Одной из главных угроз безопасности для стран Центральной Азии считается перспектива радикализации и насильственного экстремизма. Многие аналитики утверждают, что усиление талибов и рост сторонников ИГ в соседнем Афганистане приведет к тому, что ИДУ, ИДТ и их коллеги при поддержке афганских исламистов начнут борьбу с существующими режимами в странах ЦА и дестабилизируют ситуацию в регионе. Еще большую обеспокоенность вызывает распространение влияния ИГ в самих странах ЦА.
Часто указывают на возможность радикализации возвратившихся из России мигрантов. Предполагается, что мигранты, потерявшие работу в России и не нашедшие источников доходов на родине, будут особенно восприимчивы к радикальным идеям. Беспокойство вызывает также молодежь, которую часто воспринимают как носителей революционных идей, вызов , угрозу социальной стабильности.
Все эти распространенные стереотипы не помогают, а наоборот, затрудняют изучение феномена религиозной радикализации в странах Центральной Азии. Кроме того проблемой является недостаток общих подходов к этому явлению, отсутствие понимания и соответственно, определений радикализации в контексте нашего региона. Как правило, в странах ЦА под радикализацией подразумевают :
а) интенсификацию религиозной жизни (рост числа верующих, мечетей, женщин в хиджабах, бородатых мужчин и т.д.);
б) появление новых конфессий, религиозных течений и толков (так называемые нетрадиционные конфессии);
в) проявления политического ислама.
В действительности эти явления напрямую не связаны с радикализацией, это естественное возрождение религий и религиозной жизни после десятилетий господства советского атеизма, но в общественном сознании, в представлениях властей и даже в понимании экспертов они часто отождествляются с радикализацией.
Различия в определениях и понимании феномена радикализации в нашем регионе приводят к противоположным оценкам уровня опасности. Одни утверждают, что уже в ближайшем будущем джихадисты поднимут черные флаги и начнут вооруженную борьбу со светскими режимами Центральной Азии .
Другие ученые, такие, как, например, Джон Хэзершоу (John Heathershaw) и Дэвид Монтгомери (David W. Montgomery) считают, что радикализация в ЦА -это миф. В докладе «Миф о постсоветской мусульманской радикализации в республиках Центральной Азии»[1] они объясняют появление этого мифа борьбой авторитарных центральноазиатских режимов с инакомыслием под флагом борьбы с радикальными исламскими движениями.
Имея в виду отсутствие признанного в странах ЦА определения «религиозной радикализации», для целей настоящего сообщения было использовано определение ОБСЕ: «Радикализация, ведущая к терроризму – это динамический процесс, посредством которого личность начинает принимать террористическое насилие как возможный и, вероятно, даже правильный образ действий. В конечном итоге эта личность может, хотя и не обязательно, начать выступать или действовать в целях поддержки терроризма или участвовать в террористической деятельности»[2].
Следует особо подчеркнуть, что радикализация в ряде случаев может привести к насильственному экстремизму и в перспективе – к террористической деятельности. Но эта последовательность не обязательна, и возникает при стечении благоприятных обстоятельств.
Эмпирической базой сообщения послужили материалы опросов общественного мнения, интервью с религиозными активистами, мусульманскими лидерами и экспертами, проведенные в 2013-2015 годах.
Социальная база радикализации
Исследования, которые проводит наш центр в течение многих лет, показывают, что социальная база религиозного радикализма всех направлений в странах ЦА, неширока: 6-7% населения в Таджикистане, чуть больше в Кыргызстане, чуть меньше – в Узбекистане, Казахстане и Туркменистане.
Основными группами поддержки радикалов являются:
- Жители приграничных районов, которые сильнее всего страдают от раздела Центральной Азии на национальные государства. Это члены ирредент, жители анклавов и разделенных транснациональных экономических районов. Наиболее яркий пример –Ферганская долина. 90% экстремистов, которые есть в базе МВД Кыргызстана, это жители Юга преимущественно узбекской национальности. Лидирует Джалалабадская область – 47% всех экстремистов. Жители приграничных районов присутствуют в составе экстремистов и в Таджикистане. Больше трети радикалов происходят из районов, граничащих с Кыргызстаном : Исфары, эксклавов Ворух, Чорку, Джабаррасуловского, Бободжонгафуровского районов.
- Вторая группа повышенной поддержки радикалов – это трудовые мигранты. Наше прошлогоднее исследование таджикской диаспоры в России показало, что в процессе адаптации и интеграции, мигранты отказываются от локальных форм ислама и становятся адептами глобального ислама. Транснационализм мигрантского сообщества обеспечивает доступ к сетям и сопровождается высоким уровнем использования социальных медиа. Все это опасно для стран приема, т.е. для России и в значительно меньшей степени – для Казахстана. Для стран отправки – Таджикистана, Кыргызстана и Узбекистана – это плохо, но, во-первых, большого падения трудовой миграции нет. Например, сейчас можно говорить о 10-12% уменьшении численности таджикских мигрантов в России. Действительно, возвращение мигрантов в Таджикистан, где для них нет работы, сильнейшее падение переводов, снижение покупательной способности мигрантских домохозяйств из-за снижения курса российского рубля по отношению к доллару и сомони ведет к обнищанию мигрантов и их семей. Это стимулирует рост социальной напряженности. Однако таджикское общество остается достаточно консервативным, с сильным социальным контролем. Поэтому в Таджикистане гораздо труднее попасть в сети вербовщиков Даиш (ИГ), чем в России. Сильный социальный контроль в местных сообществах сохраняется и в Узбекистане.
- Третья группа – это люди, которые применяют силу. Это представители силовых структур, криминалитета, спортсмены. В Таджикистане это в основном выходцы из Южного Таджикистана.
Что касается социально-демографических характеристик радикалов, то распространенное мнение, что это в основном молодежь и подростки является расхожим стереотипом. В действительности среди радикалов больше всего людей в возрасте 30-35 лет со средним и выше среднего доходом. Женщин немного – от 6-7% всех экстремистов в Таджикистане до 25% в Кыргызстане.
Радикальные движения и организации
В странах Центральной Азии действуют одним и те же радикальные международные организации, однако степень влияния каждой из них различается от страны к стране. Наиболее опасны салафиты такфиристы – основное «топливо» сирийского кризиса. Они наиболее влиятельны в Таджикистане и Казахстане. В Кыргызстане и Узбекистане значительно сильнее позиции Хизб ут Тахрир, в Кыргызстане также –Таблиги джамоат.
Говоря о Таджикистане, изучение общественного мнения показывает, что социальная поддержка радикальных течений ислама неширока и охватывает только три движения: Таблиги Джамоат, Салафия и Хизби Тахрир (Хизб ут-Тахрир). Все остальные радикальные группы пользуются поддержкой довольно узкого круга лиц.
“Джамаати таблиг”[3] (или”Таблиги Джамаат”) – эта организация запрещена во всех странах ЦА, кроме Кыргызстана, поскольку есть мнение, что это аполитичное движение является очень важным звеном в распространении исламского экстремизма. Беспокойство вызывают свидетельства, что в ряде случаев «Таблиги Джамаат» косвенно выступала как вербовщик для экстремистских организаций (материалы экспертных интервью). Хотя Таблиги джамоат пользуется симпатией 26% населения РТ, после запрещения деятельность ее последователей в РТ почти прекратилась.
Наиболее влиятельным радикальным направлением в Таджикистане является салафия, хотя в 2013 г. их взгляды разделяли только 1% населения РТ. Больше всего салафитов действует в Душанбе. Это связано со следующим: во-первых, салафитов, несмотря на официальный запрет Салафии, поддерживает младшее поколение правящей элиты, а также сотрудники государственных органов, контролирующих религиозную жизнь –Комитет по делам религии, Исламский Центр и подконтрольный им Шурои уламо.
Во-вторых, в Душанбе рядовыми салафитами становятся те, кто недоволен низким уровнем доходов и невозможностью выстроить карьеру, так как в столице наиболее высок разрыв в доходах и возможностях, т.е. неравенства и несправедливости.
Другой группой социальной поддержки салафитов, являются мигранты.
Кроме салафитов, в Таджикистане действуют Хизб ут Тахрир и ИДУ, но их влияние невелико и в основном охватывает Северный Таджикистан.
Рост влияния международных исламистских сетей и финансовой поддержки радикалов Саудовской Аравией, странами Залива, Катаром
В последние 5 лет заметно усилилась роль внешнего фактора. После «арабской весны» резко выросло финансирование таджикских исламистов из-за рубежа. Деньги поступают из Саудовской Аравии, Катара, ОАЭ, США, ЕС. Ключевым донором является Катар.
Тем не менее, несмотря на рост влияния лидеров исламского мира и радикальных международных движений, мусульмане Таджикистана не слишком хорошо знакомы с ними. Опрос 2014 г. показал, что религиозно-политические лидеры пользуются гораздо большей известностью, чем богословы и теоретики терроризма. Более двух третей опрошенных- 70,1% не знают, кто такой Айман Аль-Завахири, 67,3% не слышали об Юсуфе аль-Карадави и 65,5 % – о Тарике Рамадане. Тем не менее, умеренный исламский богослов Тарик Рамадан пользуется большим расположением мусульман Таджикистана, чем радикал Айман Аль-Завахири. Наиболее доброжелательно мусульмане Таджикистана относятся к королю Саудовской Аравии Абдалле и к президенту Турции Реджепу Эрдогану.
Следует отметить, что к покойному Бен Ладену в той или иной мере доброжелательно относятся 5,1% и 80% высказались против него.
Что касается афганского фактора, то на основе материалов Таджикистана можно видеть следующее: каналы взаимодействия исламистов Таджикистана и Афганистана работают на основе: 1) контактов с международными сетями и при поддержке стран Залива; 2) наркобизнеса и торговли.
Афганский фактор может усилить радикализацию, но он не будет иметь характер триггера, а только благоприятного обстоятельства. Поэтому превентивные меры должны быть направлены на ликвидацию благоприятной почвы радикализации, а не на возведение барьеров между Афганистаном и Центральной Азией.
Заключение
Могут ли вышеперечисленные группы радикалов при поддержке жителей приграничных районов, трудовых мигрантов, недовольных силовиков, криминала и при участии внешнего фактора взорвать Центральную Азию?
Ответ – не могут. Прежде всего, из-за относительной немногочисленности последователей радикальных движений. Несмотря на сенсационные статьи о среднеазиатских боевиках в ИГ, скандалы с бегством в ИГ высокопоставленных таджикских военных, численность граждан стран ЦА , воюющих в ИГ, невелика – по официальным данным, там находится около 600 граждан Таджикистана, более 130 из них убиты, около 400 выходцев из Кыргызстана, значительно больше, больше всех – граждан Узбекистана.
Тем не менее, следует признать, что в настоящее время градус радикализации в ЦА невысок. Основными причинами радикализации следует признать поиски справедливости в условиях растущего неравенства, блокировка социальных лифтов, прессинг государства и особенно, неудачная и недальновидная репрессивная государственная религиозная политика. По этим параметрам все страны ЦА – в более-менее удовлетворительном положении. Но есть заметный рост недовольства, связанный с ухудшением социально-экономической ситуации в странах региона и соответственно – усилением социального напряжения. Пока мирный настрой центральноазиатских обществ, традиционный либерализм среднеазиатского ханафизма сдерживает распространения радикальных идей.
О том, насколько общества ЦА готовы к восприятию насильственного экстремизма, говорят материалы опроса, проведенного в Таджикистане в 2014 г. Мы задали ряд вопросов о том, существуют ли угрозы исламу и какие действия мусульмане Таджикистана готовы предпринять для защиты ислама. Почти половина считает, что угроз исламу нет, 35% – что есть, остальные – не знают. В случае возникновения угроз исламу 66% могли бы выйти на мирные демонстрации, 12% – напасть на солдат, прибывших из стран, угрожающих исламу, более 3% – напасть на туристов из стран, угрожающих исламу, 6% готовы применить насилие к обычным гражданам. Таким образом, таджикское общество предпочитает мирные методы защиты ислама, хотя более 20% готовы применить насилие.
В то же время дальнейшее ухудшение социально-экономической ситуации может вызвать рост оппозиционных настроений и появление протестных движений, которые могут приобрести религиозную окраску. Триггером такого развития событий может стать чрезмерное ужесточение государственного контроля над исламом.
Поэтому следует помнить, что главными факторами, препятствующими радикализации, являются позиция общества, настроенного на мирные способы выражения позиций, государственные меры в направлении социальной справедливости и снижения неравенства, либеральная и понимающая государственная религиозная политика вместе с сильной молодежной политикой, противодействие незаконному наркообороту, а также поддержка традиционного ислама, всемерная поддержка мусульманских интеллектуалов и богословов, способных противостоять радикальным и экстремистским идеям.
[1] John Heathershaw, David W. Montgomery. The Myth of Post-Soviet Muslim Radicalization in the Central Asian Republics” 2014. Chatham House Research Paper. November 11
[2] Предупреждение терроризма и борьба с насильственнымэкстремизмом и радикализацией, ведущими к терроризму Подход, основанный на взаимодействии полиции с населением ОБСЕ,БДИПЧ, 2014, стр.17
[3] официальный веб-сайт – Dartabligh.org
Статья подготовлена для региональной конференции по вопросам “Радикализации и насильственного экстремизма в Центральной Азии”, которая прошла 24-25 ноября 2015 года в Бишкеке. Конференция была организована Национальной академией наук Кыргызской Республики в партнерстве с Saferworld и Фондом «За международную толерантность».
