Радикализация и насильственный экстремизм часто представлены, как некоторые из самых опасных и актуальных проблем безопасности в Кыргызстане и других странах Центральной Азии, требующие решения в настоящее время.[1] В то же время, в регионе наблюдается очень мало случаев реального насилия и мало доказательств радикальных идеологий, распространяющихся среди широких слоев общества.
Этот документ, который основан на предварительных выводах исследования, проведенного в рамках проекта Saferworld «Потенциал для мира», пытается исследовать рассуждения о радикализации и насильственном экстремизме путем проведения анализа интервью с экспертами по этим вопросам и представителями государственных, академических организаций, а также гражданского общества, работающими над противодействием радикализации/экстремизму, а также через проведение фокус-групп и полу-структурированных интервью с обычными гражданами об их восприятии радикализации/экстремизма и ответов, существующих в Кыргызстане и в регионе в целом.
Результаты исследования показывают, что существует недостаточное понимание значения и важности угрозы, которую представляют для общества радикализация/насильственный экстремизм среди представителей государственных структур, субъектов гражданского общества и общественности, а также существует широко распространенное отождествление «радикалов / экстремистов» с различными формами религиозности, что и формирует ответы, которые реализуются и предлагаются. Создается впечатление, что текущие ответы сфокусированы на идее проведения узко-направленных (но недостаточно определенных) «превентивных действий», с целью контроля распространения так называемых радикальных/экстремистских религиозных идеологий и предупреждения общественности об опасности нетрадиционных или политических религиозных групп. В документе предлагается необходимость общего понимание термина «экстремизм», связанных с ним угроз, а также понимание его причин и разработка мер, в соответствии с причинами экстремизма, для улучшения эффективности мер по противодействию экстремизму.
Понимание терминов «радикализация» и «насильственный экстремизм» и значимость угрозы
Термины радикализация и насильственный экстремизм [2] (так же как и фанатизм, фундаментализм, джихадизм и терроризм) в СМИ, политике, гражданском обществе, среди духовных лидеров и общественности в Кыргызстане часто называют важными темами в существующих вопросах. Они используются как взаимозаменяемые понятия без предоставления особых объяснений о том, что они означают, но почти во всех упоминаниях, явно или неявно эти термины отождествляют с какой-либо формой религиозности или ислама, что по-видимому недопустимо в кыргызском обществе.
Например, представитель сообщества в селе Таш-Булак, Джалал-Абадской области, объяснил: «обычно, когда люди говорят «экстремизм», мы понимаем, религию, главным образом ислам» и продолжил говорить о силе и влиянии даватчи (исламских миссионеров) на неосведомленные сельские семьи.[3] Другие представители сообществ говорили о появлении и влиянии «бородатых мужчин с оружием на ТВ»[4] на молодых людей, ищущих влиятельные образцы для подражания. Другой представитель сообщества дал определение экстремизму как «понятию вне традиционного ислама».[5] Религиозный лидер из г. Узгена, Ошской области объяснил, что «экстремизм – это сопротивление государственному праву и создание отдельного правительства в соответствии с правилами и идеологией шариата».[6]
Представители СМИ, как правило, ссылаются на заявления других, таких, как полиция, религиозные лидеры и государственные чиновники при освещении насильственного экстремизма или радикализма.[7]
Единственным исключением в уравнивании радикализации и экстремизма с исламом произошло при разговоре с представителями национальных служб безопасности государственного уровня, некоторые из которых сослались на широкое юридическое определение экстремизма.[8] Например,
«В соответствии с уголовным кодексом Кыргызской Республики, существуют следующие виды экстремизма: межэтнический, религиозный, расовый и политический. В большинстве случаев люди называют радикальный ислам экстремизмом. Я предлагаю не связывать религию ислам с экстремизмом. Экстремистские группы хотят получить поддержку под маской религии, но основная цель может другой».
Тем не менее, сделав ссылку на закон, даже представители национальных государственных служб безопасности продолжали говорить об «экстремистах» и проблемах, связанных с религией; и на местном уровне, в том числе среди сотрудников милиции и других представителей государственных структур, редко признавалось, что «экстремисты» не могут быть представителями незаконных религиозных групп. Например, после первой ссылки на вышеуказанное официальное определение, представитель национальной спецслужбы объяснил в интервью, что «экстремизм в нашей стране появляется благодаря деятельности запрещенных религиозных экстремистских групп и подпольных групп, таких как Джаиш аль-Махди».[9] В ходе исследовательских интервью не было сделано ссылки на проявления любого другого типа радикализации и экстремизма, например, этно-националистического, политического или, например, по отношению к сексуальным и гендерным меньшинствам – все из которых являются активными и серьезные вопросами, и которые, в отличие от религиозного экстремизма, были источником серьезного насилия и отсутствия безопасности в последние годы.[10]
На уровне сообществ, особенно среди религиозных сообществ, несколько интервьюируемых были недовольны тем, что ислам автоматически ассоциируют с экстремистскими группами, и обвиняли либо определенные киргизские власти, либо Запад в распространения этой точки зрения. «Почему, когда говорят, экстремисты, не показывают на христиан. Это просто пропаганда западных стран».[11] Другие подняли вопрос о политическом насилии, более значимом, чем любая потенциальная опасность со стороны религиозных экстремистов: «Почему вы думаете, что религиозные экстремисты опасны? Оппозиционеры, которые организовывают демонстрации или революции, гораздо более опасны, потому что они дестабилизируют ситуацию».[12] Представитель Государственного управления мусульман Кыргызстана зашел так далеко, что сказал, что «экстремизм является искусственным инструментом геополитики, который используется для того, чтобы оказывать давление на ислам». В целом, ответы некоторых членов сообществ и религиозных лидеров создали впечатление, что религия/ислам находится под угрозой, и что существует необходимость защищать и охранять его. С другой стороны, более светские слои общества, которые приравнивают радикализацию/экстремизм к тем формам ислама, которые отличаются или более открыто выражаются, чем те, к которым они принадлежат (например, ношение платка или бороды), считают, что их светский образ жизни очерняют и критикуют.
«Недавно мы проводили встречу. Инспекторы по делам несовершеннолетних пригласили двух аксакалов. Они начали агитировать школьников молиться, посещать пятничные молитвы, а школьниц носить платок и длинные юбки. Мы были в шоке. Инспекторы по делам несовершеннолетних тоже были удивлены. Они не ожидали такой неправильной агитации со стороны старейшин. Вероятно, они не разговаривали со старейшинами перед встречей».[13]
Это восприятие указывает на широкое признание в обществе Кыргызстана проблемы увеличения разделения между религиозным и светским обществом и неспособностью властей найти соответствующие политики и практики для преодоления разрыва.[14] Этот вопрос осложняется тем восприятием, что этнические меньшинства (особенно этнические узбеки) «более религиозны» (также зачастую открыто в своей одежде и внешнем виде), и государственные учреждения, такие как школы или местные органы власти, органы безопасности зачастую представлены сторонниками светского уклада, что таким образом приводит к обвинениям в дискриминации.[15]
Возможно, из-за отсутствия ясности о том, что эти термины на самом деле означают, отсутствия внимания к принципам радикализации/ насильственного экстремизма и наличия внимания к одному потенциальному проявлению, существуют также сильные противоречия во взглядах о значении угрозы радикализации и насильственного экстремизма в Кыргызстане. Например, в то время как некоторые государственные службы безопасности и религиозные власти утверждают, что угроза серьезная, в первую очередь из-за «распространения экстремистской идеологии через Интернет из разных стран, таких как Афганистан и страны Ближнего Востока»,[16]представители других служб безопасности утверждают, что ситуация в стране находится «под контролем» вследствие эффективных мер, которые власти предпринимают.[17] С другой стороны, значительная часть общественности, по-видимому, считает, что Кыргызстан находится на грани захвата радикальными экстремистами, на их взгляды, возможно, повлияла чрезмерное и иногда сенсационное освещение в СМИ этого вопроса.[18] Другие слои общества твердо убеждены в том, что угроза для страны, исходящая от различных форм ислама, преувеличена. В любом случае, конечный результат заключается в том, что значительная часть общества разочарована ответами властей на вопросы о радикализации и экстремизме: некоторая часть общества видит, что власти не занимаются достаточно теми формами религиозной практики, которые они считают чрезмерными или «чужими», а другая часть общества считает реакцию властей жестокой и непропорциональной, что означает, что в итоге результат многих усилий властей по решению проблем радикализации и насильственного экстремизма на самом деле может развить культуру страха и восприятие дискриминации среди населения, а также повышенное отчуждение между государственными учреждениями и частью населения.
Отсутствие согласованного понимания того, что означает радикализация и экстремизм, и их явное или неявное отождествление с религиозностью и исламом, не только вызывает конфликт между различными слоями общества, а также между государством и обществом, но он также формируют разработку и реализацию ответных мер – и, естественно, оказывает влияние на их эффективность. Эти вопросы рассматриваются в следующих разделах.
Узкий фокус усилий по предотвращению радикализации и насильственного экстремизма на деятельности по установлению большего контроля над религиозной идеологией и материалами
Одним из последствий явного или неявного отождествления радикализации и насильственного экстремизма с конкретными формами ислама является то, что нынешние усилия со стороны органов государственной власти (таких, как службы безопасности и религиозные власти) по предотвращению радикализации и насильственного экстремизма в Кыргызстане сосредоточены на идее проведения узко ориентированных «превентивных действий», с целью контроля распространения так называемых радикальных / экстремистских идеологий и предупреждения общественности об опасности нетрадиционных или политических религиозных групп. К примерам действий, реализованных различными государственными органами, относятся:
- 10-й отдел МВД[19] проводит «превентивные встречи» вместе с органами местного самоуправления в тех сообществах, которые как полагают, подвержены риску радикализации и насильственного экстремизма. Встречи проводятся с участием 25-30, иногда около 50 представителей местных центров по предупреждению преступности, сельских лидеров, местных религиозных лидеров, представителей органов местного самоуправления, учителей и других членов сообщества. Фасилитаторы встреч показывают фильм о последствиях вступления в вооруженные экстремистские группы в Сирии и предоставляют статистические данные и справочную информацию о киргизских боевиках в Сирии, в том числе интервью с сожалеющими вернувшимися бойцами. После этого представители 10 отдела отвечают на вопросы участников.[20]
- Еще один пример, предоставленный опрошенными в этом исследовании: власти в Кашгар-Кыштаке и Узгене запрещают молодым людям/ детям школьного возраста посещать пятничные молитвы в местной мечети, а женщинам обучать исламу в своих домах, на том основании, что подобная практика противоречит законам, запрещающим вовлечение детей в религиозные организации и требованию, чтобы все религиозные занятия проводились сертифицированными преподавателями.[21] По словам представителей сообществ в Узгене, мэрия и правоохранительные органы организовали общественное заседание, чтобы предупредить о «вреде Интернета и компьютерных игр», связывая их с риском радикализации и экстремизма. Со стороны государственной власти по религиозным вопросам, Муфтият и его местные представители в Казиятах посещают мечети с целью контроля за проповедями имамов на пятничных молитвах и предоставляют информацию и материалы имамам для включения их в свои проповеди (и контролируют, что они действительно включены отдельными имамами).[22]
По мнению опрошенных, такие виды деятельности имеют некоторые сложности реализации, что означает, что они не столь эффективны, как могли бы быть, даже для борьбы с проявлениями религиозного экстремизма. Во-первых, государственные органы не хотят работать с организациями гражданского общества (так как они не видят пользу в участии гражданского общества, потому что они не являются «экспертами» в этих конкретных вопросах безопасности). «Институты гражданского общества, в частности, НПО только мешают нам работать. Иногда они политизируют вопрос … что совершенно неправильно»[23] Во-вторых, респонденты сообщили о нежелании работать вместе и недоверии между государственными органами безопасности и государственными религиозными органами. В-третьих, очевидно, отсутствует понимание или происходит столкновение точек зрения между двумя государственными религиозными учреждениями – Государственным управлением мусульман Кыргызстана (ГУМК) и Государственной комиссией по делам религий (ГКДР) – в отношении ролей, которые каждый из них должен играть в борьбе против религиозного экстремизма и, какие в реальности есть проблемы с религиозным экстремизмом и как они должны решаться.
Помимо этих проблем, на те действия, которые в настоящее время реализуются в рамках усилий государства по борьбе с радикализмом и насильственным экстремизмом, оказывает негативное влияние более фундаментальная проблема, заключающаяся в том, что узко направленные превентивные стратегии слишком нацелены на прекращение работы нежелательных религиозных групп в Кыргызстане. Это означает, что усилия по решению этих негативных тенденций в обществе не столь эффективны, как могли бы быть. Очень узко направленные превентивные мероприятия проводятся с целью достижения большего контроля и повышения осведомленности местных лидеров об опасности конкретных религиозных/экстремистских групп и, следовательно, упускают множество глубинных причин радикализации и экстремизма в обществе. Такие усилия в действительности устраняют симптомы и инструменты, используемые одной конкретной формой проявления радикальных и экстремистских групп, а не анализируют причины, по которым такие группы вовлекают часть населения Кыргызстана, и не пытаются найти пути решения лежащих в основе причин.
Выводы и рекомендации
Различные организации, такие как Search for Common Ground, организовывают диалоги о радикализации и насильственном экстремизме в Кыргызстане. Тем не менее, анализ текущего дискурса, определение и понимание проблем, лежащих в основе этих тенденций, показывает, что пройдет много времени, прежде чем кыргызские власти и их международные сторонники с уверенностью заявят, что проблема решается эффективно.
Во-первых, кажется, необходимо провести четкое различие между «религиозностью» и радикальными и насильственными экстремистскими идеологиями, опасными и поэтому запрещенными законом, и повысить осведомленность среди широкой общественности об этом различии.
Во-вторых, понятно, что узко-ориентированные превентивные мероприятия, направленные на установление большего контроля над широко-определенной группой людей, отчуждают часть общества, которая, возможно, уже чувствует себя ущемленной. Вместо этого, власти могут применять такую модель совместной охраны общественного порядка, в которой существует достаточное доверие и сотрудничество со стороны населения, и если появится угроза фактической преступной деятельности или потенциального насилия, общественность может обратиться к властям за помощью в предотвращении этой угрозы.
В-третьих, существует необходимость комплексного исследования и анализа того, почему небольшая часть населения (большинство из которых, очевидно, молодые люди) увлекаются экстремистскими идеологиями любого рода (этно-националистическими, религиозными, политическими), которые отвергают (политический, социальный, религиозный) статус-кво, а также иногда понятия разнообразия, свободы выбора и самовыражения, и потенциально требуют использования насилия для достижения своих целей. Такой анализ может привести к более глубокому пониманию широкого круга потенциальных причин и движущих сил радикализации и насильственного экстремизма, которые могут быть решены только путем развития комплексной стратегии и мульти-секторального подхода.
Эта статья основана на предварительных выводах концептуальной записки проекта Сейферуорлд «Потенциал мира»
[1] Хизершоу и Монтгомери (29.12.2014), “Мусульманская радикализация Центральной Азии – опасный миф”, https://www.opendemocracy.net/od-russia/john-heathershaw-david-w-montgomery/%E2%80%98muslim-radicalisation-of-central-asia%E2%80%99-is-dangerous-1 21 августа 2015
[2] В данном отчете, Сейферуорлд использует рабочее определение радикализации как «процесса, посредством которого человек или группа принимают чрезвычайно крайние политические, социальные или религиозные идеалы и стремления, которые отвергают или подрывают статус-кво или отклоняют и / или подрывают современные идеи и выражения свободы выбора» и насильственного экстремизма как «убеждения или действия, которые поддерживают применение насилия для достижения идеологических, религиозных или политических целей
[3] Женщина, участница ФГ, Таш-Булак, Джалал-Абад. обл., 7 октября, 2014
[4] Мужчина, Таш-Булак, Джалал-Абад. обл., 7 октября, 2014
[5] Мужчина участник ФГ, Ырыс, Джалал-Абад. обл., 30 сентября 2014
[6] ИКИ с религиозным лидером, Узген, Ошская обл., 9 декабря 2014
[7] Например, 8-9 июля 2015 года, были задержана группа людей в аэропорту города Ош с подозрением на якобы участие в боевых действиях в Сирии. Люди, которые были задержаны, были названы по-разному в различных веб-источниках. В “Сводке” их называют «религиозной экстремистской и террористической организацией”, по словам представителя СНБ http://svodka.akipress.org/news:142501~~HEAD=pobj. Аналогично другой веб-сайт называет тех же людей в той же ситуации “членами преступных групп” http://uaport.net/news/kg/t/1507/14/8691047 в то время как другой веб-сайт называют их “членами сообщества, занимающихся вербовкой” со ссылкой на милицию: http://www.turmush.kg/ru/news:142350
[8]Закон «О противодействии экстремистской деятельности» 2005 года определяет экстремизм как “деятельность общественных объединений, религиозных организаций или других предприятий, организаций и учреждений, а также средств массовой информации, независимо от форм собственности, или физических лиц, по планированию, организации, подготовке и проведению мероприятий, направленных на: насильственное изменение основ конституционного строя и нарушение целостности Кыргызской Республики, подрыв безопасности Кыргызской Республики, изъятие или присвоение властных полномочий, создание незаконных вооруженных формирований, осуществление террористической деятельности, подстрекательства к расовой, национальной или религиозной ненависти, а также социальной розни, связанной с насилием или призывы к насилию, унижение национального достоинства, массовые беспорядки, акты хулиганства и вандализма на основе идеологической, политической, расовой, национальной или религиозной ненависти или вражды, и в равной мере, по причинам ненависти или вражды в отношении в любой социальной группы
[9] ИКИ с представителем Службы национальной безопасности, Бишкек, январь 2015 года
[10]Обе революции 2005 и 2010 гг. – учитывая применение силы с целью свержения правительства и захват властных полномочий – могут быть классифицированы как политический экстремизм в соответствии с определением в законе Кыргызстана. Межэтническое насилие 2010 г. и последующее политическая риторика и напряженность на местах, так же могут быть классифицированы как экстремизм. Нападения правых националистических групп на ЛГБТ также могут быть классифицированы как акты насильственного экстремизма.
[11] Мужчина, участник ФГ, Ырыс, Джалал-Абад. обл., 30 сентября 2014
[12] Мужчина, участник ФГ, с. Садовое, Чуйская обл., 24 октября 2014
[13] Женщина, участник ФГ, Джалал-Абад, 7 октября 2014
[14] Zenn & Kuehnast, “Preventing Violent Extremism“, Special Report #355, USIP, October 2014:14 Зенн и Куенаст, “Предотвращение насильственного экстремизма”, Специальный доклад # 355, USIP октябрь 2014: 14
