С точки зрения глобального благосостояния, миграция представляет четкий выигрыш. Но политики говорят о национальных, а иногда и региональных интересах, а не о всеобщем благосостоянии. Возможно, поэтому европейские лидеры не знают, как справиться с кризисом, который, при надлежащем управлении, может значительно увеличить общемировой показатель благополучия.
Автор – Себастьян Мэллаби, 28 сентября 2015 года
(Foreign Affairs: Net Benefits: How to Understand the Economic Impact of Migration By Sebastian Mallaby)
Чтобы понять экономические интересы в условиях кризиса беженцев в Европе, начнем с отдаленного примера: с южнотихоокеанского острова Тонга. В 2006 году Всемирный банк помог заключить сделку между этой бедной микространой и близлежащей Новой Зеландией. Тонга должна была удовлетворить потребности Новой Зеландии в труде сборщиков фруктов, отправляя некоторых своих граждан к богатому соседу; Новая Зеландия обязалась предоставить этим людям работу. Эксперимент увеличил доход участвующих тонганских работников в десять раз, эффект, значительно превышающий пользу от любой программы помощи, которую можно представить. С этим невероятным скачком доходов произошли улучшения во всем, от качества домов рабочих до улучшения в школьных успехах их детей. Программа ничего не стоила Новой Зеландии.
Как и в Тонга, так и в Европе и по всему миру трансграничное перемещение людей может повысить благосостояние лучше, чем другие формы глобализации. Либерализация торговли может повысить доходы стран на несколько процентных пунктов, что составляет значительный эффект, но, как правило, не имеет преобразующей силы. Международные потоки капитала могут, в принципе, улучшить распределение мировых сбережений, но они могут вызвать и неустойчивость, а также кризисы. Миграция, в отличие от них, может генерировать огромный рост уровня жизни. “Выгоды в устранении [миграционных] барьеров могут составить большую долю мирового ВВП”, утверждает специалист в сфере развития Майкл Клеменс, считающий, что они могут быть “на порядок или два больше, чем выгоды от снятия барьеров для международных потоков товаров и капитала”.
Если выгоды от миграции настолько обширны, почему политические лидеры, как правило, сопротивляются потоку вновь прибывающих мигрантов? Ответ заключается в распределении этих выгод, львиную долю из которых получают сами мигранты. Если, к примеру, таксист из Лимы переезжает в Нью-Йорк, то его навыки останутся неизменными, но его доход резко взлетит. Тем не менее, экономические последствия для Нью-Йорка и местных таксистов не станут сразу очевидными, и влияние новой работы мигранта на перуанскую экономику нелегко оценить.
С точки зрения глобального благосостояния, иными словами, миграция представляет четкий выигрыш. Но политики говорят о национальных, а иногда и региональных интересах, а не о всеобщем благосостоянии. Возможно, поэтому европейские лидеры не знают, как справиться с кризисом, который, при надлежащем управлении, может значительно увеличить общемировой показатель благополучия.
Значительный вклад
Большая часть экономической литературы стремится отделить национальные последствия миграции от региональных. С точки зрения стран, из которых мигранты уезжают, результаты являются смешанными, но, вероятно, более позитивными, чем думает большинство людей. С одной стороны, эмигранты из развивающихся стран переводят около $440 млрд в год родственникам, оставшимся дома, что в три раза превышает размер общей официальной помощи, выделяемой в целях развития по всему миру. С другой стороны, потеря производительных работников, вероятно, имеет менее негативный эффект для страны происхождения, чем это часто предполагается. Часто утверждается, например, что сектор здравоохранения в странах Африки сильно пострадал от отъезда медсестер и врачей. Но африканские страны с наибольшим оттоком медиков в общей численности населения, такие, как Алжир, Гана или Южная Африка, как правило, имеют самые низкие показатели детской смертности. По-видимому, в странах остается достаточно врачей и медсестер, чтобы предотвратить негативный эффект. Точно так же легко утверждать, что экономике Греции был нанесен непоправимый ущерб от утечки мозгов образованных двадцатилетних людей. Но Греция имеет уровень безработицы в 25 процентов и ее экономика почти не вовлекает этих безработных молодых людей. Другими словами, мигранты, как правило, оставляют места, где производительные возможности скудны, и даже, когда они уезжают, в стране остается достаточно работников, чтобы заполнить остающиеся ниши. Абсурдно было бы противостоять потоку сирийцев в Европу на основании аргумента о возможных потерях экономики Сирии.
Для принимающих стран эффект от миграции еще более благоприятен. Хороший пример можно найти в Великобритании, несмотря на то, что многие британцы настроены против иммигрантов. Вопреки распространенным мифам, иммигранты Соединенного Королевства, в среднем, более образованны и более продуктивны, а также оказывают меньшую нагрузку на сектор государственных услуг, чем коренные граждане. Почти половина коренных представителей британских работников бросили школу в 16 лет или моложе; среди работников иностранного происхождения число бросивших школу так рано составляет меньше, чем один из пяти. С другой стороны, 46 процентов недавних иммигрантов в Великобритании в 2005 году получали образование до 21 года или старше; только 16 процентов коренных британцев получали такое же образование. Между тем, чуть более трети британских жителей являются либо слишком молодыми, либо слишком старыми, чтобы работать и платить налоги, в то время как подавляющее большинство мигрантов находятся в расцвете своих продуктивных лет. В Лондоне, где 37 процентов жителей родились за границей, мигранты составляют до 60 процентов рабочей силы в отдельных частях города.
Поэтому мигранты вкладывают в рост производства и являются чистыми донорами государственных финансов Соединенного Королевства. Но наносят ли они вред низкоквалифицированным местным работникам, наводняя рынок труда и способствуя снижению заработной платы? На первый взгляд, это имеет смысл: мигранты часто конкурируют за низкоквалифицированные рабочие места, несмотря на наличие хорошего образования и квалификации. Но исследования в Великобритании и в Соединенных Штатах показали, что мигранты на удивление мало способствуют понижению заработной платы низкоквалифицированных местных работников. Одной из причин может быть то, что низкоквалифицированные местные работники могут получить профессию, которая вознаграждает за навыки английского языка, где мигранты проигрывают конкуренцию. Возможно, что и работники конкурируют не только друг с другом, но и с машинами, так что, когда мигранты пополняют рабочую силу, предприятия тратят меньше на автоматизацию и нанимают больше работников. Увеличение рабочих мест, таким образом, происходит в соответствии с повышением числа соискателей и заработная плата остается более или менее неизменной.
Как считает экономист Джонатан Портес, мигранты привозят с собой новые идеи и методы, вынуждая местных работников приобретать новые знания и адаптироваться. Они увеличивают конкуренцию за рабочие места, стимулируя местных жителей, чтобы те больше учились. Данные из Соединенного Королевства и Соединенных Штатов предполагают, что мигранты чаще регистрируют патенты, чем коренное население; поразительный успех мигрантов в этом отношении приводит к большей активности местных жителей в регистрации патентов. Обогащая и диверсифицируя предложение рабочей силы, а также обостряя конкурентные стимулы, иммиграция может увеличить производительность в принимающих странах.
Благо от беженцев
Будет поспешным делать такие же выводы в отношении текущего кризиса в Европе, потому что экономические мигранты и беженцы – это разные категории. Экономические мигранты целенаправленно ищут возможности для работы и находят себя в принимающих странах, потому что обладают востребованными навыками и могут внести существенный вклад в экономику принимающих стран. Напротив, государства принимают беженцев из гуманитарных, а не экономических соображений. Тем не менее, несмотря на эти доводы о том, что беженцы могут стать бременем для экономики, есть свидетельства того, что, как и экономические мигранты, они являются благом для принимающих стран, даже если местное население не всегда видит их в таком свете.
Рассмотрим естественный эксперимент в Дании. Начиная с начала 1990-х, Дания принимала беженцев из таких стран, как Босния, Ирак и Сомали, что повысило долю прибывавших в ЕС мигрантов в местном населении примерно с 1,5 процента в 1994 году до 4,7 процента в 2008 году. Чиновники, занимавшиеся этой программой предоставления убежища, не обращали никакого внимания на навыки и образование мигрантов, а также их предпочтения в работе. Они также не учитывали разрыв в навыках в тех местах Дании, куда беженцы получали направление. Скорее всего, они селили людей там, где было доступно государственное жилье, а позже в зависимости от места проживания их родственников. По крайней мере, две пятых новичков не имели высшего образования, плохо говорили по-датски, и многие приходили из культур, очень далеких от северной Европы. Если приток посторонних людей когда-либо мог повредить экономике принимающей страны, безусловно, это был бы самый подходящий пример.
Примечательно, что это предположение не оправдалось. Исследование 2013 года Метте Фогеда из университета Копенгагена и Джованни Пери из университета Калифорнии в Дэвисе проанализировало влияние этого притока, в частности, на одну из самых уязвимых групп в Дании: низкоквалифицированных местных работников. Работа Фогеда и Пери обнаружила, что приток мигрантов в Данию не оказал негативного влияния на заработную плату. Вместо этого, по мере поступления беженцев, низкоквалифицированные коренные работники стали работать в новых квалификациях, иногда используя свое знание датского языка, чтобы дифференцировать себя от новичков. Более того, количество низкоквалифицированных рабочих мест в экономике увеличилось: доказательство того, что люди могут иногда заменить машины, в противовес известной телеологии. Из-за этой адаптации, заработные платы и перспективы работы низкоквалифицированных местных работников либо улучшились, либо остались прежними.
Датское исследование особенно поражает, потому что предъявляет контраргумент той точки зрения на экономические последствия миграции, которая гласит, что вред от мигрантов для местных работников невозможно посчитать, и он остается невидимым для исследователей. Более ранние исследования из США отследили реакцию местной заработной платы на миграцию в отдельных городах и обнаружили, что заработная плата неквалифицированных работников в местах с высокой миграцией росла примерно с тем же темпом, как и в городах с низкой миграцией. Критики этих исследований, однако, возразили, что коренное население, которые пострадало от потери рабочих мест, может покидать свои города и, таким образом, исчезает из выборки. Но датские работники отслеживаются на национальном уровне, независимо от того, куда они уезжают, так же как и динамика их доходов. Положительный вердикт датского исследования еще более убедителен, поскольку он вышел в рамках такого всеобъемлющего отслеживания.
Учитывая эти выводы, может ли сегодня Европейский Союз принять большое число беженцев, не пострадав от этого экономически? С одной стороны, да: приток беженцев в Данию составил три процента населения, что пропорционально будет эквивалентно тому, если Европейский Союз с населением в 500 млн человек примет 15 млн лиц, ищущих убежища. Эта цифра многократно превышает любое количество беженцев, которое в настоящее время обсуждается. Правда, датский приток происходил на протяжении более 14 лет, но эквивалент для Европейского Союза будет по-прежнему составлять более одного миллиона прибытий в год, что, вероятно, больше, чем сегодняшний, считающийся неуправляемым, приток. Цифры текущего притока беженцев отрывочны, однако Верховный комиссар ООН по делам беженцев сообщил, что 437 тыс ходатайств о предоставлении убежища в ЕС были поданы в течение первых семи месяцев этого года, не все из которых будут одобрены. Организация экономического сотрудничества и развития, со своей стороны, считает, что до миллиона человек могут обратиться за убежищем в Европу в 2015 году, из них будет принято, вероятно, 450 тысяч. Миллион мигрантов может быть адаптирован ежегодно, а также, учитывая стареющее население ЕС, приток относительно молодых иностранцев может быть огромным активом.
И все же Европа сталкивается с тремя проблемами, плохо поддающимися решению. Ее способность продуктивно поглотить мигрантов ограничена высокой безработицей, низким ростом и негибким рынком труда. Дания, Великобритания и Соединенные Штаты имеют относительно низкие барьеры для найма и увольнения работников, что облегчает перемещение рабочей силы: если мигранты пользуются сравнительным преимуществом в строительстве или вождении такси, то коренное население быстро переходит на офисную работу и содержание магазинов. Но многие европейские страны, такие как Италия и Франция, не имеют этой гибкости из-за ограничительных правил трудоустройства. В результате, эти государства сталкиваются с трудностями решения внезапных изменений в рабочей силе. Нерешительность Европы в решении кризиса мигрантов отражает ее более серьезные экономические слабости.
Image credit: Flickr/Josh Zakary, Syrian Refugees in Vienna
