Представляем перевод рецензий на книгу Марлен Ларуэль и Себастьяна Пейруза The Chinese Question in Central Asia: Domestic Order, Social Change, and the Chinese Factor, (Китайский Вопрос в Центральной Азии: Внутренний Порядок, Социальные Перемены и Китайский Фактор)? опубликованных в Central Asian Survey.
The Chinese Question in Central Asia: Domestic Order, Social Change, and the Chinese Factor
by Marlene Laurelle, Sebastien Peyrouse
Hurst; 1 edition (December 27, 2012)
Рецензии на книгу (Central Asian Survey)
Вопросы и ответы внутренней роли Китая в Центральной Азии
Александр Кули, Барнард-колледж, Колумбийский университет
“Китайский вопрос в Центральной Азии” – это исследование, которое уже зарекомендовало себя в качестве незаменимого путеводителя по социальным, политическим и экономическим отношениям Китая с независимыми государствами Центральной Азии. Марлен Ларуэль и Себастьян Пейруз умело совмещают подробные полевые наблюдения с массивом данных, показывая динамику в отношениях между государствами Центральной Азии и Китаем, обусловленных внутренними императивами правительственных элит, а также, в большей степени, формирующихся за счет целого ряда новых социальных субъектов (“новых посредников”), в том числе предпринимателей, экономических мигрантов, студентов и их растущих неформальных сетей.
Книга вращается вокруг двух связанных и одинаково важных сфер китайско-центральноазиатских отношений. Во-первых, это внешняя политика и официальные отношения между Китаем и центральноазиатскими правительствами с момента обретения независимости, в том числе вопросы, связанные с управлением границами и сотрудничеством в области безопасности, торговли, финансирование и строительство инфраструктуры и энергетический сектор. Во второй главе книга также дает подробный анализ сильных и слабых сторон Шанхайской организации сотрудничества (ШОС), предпочтительной для Пекина платформы многосторонних отношений для многих из этих инициатив. Учитывая огромное количество гипербол китайского и западного восприятия ШОС, трезвый анализ китайско-российского соперничества и прагматизма Центральной Азии должен в значительной мере скорректировать налет сенсационности, обычно окружающий эту организацию. Авторы убедительно подчеркивают напряжение между предлагаемым ШОС новым темпом регионального динамизма и фактическими ограничениями по решению проблем, возложенными на организацию публично провозглашенной доктриной невмешательства, отметив, что «одержимость необходимостью достижения консенсуса и поддержания статуса-кво, по сути, препятствует эффективности ШОС, а также создает риски делегитимизации организации в будущем» (стр. 42).
Вторая часть книги, «изнутри» (From Inside), обсуждает текущее состояние мышления о Китае и как оно представляется в Центральной Азии. Данная дискуссия является основной идеей книги. Подход к “китайскому вопросу” изнутри отбрасывает бесполезные обобщения, которые слишком часто применяются в регионе, а также проливает свет на ряд противоречивых тенденций, окружающих эти новые связи. Например, авторы справедливо утверждают, что китайское экономическое сотрудничество является основным вектором, через который центральноазиатские государства получили эффект от экономической глобализации, однако такие же беспокойства, обычно связанные с глобализацией – перемещение национального производства, экономическая неопределенность, требования к гибкости рабочей силы и переподготовка кадров – теперь озвучиваются обществом Центральной Азии и в отношении китайской экономической политики. Принято считать, что Китай оставляет вопросы безопасности в регионе решать России, но авторы показывают активные шаги китайских властей, в частности, по уйгурскому вопросу, что экспортирует элементы синьцзянской политики Пекина в Центральную Азию, в том числе, и с точки зрения стратегии экономического развития и нормативной базы для борьбы со «злом сепаратизма».
Самое главное, мы узнаем от авторов, что представления о Китае в Центральной Азии служат сразу нескольким интересам и целям внутренней политической повестки дня.
В Казахстане и Кыргызстане “китайский вопрос” стал своего рода линзой, через которую средства массовой информации (особенно в политическом пространстве, которое становится все более ограниченным), а также оппозиционные политики могут иногда критиковать внешнеполитические решения. Здесь для более четкого сравнения следует привести в пример реакцию против Китая в африканских странах; двумя основными факторами, противостоящими влиянию Китая в Африке, были гражданское общество и профсоюзы, обе эти силы являются относительно слабыми в Центральной Азии. Это предполагает, что расходящиеся тенденции, выявленные авторами, как-то: склонность элит хвалить экономическое партнерство с Китаем и локальная синофобия, могут стать причинами еще большей реакции против Пекина или элит, поддерживающих Пекин, особенно при смене власти.
Таким же образом, Глава 7 “Новые посредники (The New Mediators), убедительно раскрывает особенности создания новых региональных сетей, созданных китайскими экономическими мигрантами, в том числе описывает китайских предпринимателей и динамику торговли на базарах. Образовательные обмены и стипендии предлагают возможности для молодежи Центральной Азии, означая для многих то, что сотрудничество с Китаем вполне может быть для них реальным шансом в жизнь посредством участия в коммерческой деятельности и вертикальной мобильности. Наконец, в превосходной главе 8 “Китай как объект научных знаний” (China as the Object of Academic Knowledge), книга прослеживает историю относительной скудности знаний о Китае в академической среде Центральной Азии, начиная с советской науки, подчеркивая ограничения и политическую ориентацию советской синологии и относительно слабый подход в современных академиях наук и в университетах.
Эта своевременная книга поднимает ряд вопросов для обсуждения, четыре из которых я привожу ниже:
Во-первых, хотя некоторые страницы книги частично затрагивают этот вопрос, Ларуэль и Пейруз относительно немногословны в вопросе о сравнимой эволюции китайского мышления и официальных нарративах о Центральной Азии. Является ли “центральноазиатский вопрос” предметом таких же предположений и культурных стереотипов, как “китайский вопрос” в Центральной Азии? В каких сферах китайское мышление сохранило свои предположения о регионе и какие политические подходы Китая преобразовались и изменились?
Во-вторых, авторы совершенно правы, когда утверждают, что Китай имеет индивидуальные стратегии и амбиции относительного каждого из государств Центральной Азии, но некоторые аспекты данных стратегий могут меняться. Кыргызстан, в настоящее время, кажется, все более удаляется от орбиты Китая, а реэкспортная торговля, которая когда-то служила экономическим двигателем, скорее всего, придет к своему логическому завершению, как только Бишкек присоединяется к возглавляемому Россией Евразийскому союзу. Туркменистан, напротив, кажется более притянутым к Пекинской экономической оси, так как торговля с Китаем составляла 44% в 2013 году, а перспективы для диверсификации торговли Ашхабада вне предлагаемого газопровода Туркменистан-Афганистан-Пакистан-Индия невелики. Растущим беспокойством для Пекина должен быть Казахстан, который после кризиса в Украине, проявляет беспокойство в отношении заявлений России о нелегитимности государственности Астаны. Как бы отреагировал Пекин на подобные попытки России дестабилизировать самую большую и важную из стран Центральной Азии?
В-третьих, удастся ли центральноазиатским государствам в ближайшем будущем найти существенные “глобализованные” альтернативы экономическому сотрудничеству с Китаем? Актуальной проблемой для государств Центральной Азии является не то, что они перестанут желать продолжать многовекторную внешнюю политику, а то, что будут не в состоянии наладить сотрудничество с “третьими игроками”, альтернативными России и Китаю, тем самым увеличивая влияние, как Пекина, так и Москвы. Будет ли Китай эффективно подавлять попытки азиатских конкурентов, таких как Индия, Южная Корея и Япония играть более значимую региональную и глобальную роль?
Наконец, в условиях постоянно меняющейся региональной картины, авторы, возможно, фактически недооценили региональное доминирование Китая в сфере энергетики. В 2013 году Китайская национальная нефтяная корпорация (CNPC) окончательно закрепила свою желанную долю в проекте Кашаган, ранее находившемся под влиянием Запада. В то же время, продолжающееся строительство трубопровода Китай-Центральная Азия, на этот раз проходящем через Таджикистан и Кыргызстан, и внутреннего газопровода Бозой-Шымкент в Казахстане фактически превращает CNPC в регионального и местного дистрибьютора газа Центральной Азии, а не только как импортера в Китай. Как данная повышенная роль Китая в энергетике, а также обещанные новые инвестиции в проект “Новый шелковый путь”, объявленный президентом КНР Си Цзиньпином, повлияют на отношения с Центральной Азией в плане экономического присутствия Китая, а также будущие отношения Китая с Россией в данном регионе?
В этой превосходной книге, Ларуэль и Пейруз начали важный диалог о присутствии Китая в Центральной Азии “изнутри” и его вероятном внутреннем и региональном влиянии. Их работа станет рамочной основой такой важной дискуссии в течение многих лет в будущем.
Реалии и факты о присутствии Китая в Центральной Азии: Модель для изучения Китая в мире
Роберт Саттер, Университет Джорджа Вашингтона
Марлен Ларуэль и Себастьян Пейруз удачно применяют свой обширный опыт и знания о Центральной Азии в предоставлении углубленной и всесторонней оценки поведения Китая и анализе последствий в этой важной, в мировом понятии, области. Их исследование хорошо организовано, убедительно написано и основано на обоснованных суждениях авторов, представляя собой результат тщательного анализа имеющихся научных данных, интервью и других материалов, особенно из центральноазиатских источников. Это задает модель для подражания в углублении нашего понимания международных отношений Китая с другими частями мира.
Книга быстро уводит читателя за пределы часто поверхностных дискуссий о том, что Центральная Азии является предметом некого соперничества в большой игре с участием Китая, США, России и других заинтересованных держав. Книга оспаривает мнение о том, что регион остается периферийным в китайской внешней политике, так как Китай больше не обеспокоен угрозой безопасности с севера со стороны Советского Союза и все больше ориентируется на международную деятельность и важные вопросы своих морских границ. Действительно, исследование подчеркивает приоритеты, которые Пекин отдает международным отношениям вдоль периферии Китая, управляя чувствительными вопросами безопасности и суверенитета, что имеет прямые последствия для китайской внутренней стабильности и не имеет аналогов в других частях мира.
Китайские лидеры часто видятся методичными и успешными в своем отношении к иногда драматическим изменениям в Центральной Азии со времен холодной войны. Китай определил и укрепил границы, перекрыл поддержку сепаратистам в провинции Синьцзян и нашел общий язык с региональными правительствами в сотрудничестве в борьбе против террористов и криминальных элементов. Китай имеет встроенный доступ к нефти и газу Центральной Азии и прочные торговые отношения с государствами региона. Китай способствовал стабильной и продуктивной среде вдоль этого сегмента своей периферии, наряду с укреплением своего регионального и международного имиджа посредством эффективной двусторонней и многосторонней дипломатии.
Ван Жиси и другие китайские специалисты представляют гладкую китайскую экспансию отношений и влияния в Центральной Азии, которая противоречит различным проблемами Пекина вдоль восточных и южных границ, от Северной Кореи и Японии, до Индии. С одной стороны, когерентная политика Китая в Центральной Азии не нарушается внешними силами, которые китайское правительство не контролирует и которые сильно влияют на китайскую внешнюю политику в других областях. Например, Тайвань является незначительным игроком в Центральной Азии. Роль Японии в Центральной Азии также сравнительно мала. Подъем американского военного присутствия и влияния в Центральной Азии после террористических атак на Соединенные Штаты 9/11 являлся важной переменой, повлиявшей на стратегические планы Китая в регионе. Тем не менее, его общая значимость была компенсирована тем, что влияние США в Центральной Азии оставалось гораздо слабее, чем в других частях периферии Китая. Между тем, китайские лидеры добились успеха в том, что смогли отвлечь внимание китайских СМИ и общественное внимание от территориальных и националистических проблем в отношениях с соседями в Центральной Азии. А, как правило, авторитарные правительства Центральной Азии смогли построить более конструктивные и прагматичные отношения с Китаем по территориальным и иным спорам, что отличило их от националистических позиций некоторых восточных и южных соседей Китая.
Трудность работы тех из нас, кто трудится в сфере китайских международных отношений, заключается в постоянных изменениях ситуации, связанных с возвышением Китая и сопутствующими событиями; Центральная Азия не является исключением. Таким образом, Ларуэль и Пейрузу, возможно, потребуется изменить свою позицию о малом влиянии афганского вопроса на Китай и региональную динамику, когда США и НАТО покинут эту страну в 2015 году. В самом деле, авторы делают относительно небольшой акцент на китайские и региональные проблемы, связанные с проникновением террористической активности из Афганистана на примере прошлых лет. Новый кризис в Афганистане, который, скорее всего, произойдет в 2014 году, станет тестом для Китая и стран Центральной Азии и их усилий по борьбе с распространением воинствующей оппозиции.
Между тем, отношение книги к России и ее региональному влиянию может также потребовать существенной корректировки, особенно если президент Владимир Путин, после экспансионизма в Крыму и Украине, примет аналогичные действия в других частях российской периферии. Кроме того, отличное повествование в книге о роли китайского правительства в получении доступа к энергетическим ресурсам и строительству инфраструктуры, подчеркивает отсутствие систематического изучения роли китайского правительства в содействии китайскому экспорту промышленных товаров в Центральную Азию. Складывается впечатление, что такая торговля происходит по частным инициативам, без значительной поддержки правительства. Такой вывод имеет важное значение, так как он ставит под вопрос поверхностные оценки о том, что китайское правительство играет важную роль в продвижении экспорта китайских производителей и поддержании положительного общего торгового баланса Китая. В то время как книга является образцовой в использовании различных источников из Центральной Азии, более основательное использование китайских источников поможет расположить обсуждение в рамках более обширных параметров китайских приоритетов и проблем в международных отношениях.
Синофобия: потенциальный узел на Шелковом Пути
Рафаэлло Пантуччи, Королевский объединенный институт оборонных исследований (RUSI)
Сидя в бишкекском кафе, иностранный дипломат объяснил китайские проблемы в Центральной Азии довольно просто. По его словам, дело носит “генетический характер”, в результате чего у кыргызов есть врождённая антипатия в отношении китайцев. В то время, как большинство экспертов международных отношений сторонятся столь упрощенного объяснения, в поисках ответа на данный вопрос непременно нужно опираться на книгу Марлен Ларуэль и Себастьяна Пейруза “Китайский вопрос в Центральной Азии: внутренний порядок, социальные изменения и китайский фактор”. Самым большим фактором Китая зачастую, скорее всего, является его подавляющее присутствие и потенциал, который его деятельность по ту сторону Тянь-Шаня представляет для государств Центральной Азии.
На рынках Кара-Суу, Дордой или барахолке китайцы в основном играют довольно пассивную роль. В скучной и досадной рутине, как работники, которые зарабатывают куплей-продажей товаров для бедного населения, китайские продавцы и работники в основном работают на периферии общества, избегая слишком пристального внимания к себе. Китайские энергетические гиганты, работающие в регионе, при подготовке своих работников наставляют их воздерживаться от распивания алкоголя в общественных местах и всегда иметь документы при себе, а также номера телефонов, на случай если они попадут в беду с местными органами власти.
Проблемы, конечно же, возникают. В начале 2014 года в г. Бишкек 16 китайских рабочих избили милиционера, когда он наткнулся на одного из них в состоянии алкогольного опьянения на строительной площадке. Данное нападение на милиционера стало непривычным явлением, но столкновения между китайскими рабочими и местными жителями довольно часто происходят в Кыргызстане. Интересно, что и во многом описывает китайский вопрос в более широком смысле, это то, что иногда эти столкновения вовлекают китайских рабочих, потому что им не заплатили их китайские работодатели. В любом случае китайцы выглядят опасными для местных жителей. У кыргызстанцев, которые видят, как их рынки полны китайскими товарами, и которые наблюдают растущее присутствие китайских рабочих на стройках, на работах, которые местное население могло бы выполнять само, все это вызывает недовольство. Все это приводит к отторжению и взывает к вековой синофобии, причины которой Ларуэль и Пейруз видят в недостатках исследований по Китаю в советское время. Там же, где велись исследования по Китаю в Центральной Азии, они, как правило, проводились через призму национальных меньшинств, таких, как уйгуры или дунгане – архетипических китайских центральноазиатов.
Данная пустота заполняется слухами и теориями заговоров, присущими российскому мышлению и, следовательно, всегда присутствующими во все еще преимущественно российском регионе Центральной Азии. Разговоры и дискуссии полны историй о “желтой опасности”. Как отмечают Ларуэль и Пейруз, “Каждый год население Китая растет более чем на 15 миллионов человек, что почти эквивалентно общей численности населения Казахстана” (стр. 183). Или посмотрите на это с другой стороны, Китай растет примерно на два Кыргызстана плюс один Туркменистан или два Таджикистана каждый год.
Конечно, эти цифры и сравнения являются совершенно искусственными – на самом деле, относительно ограничен рост населения в Синьцзяне, внутренней части Китая в Центральной Азии, на границе с Казахстаном, Кыргызстаном и Таджикистаном. Население Синьцзяна близко к населению большой страны в Центральной Азии: чуть меньше 25 миллионов, живущих на одной шестой части суши Китая. Но небольшое население, все больше зависимое от Китая, граничащее с крупнейшим в мире производителем, является тревожной перспективой, особенно, когда, как утверждают Ларуэль и Пейруз, региональные усилия Китая уже “глубоко изменили экономический статус-кво в регионе” (стр. 45). Все дороги в Центральной Азии больше не ведут в Москву; отремонтированные, они ведут в Урумчи или Кашгар, с новыми проектами и трубопроводами. Будь то инфраструктура, как железнодорожный туннель в Узбекистане, новая тепловая электростанция в Душанбе или новые трубопроводы для поставки туркменского газа в Китай, китайские фирмы заполняют пустоту, в то время как Роснефть уходит с авиабазы Манас в Бишкеке, а CNPC получает кусок сверхгигантского месторождения Кашаган в Казахстане, обойдя индийскую государственную компанию.
В то время как все это является признаками роста Китая в регионе, реальность такова, что здесь ведется ряд игр. С того момента, как вышла в свет книга Ларуэль и Пейруза, начали проявляться параметры возможного стратегического толчка Китая в регионе. Еще в сентябре 2013 года, во время турне по Центральной Азии, в ходе которого президент Си Цзиньпин подписал контракты почти на $56 миллиардов, он выступил с речью в университете Назарбаева, в которой подчеркнул, что Китай стремится создать “экономический пояс шелкового пути”, который соединит Китай с Европой через Центральную Азию.
Однако, воспринимать данное выступление в качестве полноценной стратегии, по-видимому, преждевременно. В ходе обсуждений в Пекине, Шанхае и Урумчи (а также в Центральной Азии), чиновники, эксперты и другие заинтересованные лица по-прежнему выражают отсутствие уверенности в том, что именно означает этот экономический пояс шелкового пути. Как недавно в Шанхае сказал один видный эксперт: “Наше руководство любит излагать видение, а доработку деталей оставляет другим”. В частности, Пекин, кажется, ждет от Национальной комиссии по развитию и реформам (NDRC) описания практических аспектов видения, а затем все ответственные министерства будут иметь возможность реализовать его. Это должно произойти в конце этого года, и после этого, судя по всему, появится четкое ощущение того, как выглядит видение Китая в Центральной Азии.
Но, как и во всех геополитических головоломках, этот процесс является переменным, и в то время как Китай уточняет свои намерения относительно Центральной Азии, Россия перевернула шахматную доску своими действиями в Украине, вызвав беспокойство во всей Центральной Азии. Толчок в сторону Таможенного союза и Евразийского экономического союза, включающего в себя Казахстан, Кыргызстан, и, потенциально, Таджикистан, а также санкции с Европой – все это является звонком для Центральной Азии. В Казахстане на официальном уровне растет озабоченность тем, как действия России повлияют на отношения Казахстана с Западом и тем, что Таможенный союз все теснее связывает страну с российской экономикой. Поговорите с кыргызскими продавцами на рынках Дордой или Кара-Суу, и они ответят, что уже чувствуют это влияние на себе в течение некоторого времени, с тех пор как Таможенный союз вступил в силу между Казахстаном и Россией, реэкспорт товаров через казахстанскую границу стал более сложным. Они опасаются, что, как только их страна присоединится к ЕЭС, реэкспорт дешевых китайских товаров через Кыргызстан не будет иметь смысла, товары можно будет доставлять напрямую в Казахстан.
И все же, Россия, по-прежнему, является основным партнером для Кыргызстана. Членство в Таможенном союзе намечено на 2015 год, и Кыргызстан также видит в России важного партнера, первичного гаранта безопасности и работодателя для нескольких тысяч кыргызов, которые работают в Москве и других городах и отсылают денежные переводы для поддержки членов семьи, оставшихся на Родине. Первым партнером для кыргызских политиков остается Москва, а не Пекин. По собственному выбору или из страха, они смотрят на Россию как на геополитического родителя, хотя их долгосрочное экономическое будущее ориентировано на юг: Китай, Индию и другие растущие державы.
Казахстан сталкивается с другим вопросом. Уже в объятиях России, Казахстан отчаянно старается сделать свою хваленую многовекторную стратегию реальностью. Китай не единственный партнер в этой картине, и казахстанские чиновники, и бизнесмены будут развивать растущие отношения своей страны с Ираном в ожидании вступления в ВТО, и тот факт, что они обновляют свое партнерское соглашение с Европейским союзом, служит доказательством того, что многовекторная политика все еще в силе. Россия является важным партнером для них, но не единственным.
Ключевой вопрос здесь заключается в том, что это означает для логики Китая, быть вторичным партнером в Центральной Азии. Возможно ли, что влияние Китая в регионе является более хрупким, чем оно кажется, и что синофобия – это реальная проблема, которая, при желании, может остановить напор Китая? Экономическая сила китайских инвестиций, казалось бы, опровергает это, особенно, в то время как России имеет мало шансов адекватно противостоять этой силе, учитывая пошатнувшуюся экономику, которая уже сталкивается с новым бременем в Крыму и по всей Украине.
Но это поднимает вопросы о присутствии Китае в Центральной Азии и проливает все больше света на то, что является основной идеей предлагаемого Китаем экономического пояса шелкового пути, и как Китай будет пытаться противостоять этим региональным силам и синофобии.
В настоящее время, три аспекта нуждается в большем охвате:
Во-первых, каковы китайские взгляды в долгосрочной перспективе? И Ларуэль и Пейруз имеют многолетний опыт по Китаю, но текст книги не всегда освещает фундаментальный вопрос о том, что является долгосрочной целью Китая. С одной стороны, это связано с тем, что мы только сейчас начинаем слышать о долгосрочных планах, после выступления Си Цзиньпина об экономическом поясе, но китайские стратеги в течение некоторого времени предсказывали данные планы.
Во-вторых, реальность хваленой “многовекторной” внешней политики, о которой страны Центральной Азии так часто говорят как о своей стратегии. Поговорите с должностными лицами в любой стране, и они будут отрицать господство Китая (или любой другой страны) заявляя, что они сотрудничают со всеми странами. В реальности это часто сомнительно, особенно если учесть непреодолимую экономическую силу Китая по сравнению со всеми другими, заставляя задуматься над тем, до какой степени Центральная Азия на самом деле в состоянии управлять и контролировать свою судьбу.
И, наконец, существует дилемма поглощения. Насколько Китай готов брать на себя ответственность, и может ли Центральная Азия не опираться на Китай в решении собственных проблем? Становится ли Китай региональным гегемоном по умолчанию, с учетом того, что никто на самом деле не задумывался о последствиях для региональной стабильности (или о том, кто является главным гарантом региональной безопасности) в ситуации, когда Пекин становится все более весомым игроком в регионе, усердно избегающим конфликтов или все более втянутым в их решение? Напряженность и проблемы Центральной Азии не исчезнут с подъемом Китая, а что это означает для Китая, остается вопросом без ответа.
Ответ авторов
Глядя на геополитические головоломки Центральной Азии с внутренней точки зрения
Марлен Ларуэль и Себастьян Пейруз
Идея написания этой книги является результатом длительных, регулярных поездок в Центральную Азию, которые мы совершали с конца 1990-х годов. Когда мы начали писать ее в 2007 году, внутренний пейзаж, особенно в Казахстане и Кыргызстане, был полностью трансформирован ростом китайской продукцией на базарах, а Китай был темой разговоров среди наших друзей и коллег. Тем не менее, большинство имевшихся работ, анализировавших растущую роль Китая, были ограничены поверхностной призмой геополитической конкуренции Россией и Соединенных Штатов.
Основной целью данного проекта было объединить центральноазиатское видение изменений в их повседневной жизни с геополитическими “мета-эволюциями”, такими, как подъем Китая в регионе. Следовательно, мы приложили огромные усилия, чтобы дать голос центральназиатам и исследовать эти эволюции с низовым описательным подходом, а не с западно-ориентированной точки зрения или западной экспертизы. Из этого также возникла идея глубокого взаимодействия между внутренней политикой и на международной арене, и эволюцией на низовом уровне, протекающими в соответствии с тенденциями глобализации. Потому что, когда центральноазиаты говорят о том, что они беспокоятся о разрастании “китайских кварталов” в своих городах, они демонстрируют ощущение того, что они являются частью более широкой тенденции, которая складывается по всему миру, в том числе на Западе, и которую они используют в собственном опыте.
Вторая часть книги основана на нескольких месяцах работы в поле и включает в себя основное ядро манускрипта, как отметили несколько рецензентов. Исследование Китая в качестве объекта внутриполитических повесток дня в Центральной Азии, а также исследование уйгурских и дунганских предпринимателей, экономических мигрантов и студентов из Центральной Азии в Китае в качестве «новых посредников» между двумя мирами – было нашей главной целью. Мы надеемся, что другие исследователи, изучающие других внешних игроков в регионе, дадут основы для других возможных интерпретаций. Конечно, Россия, а также Япония, Южная Корея, Турция, Иран, Индия и, возможно, страны Персидского залива станут основными кандидатами для диалога, “наизнанку” – как его называет Александр Кули. Мы сознательно оставили в стороне анализ восприятия с китайской стороны. Мы не хотели, в конечном итоге, остаться с двумя анализами несопоставимых дискурсов, так как мы не в состоянии предложить такую же степень анализа для Китая, какую мы можем предоставить для центральноазиатских источников, и другие эксперты работают над этим вопросом уже давно. Тем не менее, интегрированная работа о том, как Китаю удалось действовать прагматично в Центральной Азии по сравнению с его более сложным положением в Юго-Восточной Азии, до сих пор не написана.
Первая часть книги является ничем иным как описанием моментов во времени. Тем не менее, мы хотели включить трезвый и сдержанный анализ “геополитики” региона. Таким образом, мы сознательно избегали трехстороннего анализа России, Китая и США. Этот подход был бы поверхностным, так как он не должен был быть в центре внимания исследования и был бы не в состоянии дать большего, чем дала книга Кули “Большие игры, местные правила” в анализе того, как местные органы власти формируют правила “Большой Игры”.
Хотя с момента завершения работы над книгой прошло 4 года, Шанхайская организация сотрудничества существенно не изменилась. Объявление о ее расширении в 2014 году и присоединении Индии и Пакистана в качестве членов, Афганистана в качестве наблюдателя и Турции как партнера, подтверждают успех ШОС как региональной платформы для диалога без западных членов. Но это еще больше ослабит возможности организации в рассмотрении конкретных повседневных вопросов в Центральной Азии, будь то вода или миграция. Призывы к механизмам регионального сотрудничества в области безопасности будут оставаться только на дипломатическом уровне, учитывая многие противоречия среди государств-членов. В то время, как в начале 2000-х годов, ШОС считалась прямым конкурентом региональных институтов России, ОДКБ и, в то время, Евразийского экономического сообщества, сегодня конкуренция исчезла. ШОС двинулась дальше на “Юг” от постсоветской Центральной Азии, принимая континентальный вид, охватывая основные азиатские державы, и, кажется, сосредоточившись на пространстве вокруг Афганистана. Между тем, Россия была в состоянии построить региональные инструменты, которые ограничены в некоторых странах Центральной Азии, но которые являются более эффективными и способными решать экономические и военные реалии Центральной Азии (оставим в стороне критику целей Москвы).
Китай усилил свою детерминированную роль в формировании экономики Центральной Азии с новой инициативой экономического пояса шелкового пути, и действительно, картина доминирования Китая над энергетикой в Центральной Азии развивалась с момента написания книги. Хотя квази-гегемония Пекина над туркменским газом была заметна, недавно приобретенные им доли в Казахстане на Кашагане, хотя и небольшие, изменили общую картину. Текучесть торговых партнерских отношений, как упоминалось Кули, было уже заметно с растущей конкуренцией между Кыргызстаном и Таджикистаном, и между Кыргызстаном и Казахстаном, за контроль над первичными оптовыми рынками. С того момента как книга была завершена, роль Узбекистана резко увеличилась с запуском железнодорожного проекта, связывающего Синьцзян с Ферганской долиной, что весьма логично, учитывая экономический потенциал и демографию страны. Участие Китая в Афганистане также стало более важным; однако, являлось предметом раздувания, чего авторы книги сознательно пытались избежать. Некоторые из основных экономических проектов Китая, таких, как медный рудник Айнак, с тех пор зашли в тупик, а отчисления Китая в афганский государственный бюджет не будут столь высокими, как прогнозировали многие западные эксперты.
Еще раз, более трезвый анализ, далекий от краткосрочного ажиотажа СМИ и мозговых центров, помогает лучше понять “прилив” и “отлив” китайского вовлечения в более широком регионе.
В заключение нашего анализа, мы вернемся к распространенным в Центральной Азии сантиментам, что Китай относится к другой “цивилизации”; то же самое относится к Индии, как мы обсуждали в другой книге, “Картирование Центральной Азии: Взгляды и Стратегии Индии”. Это оставляет странам Центральной Азии Россию, потенциально, Запад, и исламский мир, с которыми регион разделяет подобные “цивилизационные” модели. Трудности испытывают режимы и общества Центральной Азии в связи с кризисом 2014 в Украине. Хотя вся элита Центральной Азии осторожно соглашается с тем, что эволюция Москвы вызывает тревогу, возможности для выхода ограничены, и знаменитая многовекторная политика Центральной Азии, похоже, теряет обороты. Для центральноазиатских режимов западное участие в регионе не является привлекательным по нескольким причинам, в основном, связанным со стабильностью режима и его механизмами легитимности, но и потому, что и Соединенные Штаты и европейские страны рассматриваются как ненадежные партнеры. Но и большее вовлечение Китая в экономических сферах продолжает вызывать озабоченность. Синофобия растет среди населения Центральной Азии, как стало очевидно в Таджикистане, с тех пор как книга была опубликована, и гипотеза о политической цене в краткосрочной, среднесрочной или долгосрочной перспективе вызывает озабоченность у элит.
Все это подчеркивает важность комбинирования внутреннего и международного анализа. Наша главная гипотеза, что представление Китая на руку внутренним политическим программам, вероятно, станет еще более очевидна с будущими политическими транзитами в регионе и с новой волной вовлечения России в поддержку местных избирателей и элит. Хотя Казахстан и пытается избежать дилеммы более пророссийского сценария в сравнении с более прокитайским или более прозападным, опираясь на новые паназиатские позиции и учреждения, Китай и Россия остаются единственными единицами измерения на шкале оценки внешних игроков в Центральной Азии, где никто не в состоянии конкурировать на том же уровне взаимодействия. Китай, следовательно, превратился в регионального гегемона по умолчанию, учитывая тот факт, что российская элита видит в Центральной Азии скорее бремя, нежели благословение.
