В Центре стратегических и международных исследований (Center for Strategic and International Studies – CSIS) в Вашингтоне 27 октября прошла дискуссия на тему глобального или регионального будущего Центральной Азии. Выступление на эту тему дал Иван Сафранчук, доцент кафедры мировых политических процессов МГИМО.
Полную стенограмму встречи на английском языке можно скачать здесь.
Иван Сафранчук считает, что после некоторого отхода Европейского Союза и снижения динамики его политики в регионе, Центральная Азия стала ареной для трех, по-настоящему значимых игроков: США, России и Китая. Эти три страны играют ключевую роль в регионе, с которой не могут конкурировать региональные игроки (Иран, Турция или Япония). При этом взаимодействие этих трех игроков в регионе сложное: они не хотят сотрудничать друг с другом, но и не хотят открыто конкурировать.
Три игрока в Центральной Азии имеют свои три проекта в регионе. Но за этими тремя проектами стоят только две идеи: глобализация и регионализация. США и Китай с разных углов, но хотят видеть Центральную Азию более открытую к глобальным силам как часть глобальной экономики и рынка. Если США видят Центральную Азию более связанной (connected) с миром во взаимодействии с Южной Азии (хотя этот подход нуждается в обновлении из-за резкого ухудшения стабильности в Афганистане), то Китай видит Центральную Азию более связанной с миром в увязке с самим Китаем. Для Китая Центральная Азия – это транзит, мост в Европу и Ближний Восток. Но обе эти идеи – о глобализации. При этом, несмотря на общий «ДНК» проектов США и Китая, эти обе страны не могут нащупать почву для сотрудничества, тогда как Россия и Китай уже объявили о «сопряжении» своих региональных проектов.
Российский проект предлагает Центральной Азии, напротив, не глобализироваться, а регионализироваться. Внутри Евразийского экономического союза (ЕАЭС) Россия предлагает открытые границы и свободный рынок, но внешние границы союза должны оставаться закрытыми от мира. Сафранчук считает, что такой подход дает региону шанс осуществить более быструю индустриализацию и создать рабочие места для своего растущего населения через импортозамещение. Он не считает возможным то, что транзитная экономика, предлагаемая китайским проектом, сможет создать достаточное количество рабочих мест и потенциал для развития и социальной стабильности для региона. Центральной Азии нужна реиндустриализация, и элиты, по меньшей мере, в четырех странах региона (за исключением Туркменистана) это понимают. По мнению Сафранчука, региональные элиты считают, что хотя и проекты глобализации, предлагаемые Китаем и США, очень выгодны для интересов самих элит, российский региональный проект несет выгоды для более широких слоев населения и, тем самым, способен обеспечить социальную стабильность. Поэтому, скорее всего, элиты предпочтут комбинировать элементы обоих направлений (глобального и регионального), то есть будут заинтересованы в потенциальном «сопряжении» российско-китайского проектов.
Джефф Манкофф, заместитель директора программы по России и Евразии CSIS, в ходе дискуссии отметил, что более отстраненная роль США в регионе имеет свои причины и, прежде всего, географические. Для России и Китая Центральная Азия – это соседний регион, который занимает более важное место во внешней политике этих стран, чем во внешней политике США. Но при этом и у России, и у Китая есть еще более важные цели, оттягивающие немалую долю имеющихся ресурсов. Для Китая это западный тихоокеанский регион, для России – Украина и Ближний Восток. Манкофф оспорил положение Сафранчука о том, что элиты Центральной Азии рассматривают только экономический эффект расширения Евразийского экономического союза. Политический фактор – а именно, определенное неоимперское видение Россией мира, ее более широкие геополитические амбиции встречают сопротивление центральноазиатских элит, дорожащих своим суверенитетом. Насколько Евразийский экономический союз сможет обеспечить баланс между фередализмом и интерговернментализмом (по аналогии с ЕС), задается вопросом Манкофф. В этом видение России и видение центральноазиатских стран расходится. Более того, для некоторых в регионе США и Китай рассматриваются как баланс против чрезмерного усиления политизированного видения Евразии, исходящего из Москвы. Отношения стран Центральной Азии с Китаем также не так гладки: есть боязнь того, что Китай может просто поглотить регион, и есть опасения того, что за инвестициями скрывается политический интерес Китай. Ведь бесплатных китайских денег не бывает.
При этом даже если США не располагают такими финансовыми ресурсами, выделенными для региона, как у Китая, и социальными и политическими связями, как у России, Манкофф убежден, что американская помощь может существенно помочь развитию Центральной Азии, обладая ноу-хау, институциональным опытом, знаниями о том, как стимулировать торговлю, развивать инвестиционный климат. США предлагают помощь в развитии мягкой инфраструктуры, а не инфраструктуры физической.
Сафранчук предлагает более внимательно смотреть на усилия стран Центральной Азии по индустриализации и поддержать их желание модернизации. При этом индустриализация неизбежно потребует открытия рынков для того, чтобы помочь экспорту. И по этой причине даже в Узбекистане, по мнению Сафранчука, возможна некоторая экономическая либерализация. В любом случае, сама идея connectivity и получения выгод от транзита торговли и коммуникаций обуславливает открытость к внешним партнерам.
Сафранчук считает, что Россия уже задействована в прямом инвестировании в индустриальный сектор стран-партнеров по ЕАЭС и эти инвестиции взаимовыгодны как для стран-парнеров, так и для самой России. Это отличает Россию от Китая, который пока не проявляет интереса в развитии индустриальных секторов стран Центральной Азии и ограничивается продвижением своей рабочей силы в регионе. Россия и Китай говорят не о слиянии своих проектов, а о «сопряжении» – это осторожный термин. По мнению Сафранчука, Россия и Китая не должны соединять свои проекты в один, они должны найти компромисс по взаимным уступкам.
У России может быть три круга интересов, подытоживает Сафранчук: круг политического суверенитета, то есть текущие границы России, круг соглашений по безопасности, то есть, в каком-то смысле, политические границы России, и круг соглашений по экономике. Все три круга могут не совпадать, но границы соглашений по безопасности и экономике более или менее совпадают.