. Вполне вероятно, это этот выбор был сделан неслучайно, учитывая немецкую точность. До недавнего времени чиновники ЕС часто сетовали о несоответствии получаемой информации тому, что они видят и что слышат, но теперь, по-видимому, Европа решила запрыгнуть на подножку уходящего поезда и отточить свою игру в центральноазиатских вопросах.

Вообще, если трезво оценить летопись парада независимости стран социалистического лагеря, страны Центральной Азии многим обязаны именно ОБСЕ, организации-наследнице СБСЕ, собравшей под своей эгидой все постсоветские новые независимые государства в январе 1992 г. после банкротства и бесславного распада СССР, что еще до их вступления в ООН скрепило столь необходимый им государственный суверенитет, а также обеспечило им глобальную трибуну для озвучивания своих интересов в качестве полноправных членов международного сообщества. Первоначальные гиперожидания некоторых из стран Центральной Азии и планы по превращению в новые Швейцарию или Катар быстро растворились в воздухе, столкнувшись со сложным развитием ситуации на местах, что привело к тому, что все пять стран были вынуждены проводить столь отличные друг от друга траектории развития собственного хозяйства.

Тем не менее, более пристальный анализ общедоступных документов дает основание предположить, что в соответствующих центрах принятия военно-политических и финансово-экономических решений Европы, которой движут в первую очередь основополагающие ценности материализма, либеральной демократии и мирного межгосударственного сосуществования, выкристаллизовалось новое понимание Центральной Азии, разделяющее регион на две отдельные группы:

– более состоятельные, более светские и менее проблематичные Казахстан и Туркменистан (1);

– и менее состоятельные, менее светские и более проблематичные Кыргызская Республика, Таджикистан и Узбекистан (2).

Дело в том, что в последней группе актуальны болезненные и чувствительные общие проблемы делимитации границ, распределения воды и воинствующего экстремизма, которые лидеры этих стран не смогли решить в течение последней четверти века.

Такая предпосылка, хотя явно не артикулирована, но очевидно, имеет место быть, судя по обнародованной недавно инсайдерской аналитической записке, запрошенной Департаментом политики Комитета Европарламента по иностранным делам, которую следует очень внимательно прочитать между строк. Она критически анализирует Стратегию ЕС по Центральной Азии, принятую в 2007 г. по инициативе Германии, в которой покрываются почти все сферы сотрудничества: от незаконного товарооборота оружием до расширения прав и возможностей молодежи. Коллегия рецензентов данного доклада отметила «растущую дифференциацию в регионе» и ставит под сомнение «насколько Центральная Азия все еще единый целостный регион?» Вместо этого она рекомендует «сосредоточиться на нескольких ключевых областях в двух, трех или более странах, где ЕС может достичь конкретных результатов». Она также приводит расходы, которые составляют примерно 750 миллионов евро, израсходованные в 2007-2013 гг, и около 1 млрд евро, которые ЕС планирует потратить в регионе в 2014-2020 гг.

Действительно, в соответствии с оценками журнала Global Finance Magazine (GFM) в 2015 г., Казахстан занимает гордое место среди 50-ти самых богатых стран в мире с ВВП (ППС) на душу населения свыше 25,000 долл США, что, по оценкам журнала, превышает аналогичный показатель Китая, Ирана, Латвии, Турции и России и быстро приближается к социально-экономическим параметрам Польши. Гибкая политика Астаны принесла лавры от председательствования ОБСЕ в 2010 г. и визита Папы Иоанна Павла II в Казахстане, а также позволила стране относительно хорошо интегрироваться в международные рынки. Сегодня ценники некоторых продуктов в Европе гордо демонстрируют изображение казахского флага и национальной валюты тенге. В декабре 2015 г. ЕС подписал с Казахстаном так называемый документ нового поколения – Соглашение о расширенном партнерстве и сотрудничестве, где подчеркивается трансформация Казахстана с уровня реципиента помощи до уровня нового партнера ЕС.

Провозглашенная Туркменистаном политика государственного нейтралитета, хотя и эксцентричная на западный взгляд, призвана играть двойную роль. Она позволяет Ашгабату эффективно отгородиться от кажущейся враждебной региональной среды и одновременно поддерживать максимально возможные рабочие отношения с иностранными партнерами, которые отвечают собственным приоритетным национальным интересам Ашгабата. Согласно рейтингу GFM, Туркменистан находится на 77-ом месте среди самых богатых стран с ВВП (по ППС) на душу населения в 16,000 долл. США, и докладная записка ЕС предполагает «вероятное прекращение выделения помощи Туркменистану в 2017 г., когда страна достигнет статуса страны с высоким средним доходом». В среднесрочной перспективе Европа планирует снизить свою зависимость от российского газа через активное вовлечение Туркменистана в развитие Транскаспийского газопровода для дальнейшего соединения со своим Южным коридором.

После свирепых революций в Грузии, Украине и Кыргызстане, а также арабской весны, слово «демократия» стало отождествляться с хаосом, опустошением и прочими негативными оттенками. В регионе свободной страной считается только Кыргызская Республика, которая все еще не отошла от перманентной революционной лихорадки, в духе которой национальным праздником был провозглашен 7 апреля 2010 года – день свержения ныне изгнанного экс-президента Курманбека Бакиева и день, когда предположительно пали цепи коррупции, кумовства и тирании. Подавляющее большинство в Центральной Азии по-прежнему твердо убеждены в том, что арабская весна наступила не в результате нереализованных в течение долгих десятилетий социально-экономических и политических реформ, а была затеяна исключительно западными интригами, следы которых ведут в Вашингтон и европейские столицы.

Таджикистан является самой бедной страной в СНГ, зависимой от внешних денежных переводов. После временного ослабления гаек и существования единственной легальной Партии исламского возрождения в Центральной Азии – ПИВТ, власти в Таджикистане начали ожесточенную борьбу со всеми ее сторонниками и сочувствующими, которые на самом деле внесли свою лепту в завершение затяжной гражданской войны. Узбекистан за прошедшую четверть века искусно избегал политических потрясений разношерстной природы, методично раздробив и перебив всех, кто мог составить гражданскую и религиозную оппозицию режиму как внутри страны, так и за ее пределами. Нарастившие мощные мускулы силы безопасности зорко следят за малейшими рисками в стране и регионе.

Разительно отличаясь от своих богатых соседей, Кыргызстан (142), Таджикистан (153) и Узбекистан (127) входят в число 60 беднейших стран среди изученных 185 стран мира. Большая часть их нынешних пограничных и водных споров восходит к странной логике советского национально-территориального размежевания, создавшей мозаичный лабиринт, завязанный вокруг Ферганской долины с проникающими вдоль и поперек внешними и внутренними границами трех государств. Ярким примером служит эксклав Сох Узбекистана, расположенный в Кыргызстане, но где проживает в основном население, говорящее на таджикском языке. Гид для путешественников Caravanistan даже предупреждает ищущих приключения велосипедистов и байкеров о необходимости соблюдать осторожность на большинстве пограничных переходов, которых нет ни на Google Maps, и «не все в полной мере знают, где проходит граница». Множество человеческих жертв уже случилось из-за пограничных инцидентов. Наибольшее количество центрально-азиатских мигрантов в России, как и тех, кто присоединился к ИГИЛ, согласно Soufan Group, происходят из этих весьма уязвимых в социально-экономическом и религиозном отношении стран. С начала 2000 г. ЕС финансирует два успешных проекта: по управлению границами в Центральной Азии (БОМКА) и Программа борьбы с наркотиками в Центральной Азии (КАДАП) – которые подготовили несколько сотен офицеров по современным превентивным методам по отношению к транснациональным угрозам, исходящим изнутри, так и за пределами региона.

До своей поездки в Центральную Азию министр иностранных дел Германии Штайнмайер подчеркнул стратегическое значение региона, где сталкиваются интересы крупных региональных держав – России, Китая и Ирана. Возможно, он имел в виду, что налицо уверенное наращивание позиций Москвы в Кыргызстане, Пекина – в Узбекистане и Тегерана – в Таджикистане. Этот визит пришелся на время, когда обострилась ситуация вокруг кыргызско-узбекской границы на фоне растущего недоверия между всеми тремя странами. На самом деле Узбекистан имеет договоры о вечной дружбе как с Кыргызской Республикой, так и с Таджикистаном, подписанные в 1996 и 2000 гг., соответственно. Очевидно, эти договоры превратились в пух и прах, т.к. их положения предполагали обязательства стран не вступать в военные союзы и не предоставлять свои территории, системы связи и инфраструктуру в использование третьих стран. И Бишкек, и Душанбе предоставили свои территории российским военным базам и входят в контролируемый Москвой военный блок ОДКБ.

ЕС рассматривает Узбекистан как enfant terrible, как страну, где миссия ЕС обречена на невыполнимость. На этот счет аналитический документ ЕС констатирует весьма выразительно: «с режимом чрезвычайно трудно работать“. Теоретически Узбекистан может легко припугнуть своих бедных соседей, которых он воспринимает как пешек, вращающихся вокруг орбиты Москвы. Согласно другому докладу ЕС, в 2011 г. Узбекистан взорвал отрезок своей собственной железной дороги, ведущей в Таджикистан, оборвав туда все поставки газа и товаров из-за конкуренции за лакомые ресурсы в рамках Северной распределительной сети и чтобы подчеркнуть свою важность для Запада в противовес России. По сути, обострения пограничных вопросов, как правило, приводят к государственному перевороту и революции в Кыргызстане. В марте 2005 г. одним из основных спусковых крючков, который привел к смещению Аскара Акаева с президентского кресла, стало подписание необнародованного Договора о границе с Китаем, и этот факт кыргызская оппозиция раскручивала и эксплуатировала больше всего.

Германия, как основной генератор идей и локомотив Европы, отнюдь не наивный игрок в делах Центральной Азии. Штаб-квартира Transparency International, выпускающей авторитетные годовые отчеты об Индексе восприятия коррупции, находится в Берлине. Страны Центральной Азии – где взяточничество среди белых воротничков более распространено, чем организованная преступность – в соответствии с последними отчетами 2015 г., оцениваются следующим образом: Казахстан и Кыргызская Республика (123), Таджикистан (136), Узбекистан (153) и Туркменистан (154) занимает самое последнее место среди 168 исследованных стран. Узбекско-германский форум по правам человека критикует принудительный труд в узбекском хлопковом секторе. Доклад Amnesty International 2015 года о применении пыток в Узбекистане был обнародован именно в Берлине в апреле 2015 г. Отношения Узбекистана как с ЕС, так и с ОБСЕ осложнились после их призыва к независимому расследованию кровопролития в Андижане. С тех пор Центр ОБСЕ в Ташкенте был закрыт и сведен к статусу Координатора проектов ОБСЕ в Узбекистане, что означает, что каждый проект заранее должен быть согласован с соответствующими органами. Вместе с тем, именно Германия инициировала прекращение санкций ЕС, что выровняло подпорченные отношения.

Как отмечает вышеупомянутый документ ЕС, «отношения с важными странами часто освещаются на национальном уровне с некоторой помпой, подчеркивая важность того или иного государства Центральной Азии ЕС». Поэтому, хотя г-н Штайнмайер намеренно вышел из самолета с портфелем с логотипом ОБСЕ, СМИ Узбекистана, в отличие от медиа Кыргызстана и Таджикистана, освещали визит как двусторонний визит министра иностранных дел Германии, во всех пресс-релизах поставив его титул действующего председателя ОБСЕ только после титула министра. И кыргызские, и таджикские президенты, в отличие от своего коллеги в Ташкенте, разместили фотографии, где они позируют вместе с министром иностранных дел Германии, доказывая правоту аргумента, высказанного в докладе ЕС, о том, что «ЕС мало что может сделать, чтобы сплотить сопротивляющиеся страны вокруг вопросов, которые они либо воспринимают по-разному, либо в которых они не заинтересованы вообще».

Без сомнения, своеобразное разделение стран Центральной Азии по уровням финансовой обеспеченности и светскости, словно по теоретическим соображениям Макса Вебера, может облегчить работу Европейского Союза, его централизованных агентств и многих других организаций на международной арене и позволит им более утонченно подходить и иметь дело по-прежнему со смутным для внешнего мира регионом. Тем не менее, для чуткого понимания насущных подводных камней, движущих настоящими и будущими процессами, возможно, необходимы глубокие научно-исследовательские работы. Как ЕС, так и ОБСЕ отмечают, что страны региона, за исключением Кыргызстана, несмотря на разные уровни достатка, медленно, но неуклонно откатываются к авторитаризму и все меньше склонны проводить свободные и справедливые выборы.

Тем не менее, Узбекистан может похвастаться статусом самой счастливой страны среди стран СНГ, в соответствии с рейтингом Всемирного доклада о счастье, а доклад Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ) опроверг все ожидания, поставив Казахстан и Туркменистан в список стран с самым высоким уровнем самоубийств среди подростков.

Представляется, что своевременное определение и более пристальное изучение изменяющихся новых концептуальных подходов зарубежных стран и международных организаций по отношению к государствам Центральной Азии может заставить страны этого региона посмотреть на собственные возможности со стороны, сделать соответствующие выводы и набраться необходимой воли измениться к лучшему.

A WEBERIAN DIVISION. EUROPE SEEMS TO KNOW MORE ABOUT CENTRAL ASIA THAN WE THINK

On March 30 and April 1, 2016, OSCE Chairperson-in-Office and Germany’s Foreign Minister Frank-Walter Steinmeier made a probing visit to three Central Asian states – the Kyrgyz Republic, Tajikistan, and Uzbekistan. Interestingly, other two countries – Kazakhstan and Turkmenistan were left out from this regional tour. Given the German precision, this choice should not have been a coincidence. Until recently, EU officials tended to lament about a discrepancy of information on what they see and what they hear, but now apparently Europe is determined to jump on this much-delayed bandwagon and hence play a much smarter role in the Central Asian affairs.

As a matter of fact, Central Asian countries owe a lot specifically to OSCE, successor of CSCE that embraced all of the post-Soviet newly independent states into its ranks in January 1992, following a bankrupt and disgraceful dissolution of the USSR. This, even prior to their UN membership, had cemented their much-needed state sovereignty as well as secured them a global podium to voice interests as full-fledged members of international community. Initial hyper expectations of some of the Central Asian countries of turning their countries into a new Switzerland or Qatar had quickly vanished into thin air, after having encountered challenging realities on the ground pushing all five countries to pursue variegated development trajectories.

Closer analysis of publicly available documents gives ground to suggest that in politico-military and financial-economic decision-making quarters of Europe, that are driven by foremost values of materialism, liberal democracy and peaceful inter-state co-existence, a new understanding of Central Asia may have been already achieved, classifying the region into two distinct groups:

• More affluent, more secular and less problematic nations of Kazakhstan and Turkmenistan (1);
• And less affluent, less secular and more problematic nations of Kyrgyz Republic, Tajikistan, and Uzbekistan (2).

The fact is that the latter group remains prone to painfully sensitive common problems of border delimitation, water distribution and violent extremism that the leaders have been unable to tackle despite the past quarter of a century.

This premise although not written explicitly but could be attested in part by recent insider analytical piece requested by the Policy Department of European Parliament’s Committee on Foreign Affairs that needs to be very carefully read between the lines. It critically reviews EU Central Asia Strategy adopted in 2007 by Germany’s initiative in which almost no sphere of collaboration was left uncovered: from illicit arms trafficking to youth empowerment. A panel of reviewers noted “growing differentiation in the region” and questioned “to what extent is Central Asia still a unified region?” It instead recommended to “focus on a few key areas with two, three or more countries where EU can achieve concrete results”. It also cited spending roughly €750 million in 2007-2013 and EU’s plans to spend about €1 billion in the region in 2014-2020.

Indeed, according to Global Finance Magazine (GFM)  2015, ambitious Kazakhstan has been ranked as 50^th among the wealthiest countries in the world with its GDP (PPP) per capita proudly standing at over $US25000, a number that reportedly exceeded that of China, Iran, Latvia, Turkey, Russia’s and it is fast approaching the socio-economic indices of Poland. Flexible Astana even managed to carry the laurels of OSCE Chairmanship in 2010 and host the Pope John Paul II’s visit to Kazakhstan. It also comparatively well integrated into international markets. Nowadays price-tags of some products in Europe proudly bear the marks of Kazakh flag and national currency tenge. In December 2015, EU signed a new generation Enhanced Partnership and Cooperation Agreement with Kazakhstan that emphasize transformation of mutual relations from assistance to a new partnership.

Though eccentric to the Western eye, Turkmenistan’s proclaimed a policy of state neutrality designed to play a dual role. It enables Ashgabat to efficiently ward off from the seemingly hostile neighborhood and simultaneously keep maximum possible working relationships with foreign partners that suit Ashgabat’s own foremost national interests. According to the GFM ranking, Turkmenistan is at 77^th place among the most affluent countries with nearly US$16000 GDP (PPP) per capita and EU “aid to Turkmenistan will likely be phased out in 2017 when the country is set to reach upper-middle-income status”. In the medium-run Europe plans to decrease its dependence on Russian gas by actively engaging Turkmenistan to develop Trans-Caspian Pipeline to connect its gas to the Southern corridor.

In light of sweeping revolutions in Georgia, Ukraine and the Arab Spring, the word ‘democracy’ became identified with chaos, devastation and attained a negative connotation. Only the Kyrgyz Republic, still insatiable for a perpetual revolutionary fervor and a spirit that proclaimed April 7, 2010 – the day of the toppling of now exiled ex-president Kurmanbek Bakiev presumably shattering the chains of corruption, nepotism, and tyranny – as a national holiday, is considered as the freest in the region. The overwhelming majority of Central Asian still strongly believe that the Arab Spring was not the result of unrealized for long decades socio-economic and political reforms, but exclusively the Western design, with intrigues tracing back to Washington and European capitals.

Tajikistan is the poorest foreign remittances-dependent CIS country. After loosening for some time the cords of the only legal Islamic Renaissance Party of Tajikistan (IRPT) in Central Asia, it began waging a fierce battle with all its supporters and sympathizers that in fact contributed to putting an end to its protracted civil war. Uzbekistan astutely has been faring variegated political tsunamis, sternly crushing and smashing all encountered civic and religious opponents of the regime both inside and outside the country for the past quarter of a century attentively keeps on watching a volatile locality with its hefty security muscles.

In a sharp contrast to more affluent neighbors Kyrgyzstan (142), Tajikistan (153) and Uzbekistan (127) are among 60 poorest countries among the surveyed 185 nations of the world. The bulk of their current border and water disputes trace back to a strange logic of Soviet ethnonational delimitation – a mosaic labyrinth knotted around Ferghana Valley with inter- and intra-penetrated frontiers. A vivid illustration might be a Sokh exclave of Uzbekistan located in Kyrgyzstan with a majority of Tajik speaking population. One travel guide Caravanistan even warns the adventure seeking cyclists and drivers to be cautious of a lot of border crossings that are neither on Google Maps nor “everyone is fully aware of where the border is drawn.” Scores of human casualties did occur due to border incidents. The highest number of Central Asian guest workers in Russia and those joining IS according to Soufan Group is from these very socio-economically and religiously more vulnerable countries. Since early 2000’s EU finances two successful projects Border Management in Central Asia (BOMCA) and Central Asia Drug Action Program (CADAP) that trained several hundreds of officers on modern techniques of transnational threat prevention emanating from inside and outside the region.

Prior to his trip to Central Asia, German Foreign Minister Steinmeier underlined the region’s strategic importance where the interests of the large regional powers – Russia, China and Iran clash. He might have meant prevailing roles and positions of Moscow in Kyrgyzstan, Beijing in Uzbekistan and Tehran in Tajikistan. This visit came at the height of Kyrgyz-Uzbek border imbroglio and an overall growing lack of confidence between all three nations. In fact, Uzbekistan has Treaties on Eternal Friendship with both Kyrgyz Republic and Tajikistan signed in 1996 and 2000 respectively.  Apparently, these treaties might have already become moribund as the provisions of the documents presumed commitments not to join military alliances and use of its territory, systems of communication and infrastructure by third countries. Both Bishkek and Dushanbe host Russian military bases and are united within Moscow-centered military bloc CSTO.

EU views Uzbekistan as the most enfant terrible and mission impossible country, EU policy document is quite explicit in its expression: “the regime is extremely difficult to work with”. In theory, Uzbekistan can easily bully its poor neighbors, perceiving them as pawns revolving around Moscow’s orbit. According to other EU document, in 2011 Uzbekistan reportedly blew its own railways outbound to Tajikistan to halt gas and trade supply, in a competition for lucrative funds of the Northern Distribution Network and in efforts to accentuate its importance to the West as a counterweight to Russia. As a matter of fact, heating up of border issues usually leads to coup d’état and revolutions in Kyrgyzstan. In March 2005, one of the major triggers that led to ousting of the Kyrgyz ex-leader Askar Akaev from his presidential armchair, was a publicly undisclosed border agreement with China that Kyrgyz opposition spun and exploited most.

Germany believed to be as the main idea generator and locomotive of Europe is far from naïveté about Central Asian affairs. The headquarters of the Transparency International with its influential annual Corruption Perception Index reports is located in Berlin. In Central Asia – where a white-collar bribery is more rampant than an organized crime – according to the latest Transparency 2015 Report they are ranked as follow: Kazakhstan and Kyrgyz Republic (123), Tajikistan (136), Uzbekistan (153) and Turkmenistan (154) which the lowest out of 168 countries researched. The Uzbek-German Forum for Human Rights criticizes forced labor in Uzbek cotton sector. Amnesty International 2015 report on use of torture in Uzbekistan was launched in very Berlin in April 2015. Uzbekistan relations with both EU and OSCE have been strained following their call of independent inquiry of the Andijan carnage. Since then OSCE Centre in Tashkent has been closed and reduced in status to an OSCE Project Co-ordinator in Uzbekistan which means that each and every project needs to be vetted by relevant authorities well in advance. It was also Germany that initiated reverse of EU sanctions rescuing the shattered ties.

As the above EU document stressed, “relations with important countries are often reported nationally with some pomp and circumstance stressing the importance of a particular Central Asian state for the EU.” Hence, although Mr. Steinmeier deliberately came out from his airplane hanging a bag with the OSCE logo, the Uzbek media unlike Kyrgyz and Tajik media covered the visit as a bilateral visit of a German Foreign Minister, putting OSCE Chairman-in-Office next in all press releases. And Kyrgyz and Tajik presidents unlike their counterpart in Tashkent posted their photos alongside with German Foreign Minister, not separately, proving the EU report’s case that “EU can do little to rally unwilling countries around subjects they either view differently or are not interested in.”

Without a doubt a peculiar “Weberian division”(according to Max Weber’s conceptual framework) of Central Asian countries in monetary and secularity terms might ease the work of European Union, its centralized agencies and many more organizations on international scene on how to approach and deal with the region which is still obscure to outer world. However, to comprehend and be familiar with the vital undercurrents driving current and would-be developments, perhaps, more in-depth research is needed. Despite different prosperity levels, both EU and OSCE note slow but steady derailment of Central Asian states, except Kyrgyzstan, to authoritarianism as they refrain from holding free and fair elections. Yet, Uzbekistan boasts itself as the happiest country among CIS countries according to World Happiness Report and World Health Organization (WHO) Report astonishingly mesmerized the public that Kazakhstan and Turkmenistan are in the list of countries with the highest suicide rates among adolescents.

It appears that a timely identification and a closer study of evolving new conceptual approaches of foreign countries and international organizations towards the Central Asian states can force the countries of the region themselves to look at their own capabilities from aside, draw respective conclusions and develop a necessary will to change for the better.