Себастьян Пейруз: Как справиться с растущей религиозной и социальной напряженностью: ответная реакция правительств стран Центральной Азии на атаки на Charlie Hebdo (на русском & in English)

7 января 2015 года  власти Центральной Азии, как большинство стран мира, официально осудили террористические акты, совершенные в Париже против французского сатирического журнала Charlie Hebdo. Но им также пришлось учесть чувства верующих мусульман среди своего населения, некоторые из которых, скорее, были возмущены карикатурами. Реакция правительств на эти события показала, что среди них сильны сомнения в том, как они контролируют ислам в своих странах,  и они озабочены тем, как справиться с возможными беспорядками и попутными рисками социальной мобилизации, и, следовательно, как выжить этим стремительно теряющим свою легитимность режимам. Кроме того, в случае с Кыргызстаном, неспособность режима адекватно отреагировать на некоторые заявления, открыто защищавшие терроризм, показала хрупкость этого государства, которому приходится регулярно сталкиваться с соперничающими силами.

Весьма вероятно, что подавляющее большинство населения Центральной Азии, принявшее принципы разделения между религией и государством, искренне осудило эти нападения. Но, как и везде в мусульманском – или немусульманском мире – некоторые были возмущены и характером этих карикатур. Издание первого выпуска журнала, появившегося после нападения с обложкой, на которой был изображен Мухаммед, вызвало демонстрации в Бишкеке и в Оше, на которых в общей сложности собрались более тысячи человек. В других государствах подобную реакцию населения немедленно пресекли на корню. Все эти государства ограничили доступ к информации об этих событиях и заблокировали любые попытки организовать демонстрации против нового Charlie Hebdo, подобно тем, которые прошли, например, в Пакистане и в Египте. Социологических исследований или опросов на эту тему проведено не было; а самые авторитарные государства, такие как Узбекистан, изо всех сил пытались скрыть какие-либо проявления солидарности их населения с западными террористами и международными исламистскими движениями. Хотя масштаб отрицательных реакций в Центральной Азии трудно поддается замеру, вполне вероятно, что эти события могли бы мобилизовать конкретные слои мусульманского населения, если бы они не боялись карательных мер со стороны властей.

Режимы Центральной Азии, таким образом, отказались последовать примеру некоторых государств на Ближнем Востоке или даже в постсоветском пространстве: президент Чеченской Республики Кадыров, например, поддержал свое население в огромной демонстрации в защиту ценностей ислама, который, как он утверждает, он представляет. Этот, в высшей степени, политический жест имел целью выбить почву из-под оппозиции в республике, в которой все демонстрации, как правило, всегда подавлялись. Государства Центральной Азии, напротив, предпочли сохранить свой статус светских государств. Понимая растущее социальное противостояние, они наотрез отказались инструментализировать это событие от имени ислама. Этим пришлось заняться мусульманским органам (советам Духовного управления), в значительной степени подчиненных воле правительств, которые подвергли эти карикатуры критике, хотя и в пределах умеренности, как, например, в Казахстане, где муфтий осудил атаки, но и резко высказался по поводу карикатур, которые он посчитал угрозой межконфессиональному миру.

В Кыргызстане дискуссия была более открытой. Турсунбай Бакир уулу, депутат и член партии «Ар-Намыс», открыто выступил в защиту терроризма: он посчитал террористов шахидами (мучениками ислама), а людей, убитых в здании Charlie Hebdo – “пособниками сионизма”, которые не были журналистами, а высмеивали ислам, и, следовательно, заслужили наказание. Бакир уулу не впервые скандализирует публику: в 2014 году он публично разорвал израильский флаг и призвал использовать его как туалетную бумагу.

Ни кыргызские власти, ни партия Ар-Намыс публично не отреагировали на эти заявления, и депутат избежал каких-либо судебных преследований. Отсутствие реакции обостряет дебаты по такому обширному вопросу, как способно ли правительство применить закон, в том числе в тяжелых ситуациях, в отношении официального лица, призывающего к убийству. Власти боятся даже думать о конфронтации с некоторыми политическими кругами, что, на самом деле, проявляется в неравном применении права и возбуждении дел в отношении других заявлений, сделанных в средствах массовой информации, тогда как заявление Турсунбай Бакир уулу, которое само по себе можно квалифицировать как призыв к убийству, осталось проигнорированным.

Вполне вероятно, что остальные страны региона как раз стремились избежать ситуации, возникшей в Кыргызстане: демонстраций, которые могли привести к беспорядкам, и мобилизации оппозиционных кругов, религиозных и других, против установленного порядка и власти. В этих государствах, в которых недовольство режимом растет, выступление против Charlie Hebdo, без сомнения, несло большой риск, и власти успешно пресекли его в зародыше.

Managing growing religious and social tensions: The Central Asian governments’ responses to the Charlie Hebdo attacks

On 7 January 2015, the Central Asian political authorities, like a majority of the   international community, officially condemned the terrorist acts perpetrated in Paris against French satirical paper Charlie Hebdo. However, they also strived to accommodate the sensibilities of practicing Muslims within their populations, some of whom might have been shocked by the caricatures. The governments’ responses to these events was telling of their apprehensions: namely, those concerning the management of Islam, possible unrest and associated risks of social mobilization, and, consequently, the very survival of these increasingly delegitimized regimes. Moreover, in the case of Kyrgyzstan, the regime’s inability to react to some pronouncements in which the terrorism was overtly championed showed this state’s fragility, insofar as it is regularly defied by rival forces.

It is very likely that a vast majority of the Central Asian population, which has held fast to the principles of separation between religion and state, condemned these attacks with virulence. But as elsewhere in the – Muslim or non-Muslim – world, certain individuals denounced the character, deemed outrageous, of these caricatures. The publication of the first issue to appear after the attacks, which featured a representation of Muhammad on the cover, provoked demonstrations in Bishkek and in Osh, at which a total of more than a thousand people gathered. In the other states, popular reactions were immediately tamed. All of these states restricted access to information about these events and blocked all attempts to organize demonstrations against the new Charlie Hebdo cover, such as those seen, for example, in Pakistan and in Egypt. No sociological studies or opinion polls have been carried out; and the most authoritarian states, such as Uzbekistan, sought to keep quiet any possible display of solidarity by their populations with the western terrorists and with international Islamist movements. Although it was difficult to measure the magnitude of the negative reactions in Central Asia, it is likely that these events would have mobilized specific tranches of the Muslim population had these latter not feared retaliation by the political authorities.

The Central Asian regimes thus refused to take up the line of certain states in the Middle East or even in the former Soviet space: the president of the Chechen Republic, Kadyrov, for example, rallied his population for a huge demonstration to defend the values of Islam, which he claims to represent. This was an eminently political gesture designed to cut the ground from underneath the feet of the opposition, in a republic in which all demonstrations are as a rule repressed. The states of Central Asia, by contrast, preferred to stand firm on their status as secular states. But, weakened through growing social contestation, they refused to instrumentalize this event in any way in the name of Islam. It was left to the Muslim bodies (Boards of Spiritual Direction), which are largely in the government’s pocket, to criticize these caricatures, though with utmost moderation, as for example in Kazakhstan, where the mufti condemned these attacks all the while lamenting the caricatures, deemed threatening to interconfessional peace.

The debate was more open in Kyrgyzstan. Tursunbay Bakir uulu, deputy and member of the Ar Namys party, openly championed the terrorism: for him the terrorists are shahids (martyrs of Islam), and the people killed on the premises of Charlie Hebdo, “accomplices of Zionism,” who were not journalists and who ridiculed Islam, and consequently merited their punishment. This is not the first time Bakir has been up to mischief: in 2014 he ripped an Israeli flag in public and called for it to be used as toilet paper.

Neither the Kyrgyz political authorities nor the Ar Namys party reacted to these declarations, and no legal process was instigated against the deputy. This absence of reaction opens the debate to broader questions, namely the government’s ability to apply the law, including in severe situations such as calls for murder made by an official figure. The authorities are fearful at the idea of entering into confrontation with specific political circles, a fact manifest in the unequal treatment of some of the legal cases brought against certain statements made in the media, as compared with those such as Tursunbay Bakir uulu’s, which itself could qualify as a call to murder.

For the other states of the region, it is likely that the situation in Kyrgyzstan was precisely what their governments wanted to avoid: demonstrations that could have led to excesses, and the mobilization of opposition circles, whether religious or otherwise, against the established order and the authorities. In these states, in which anti-regime resentment is growing, the rallying against Charlie Hebdo was without a doubt a risk that the authorities successfully managed to nip in the bud.