Эдвард Лемон о Таджикистане: власть все меньше заботится о своем имидже (+in English)

Динамика изменений в Таджикистане

Как западный эксперт, как бы Вы описали бы ситуацию последних 2-3 лет в Таджикистане? Что здесь происходит?

В последние три года мы стали свидетелями больших нарушений гражданских свобод и прав человека в Таджикистане. И религиозная, и светская оппозиция подвергаются огромному давлению властей. После продолжительной маргинализации главная оппозиционная партия – ПИВТ – потеряла свои два кресла в парламенте, ее лидер находится в изгнании, офисы партии закрыты, а деятельность фактически запрещена министерством юстиции. По обвинению в организации событий 4-го сентября, 13 лидеров ПИВТ были арестованы, и лидеру партии пришлось уехать в Европу. Соглашение о мире, которое остановило войну в 1997 году, теперь полностью потеряло силу. Это иллюстрирует ключевой момент консолидации нынешних властей и то, каким несвободным образом был заключен мир в Таджикистане.

Те, кто попытались критиковать правительство в последние годы, были либо заключены в тюрьму, либо убиты.  Бывший министр промышленности Зайд Саидов после создания оппозиционного движения был заключен в тюрьму на 29 лет. Другое оппозиционное движение «Группа 24» было объявлено «экстремистским» и его члены были арестованы. В марте этого года лидер данного движения Умарали Кувватов был убит в Стамбуле. Расследование продолжается. Лидер «Молодежь за возрождения Таджикистана» Максуд Ибрагимов был экстрадирован из России в январе 2015 года и заключен в тюрьму на долгие годы. Многие другие оппозиционные активисты сейчас борются против экстрадиции в Таджикистан.

В целом то, что мы видим в последние годы, является процессом создании однопартийной системы в Таджикистане.

Некоторые эксперты утверждают, что Таджикистан очень быстро движется в сторону той же автократии, которая сейчас царит в Узбекистане и Туркменистане. Но у Таджикистана нет той социальной стабильности и обеспеченности, которая есть у Туркменистана, и нет того мощного государственного аппарата, который есть у Узбекистана. На что опираются таджикские власти, когда так открыто пренебрегают интересами оппозиционных групп? На обещания со стороны могучих соседей? Или оппозиционные группы настолько слабы, что даже слабая власть может легко их сокрушить?

Таджикистан является самим бедным государством в регионе. Более половины экономики зависит от переводов трудовых мигрантов, которые в основном отправляются на заработки в Россию. У правительства нет возможностей для мониторинга и контроля населения, как это делается в Туркменистане и в Узбекистане. Власти опираются на три фактора, когда борются с проявлениями несогласия. Первый фактор – это то, что оппозиция в стране слабая и необъединенная. Многие лидеры либо находятся в тюрьмах, либо в изгнании. Ни одна группа сейчас не представляет опасности для властей. Второй, и самый важный фактор, по моему мнению, связан с тем, что стабильность в Таджикистане держится на воспоминаниях о гражданской войне. Даже те, кто никогда не жил в период войны, постоянно видят напоминания о кровавых событиях 1992 года по телевизору, в официальных речах и в школе. Население боится, что насилие вернется, и этим власти пользуются. Хаос после «арабской весны», охвативший Ближний Восток, также усиливает позиции властей. И третий фактор –  Таджикистан все больше склоняется в сторону Китая в экономическом плане, и в сторону России в политическом плане. В отличие от западных стран, для этих государств права человека не являются приоритетом, и они открыто поддерживают репрессивные действия таджикских властей. С такими покровителями, которые предоставляют помощь, не требуя демократии, власть все меньше будет заботиться о своем имидже.

ПИВТ

Была ли ПИВТ слабой? Партия утверждает, что выиграла выборы 2010 года – люди тогда чувствовали себя более свободными и, казалось, стали меньше бояться – почему тогда партия не отстояла свои голоса и права, когда у нее было больше поддержки?

На протяжении большей части своего существования ПИВТ была основной оппозиционной силой в Таджикистане. Она являлась главной силой в Объединенной Таджикской Оппозиции. В 2010 году партия утверждала, что у нее 40,000 членов и что она выиграла выборы 2010 года. Хотя это не совсем так, пять лет назад она точно могла похвастаться большей поддержкой. Но в тот период имидж партии сильно пострадал из-за кампании по дискредитации, организованной властями, где членов партии обвиняли в аморальном стиле жизни, коррупции и связях с радикальными мусульманами. Сторонники подвергались давлению и их заставляли покинуть партию. Кульминацией кампании стал запрет на деятельность в августе 2015 года. Все это время руководство партии смогло устоять от соблазна радикализироваться и осталось верным своим обязательствам и приверженности демократическим принципам и умеренным подходам. Сейчас трудно найти объяснение их поступкам. Наверное, они опасались возобновления конфликта или посчитали, что если не окажут сопротивление, то власти не будут добивать их. Как оказалось, обе версии были ошибочными, и партия была разрушена.

Что будет с лидером ПИВТ Мухиддином Кабири? Что случится с остальными членами и активистами партии, начиная с обычных и заканчивая известными лидерами?

Кабири сумел безопасно доехать до европейской страны, где его таджикские власти вряд ли достанут. Но для 13 членов Президиума партии, которые были арестованы 16 сентября, ситуация намного серьезнее. Их постараются посадить на долгие сроки по обвинениям в дестабилизации страны. Процесс непрозрачный и очень политизированный. Наказание за такие обвинения в Таджикистане – очень суровые.

Лидеры ПИВТ всегда утверждали, что их партия служит защитой от роста радикализма в обществе, и если партию запретить, то молодежь будет примыкать к радикальным группам. Насколько эти опасения имеют почву?

Как и во всех других партиях, члены ПИВТа придерживались разных мнений. Кабири всегда представлял более умеренную сторону партию, но в партии, конечно, существовали более крайние точки зрения. С отсутствием легальной возможности высказать свое мнение, некоторые члены партии могут перейти на сторону более «радикальных» групп. Я думаю, что только малая часть сторонников партии, возможно, сделает это, но время покажет.

Радикализм

Почему таджикская оппозиция не смогла политизировать и активизировать трудовых мигрантов – самую активную, несогласную и уязвимую часть общества, в то время как ИГ более преуспело в этом?

Я не уверен в этом. Я считаю, что обе группы в этом не преуспели. Большинство мигрантов в России думают только о том, чтобы заработать денег и отправить их домой. Очень малое количество мигрантов заинтересовано политикой. Хотя и большинство вербовщиков ИГ работают в России, они не добились большого успеха. Если верить цифрам, которые приводит правительство, только 500 таджиков уехало в Сирию и в Ирак. Эта цифра является ничтожной среди миллионного количества мигрантов. Другие группы, такие как Группа 24 и ПИВТ, также добились определенной поддержки среди мигрантов. Власти боятся, что эти политизированные мигранты вернутся домой. Запрет Группы 24 после того, как она призывала к протестам в октябре 2014 года и экстрадиция активиста Максуда Ибрагимова в январе 2015 года говорит о том, что власти беспокоятся о вербовке мигрантов как светской оппозицией, так и религиозной.

Если опасность возникновения нестабильности в Таджикистане и в регионе реальна, означает ли это, что эту опасность не воспринимают всерьез или кто-то заинтересован в нестабильности в этом регионе?

По-моему, радикальные мусульмане никакой опасности не представляют. Как я уже сказал, только малое количество таджиков едут в Сирию и в Ирак. Многие там становятся «шахидами», и еще меньше заинтересованы в возвращении. Хотя власти утверждали, что открыли заговоры, связанные с ИГ в Таджикистане, не стоит верить всем этим утверждениям. Риск единичных атак существует, но риск широкомасштабного конфликта, как утверждают некоторые российские эксперты, минимален. Только очень малое количество таджиков поддерживают экстремистские идеи.

Международное сообщество

О некоторых инцидентах Запад молчит, по другим – ограничивается заявлениями. По отношению к событиям 2012 года в Хороге западные посольства выразили беспокойство, но молчали по отношению к другим событиям.

Да, это правда. Посольство США сделало несколько заявлений по отношению к событиям, связанным с Назарзодой. Но, в основном, эти заявления касались безопасности американских граждан. Ни одна западная миссия не выпустила заявление об аресте лидеров ПИВТ. Насколько я знаю, не было заявлений и по отношению к делам Кувватова, Саидова, и других дел, касающихся прав человека, хотя США подняли этот вопрос в ОБСЕ. Почему это является проблемой?

Большинство из внешних акторов (ЕС, США, Великобритания, Германия) упоминают права человека в ходе своих двусторонних встреч с правительствами стран Центральной Азии. Но данный вопрос не является единственным на этих встречах. Таджикистан является стратегической страной на границе с Афганистаном. Запад потратил миллионы на программы помощи сектору безопасности, передавая оружие и деньги. По существу, поддерживая режимы, Запад предпочитает авторитарную стабильность и молчит о правах человека.

Например, когда семью Назарзоды и членов ПИВТ незаконно задержали, ЦЕНТКОМ провел тренинг по безопасности в Душанбе. Только недавно посольство США объявило о программе предоставления силам безопасности Таджикистана тренингов и экипировки стоимостью 130 миллионов долларов.  Это ясно говорит о том, что авторитарные меры являются допустимыми.

Дело Зайда Саидова сыграло очень важную роль для Таджикистана. По сути, это дело изменило многие взгляды, и, откровенно говоря, вызвало определенную депрессию, и, наверное, даже и агрессию в обществе. Но данное дело не было освещено основными западными СМИ и не обсуждалось западными дипломатами.

Я согласен. Дело Саидова отправило четкий сигнал всем внутри правительства и тем, вне правительства, кто хотел бросить вызов президенту. К сожалению, данное дело не заинтересовало Запад. Другие случаи попрания прав человека, к которым проявили интерес на Западе, такие как случай Алекса Содикова в прошлом году, получили известность, благодаря кампаниям, которых запустили сами западные общественники. У Саидова не оказалось такого преимущества.

Кроме этого, Таджикистан появляется на западных СМИ только тогда, когда его делают объектом насмешки, когда здесь, например, появляются инициативы дать название какой-то планете, или когда случаются конфликты, подобно сентябрьским атакам.  Случаи с попранием прав человека, такие как с Зайдом Саидовым, и аресты членов ПИВТ не интересуют западные СМИ.

Западные правительства следуют своим интересам и стратегиям. Но как насчет международных организаций – ОБСЕ, ООН? Они ведь тоже молчат!

Обе эти организации действуют в стране с согласия властей. Таджикистан является членом обеих организаций и это ограничивает их возможности выражения мнения о правах человека в стране.

Сыграют ли какую-то роль заявления Human Rights Watch и Amnesty International или они только для разового чтения?

HRW и Amnesty International являются самыми известными международными организациями, которые заявляют о нарушениях правах человека. Хотя их отчеты и заявления поднимают интерес к ситуации с правами человека в Таджикистане, их воздействие на внешнюю политику, к сожалению, довольно ограничено.

Ближайшее будущее

Должны ли другие сегменты общества – журналисты, блоггеры, сотрудники НПО, исследователи – теперь стараться быть более осторожными в свете последних событий или эта волна не достигнет их?

Большинство исследователей и журналистов в Таджикистане подвергают себя самоцензуре. Они знают, что есть красные линии, такие как, например, прямая критика президента, и нельзя эти линии пересекать. Некоторые продолжают критиковать власти, но тонко. Но основная открытая дискуссия идет в социальных сетях. Властям это известно и они продолжают блокировать веб-сайты. Но легкость доступа к прокси-серверам и тот факт, что многие из тех, кто участвует в дебатах, находятся за рубежом, осложняют властям задачу монополизировать доступ к правдивой информации.

Как будет выглядеть Таджикистан в период 2016-2020 гг?

Я думаю, многих изменений не произойдет. Стагнация в экономике продолжится, мужчины будут так же уезжать в Россию на заработки. Возрождение интереса к религии продолжится, а власти будут использовать репрессивные меры под вывеской противодействия экстремизму. Не думаю, что появится возможность поменять правительство. Власти, скорее, продолжат преследования своих оппонентов дома и за рубежом. Иногда будет происходить насилие. Но вряд ли это насилие будет осуществляться радикальными группировками из Афганистана, скорее, оно будет исходить от групп, которые находятся внутри страны, как это было 4 сентября, или подобно событиям в Хороге или в Раште. Но, несмотря на консолидацию режима, внутри его существуют отдельные группировки и при определенных условиях между ними возможен конфликт.

 Спасибо за интервью!

Edward Lemon about Tajikistan: regime has few incentives to improve its record

Political situation in Tajikistan has been rapidly changing in recent few years with frequent rebellion of former warlords, some of whom rose up to deputy defense minister in the government, and arrest of the whole Political Council of its main opposition party – the Islamic Revival Party. The Central Asian Analytical Network asked Edward Lemon, who researches and writes a lot about Tajikistan, to explain and evaluate the current political processes in this country, which geostrategic importance does not end only with sharing the longest border with Afghanistan. A doctoral candidate at the University of Exeter, Mr. Lemon previously lived in Central Asia for over two years and now focuses on the relationships between Islam, security and migration in Tajikistan and Russia. His research has been published in Central Asian Affairs and First World War Studies.

Fast changes in Tajikistan

As a Western expert, how would you describe the situation of the latest 2-3 years in Tajikistan? What is going on in this county?

In the past three years we have seen a further erosion of civil liberties and human rights in Tajikistan. The country’s opposition, both secular and religious, has come under immense pressure from the regime. After a long process of marginalization, in recent months the leading opposition party, the IRPT, has lost its two seats in parliament, its leader has been exiled, its offices closed and the activities of the party banned by the Ministry of Justice. Blamed for the September 4 attacks, 13 of its leading members have now been arrested and its leader has fled to Europe. The peace deal that ended the civil war in 1997 is now well and truly dead. This constitutes a key moment in the regime’s consolidation and the illiberal way in which it has achieved peace in Tajikistan.

Those who have attempted to criticize the government in recent years have been imprisoned and assassinated. Former Industry minister Zaid Saidov was sentenced to 29 years in prison after setting up an opposition movement. Another opposition movement Group 24 has been categorized as “extremist” and its members have been arrested. In March this year Group 24’s leader Umarali Quvvatov was assassinated in Istanbul. The case against his killer is ongoing. Leader of the “Youth of the Revival of Tajikistan” Maqsud Ibragimov was extradited from Russia in January 2015 and given a long jail sentence. Many other opposition activists are currently fighting extradition to Tajikistan.

In short, what we have seen over the past few years is the creation of a one party state in Tajikistan.

Some experts say Tajikistan is fast moving to the same autocracy Uzbekistan and Turkmenistan living in. But Tajikistan has no social stability as Turkmenistan has, and has no state power as Uzbekistan has. What the Tajik authorities rely on when they openly neglect the opposition groups? Support promises from some powerful neighbors? Or the opposition groups are so weak that even a weak government such easily can crush them?

Well, Tajikistan is the poorest country in the region. Over half of its economy comes from migrant workers, primarily in Russia. The state lacks the resources to monitor and control its population in the way that Turkmenistan and Uzbekistan do. The regime relies in three factors when cracking down on dissent. First, the opposition in the country is weak and fragmented. Many of the leading activists are now in prison or living in exile. No one group forms a credible threat to the regime. Second, and most importantly in my opinion, stability in Tajikistan is built on the memory of the civil war. Even those who did not live through the war are constantly reminded of the bloody events of 1992 on television, in official speeches and at school. The regime uses the population’s fear of a return to violence. And the chaos following the Arab Spring in the Middle East has only re-enforced their point. Third, Tajikistan is increasingly moving towards China economically and Russia politically. Unlike Western countries, these powers do not prioritize human rights and openly support the regime’s repressive measures. With such patrons, who give their support without requiring democratization, the regime has few incentives to improve its record.

IRPT

But was the IRPT weak? The party claims it won the 2010 elections – people were feeling freer and seemed less scary – why the party did not stand for its rights and votes when had more support?

For much of its history, the IRPT was the leading opposition force in Tajik politics. It was the leading party in the UTO. By 2010 it claimed 40,000 members and even said that it won the 2010 election. Whilst this is unlikely to be true, the party could certainly claim widespread support five years ago. Since then its image has suffered due to a government smear campaign linking its members to impropriety, corruption and radical Islam. Supporters have been harassed and some have been coerced into leaving the party. This culminated in the banning of the party in August 2015. Throughout this assault on the party, the leadership has resisted the temptation to grow more radical and has stuck to its moderate approach and commitment to democratic principles. It is difficult to know why they did this. Perhaps they feared a resumption of conflict, perhaps they thought that if they did not resist the regime would stop its crackdown. As it turns out, neither was true and now the party has been destroyed.

What will happen to Kabiri? What will happen to other IRPT activists and members – from ordinary ones to famous leaders?

Kabiri has managed to safely travel to a European country and should remain safe from the government’s hands there. But for the 13 members of the Presidium arrested on 16 September and other ordinary members whom the regime has detained, the situation is much more serious. They will be tried and given lengthy sentences for their alleged role in destabilizing the country. The judicial process lacks transparency and is highly politicized.  Penalties for such offences in Tajikistan are severe.

The IRPT leaders always claimed that the party is serving as a firewall from the rise of radicalism in the society, and if the party will be banned, then more youth might join radical religious groups. Are these concerns based on any real threat?

Like all political parties, the IRPT’s members hold a variety of views. Kabiri always represented the more moderate side of the party, but more extreme elements certainly exist. Without a legal way to express their views, some party members may gravitate towards more “radical” groups. I expect that only a small number will do so. Only time will tell.

Radicalism

Why Tajik opposition groups failed to politically activate and engage migrants – most active, dissent, and vulnerable group of the society, while the IS was more successful to recruit them?

I am not sure this is necessarily true. I don’t think that either group has been too successful. Most migrants are in Russia to earn money and send it home. Few take an active interest in politics. Although most of IS recruitment takes place in Russia, it has only achieved limited success. If we believe the government figures, then only 500 Tajiks have travelled to Syria and Iraq. This is a tiny number in a migrant population over one million. Other movements like Group 24 and the IRPT have been somewhat successful in gaining support among the migrant population. And the government fears what these politicized migrants may do after they return. The banning of Group 24 after it called for protests in October 2014 and the extradition of migrant activist Maqsud Ibragimov in January 2015 indicate that the regime is concerned about both secular and religious recruitment in the migrant population.

If the threat of instability in Tajikistan and in the region is real, then it means someone not accepting this threat serious or someone is interested in instability here?

In my opinion, the threat posed by radical Islam is minimal. As I said, only a small number of Tajiks are fighting in Syria and Iraq. Many are becoming “martyrs” there and few have shown an interest in returning. Although the government has claimed to foil to IS-linked terrorist plots in Tajikistan, their claims are hard to verify. The risk of sporadic attacks exists. But the risk of widespread conflict, as some Russian specialists predict, is minimal. Only a tiny minority of Tajiks support extremist ideas.

International community

The West keeps silence over some incidents, and issues just a statement over others. For 2012 Khorugh events, the Western embassies expressed their concern, but they kept mouths closed for other incidents.

This is certainly true. The US Embassy made a number of statements about the Nazarzoda affair. But these focused on the safety of US citizens. No western government has made a statement about the arrest of leading IRPT members. To my knowledge, no embassies made a statement about Quvvatov, Saidov or other human rights cases, although the US did raise these cases in the OSCE. Why is this the case?

Most outside actors (the EU, US, UK, Germany) mention human rights in their bilateral meetings with Central Asian governments. But these are not the only thing on the agenda. Tajikistan is a strategic state on the border of Afghanistan. The West has spent millions on security sector assistance, giving weapons and money. Essentially, in supporting the regimes they are prioritizing authoritarian stability over human rights concerns.

For example, whilst Nazarzoda’s family members were being illegally detained and IRPT members detained incommunicado, CENTCOM was conducting security training in Dushanbe. Just today, the US embassy announced $130 million in equipment and training for the Tajik security services. This sends a clear message of acceptance for their authoritarian measures.

Zayd Saidov’s case was very important in Tajikistan. Actually, it was the main thing to change all minds to more depressive and probably aggressive side. But this case did not have almost any coverage in the big Western media, nor was it discussed by the Western diplomats.

I agree. Saidov’s case sent a clear message to others within the government and outside of the regime who were considering challenging Rahmon. Unfortunately, the case generated little interest in the West. Those human rights cases that have generated interest, such as Alex Sodiqov’s last year, have been made more prominent by an advocacy campaign led by westerners themselves. Saidov did not have this advantage.

Apart from this, the only time Tajikistan finds its way into the big Western media is when it is an object of fun, such as when it named a planet after itself, or when there is conflict, like the September attacks. Human rights cases, such as Saidov’s and the case of the IRPT, do not interest the large media outlets.

Western governments follow own interests and strategies. But what about the international organizations – the OSCE, the United Nations? They are also mostly silent.

Both of these organizations operate in Tajikistan with the consent of the regime. Tajikistan is obviously a member of both and this limits what they can say about the human rights situation.

Would statements from the Human Rights Watch and the Amnesty International play any role or they are for one-time read?

HRW and Amnesty International are the most vocal international organizations commenting on the human rights situation. Although their reports and statements generate interest and raise the profile of Tajik human rights among western publics, their impact on foreign policy, unfortunately, is quite limited.

Nearest future

Shall other segments of the civil society – journalists, bloggers, NGO, academia – be more careful in the light of latest events or the wave will not reach them? 

Most academics and journalists in Tajikistan self-censor. They know that there are red lines, such as directly criticizing the president. And these cannot be crossed. Some journalists and academics continue to subtly critique the regime. But the most frank discussion takes place on the social media. The regime is well aware of this and continually blocks websites. But with easily accessible proxy servers and the fact that many of those taking part in debates are abroad, the authorities cannot monopolize the production of information and access to the truth.

How Tajikistan of 2016-2020 will look like?

I think we can expect more of the same. The economy will continue to stagnate and Tajik men will continue to work in Russia. As the religious revival continues, the regime will continue to use repressive measures in the name of counter-extremism. There is unlikely to be a change of government and the regime will continue to pursue its opponents at home and abroad. Violence will break out sporadically. Rather than coming from radical Islamists or from Afghanistan, these conflicts will probably come from within the state, like the September 4 attacks, like Khorugh and Rasht. Despite consolidating its power, the state remains fractious and a number of strongmen maintain positions of power. As the regime moves against them, conflict could result.

Thank you for the interview!