Главным событием 2022 года для Туркменистана стало достаточно неожиданный добровольный уход Гурбангулы Бердымухамедова с поста президента страны. В то же время более чем ожидаемым стало избрание новым президентом сына Гурбангулы Сердара Бердымухамедова, что обеспечило в Центральной Азии прецедент династической передачи власти.
Однако от избрания нового президента социально-экономическая и особенно политическая ситуация в Туркменистане сильно не изменилась. Во внутренней политике еще больше усилился контроль, цензура и государственная пропаганда. По сути, многое в стране осталось на прежнем уровне, а в некоторых сферах ситуация ухудшилась. Бывший президент Гурбангулы Бердымухамедов формально и неформально продолжает принимать непосредственное участие в управлении страной. Сможет ли такая тандемократия быть устойчивой, сложно сказать.
Во внешней политике Туркменистана главным трендом ушедшего года стало стремление диверсификации экспортных газовых поставок. Несмотря на активные усилия по расширению объемов экспорта газа в западном направлении, пока они не привели к существенному изменению. Россия удерживает Туркменистан в своей газовой орбите, увеличивая закупки газа, которые шли почти эксклюзивно в Китай. А по итогам визита Сердара Бердымухамедова в Китай в январе 2023 года стороны договорились увеличить объёмы и достроить четвертую ветку газопровода Туркменистан-Китай.
Нейтральный статус Туркменистана во внешней политике на самом деле маскирует растущую зависимость страны от Москвы и Пекина и мешает Ашхабаду развивать другие полюсы – не только с Западом, но и со странами Центральной Азии. При этом внутри страны сохраняется жестко централизованный авторитарный режим и политическое устройство.
О нюансах туркменской политики в ушедшем году рассказывает независимый исследователь из Туркменистана Рустам Мухамедов.
Меня зовут Рустам Мухамедов, я независимый исследователь из Туркменистана.
Почти год назад в марте 2022 г. Сердар Бердымухамедов был избран президентом Туркменистана. Это был прецедент, когда в Центральной Азии власть фактически перешла от отца к сыну. В связи с приходом Сердара были как определенные ожидания, так и скепсис. Как Вы можете оценить прошедший год с момента избрания нового президента? Что изменилось в политике Туркменистана?
Да, действительно, внеочередные президентские выборы, которые привели к фактической династической передаче власти от отца к сыну стали самым важным событием прошлого года в Туркменистане. Ну и, пожалуй, последних нескольких лет. У всех независимых наблюдателей обозревателей, конечно, не было сомнений в том, что Сердар выиграет эти выборы. У некоторых из них были определенные надежды на то, что произойдут положительные сдвиги если не во всех сферах, то хотя бы в наиболее проблематичных, в которых ситуация особенно усугубилась не только под влиянием острого социально-экономического кризиса, который страна переживала в последние 5–6 лет, но и в связи с распространением пандемии коронавируса. В целом можно с уверенностью сказать, что эти ожидания, к сожалению, не материализовались. Никаких значимых социально-экономических, а уж тем более политических реформ, которые улучшили бы жизнь обычных граждан или привели бы к демократизации государственных институтов, не последовало.
Можно отметить только отдельные точечные решения, которые с большой натяжкой можно назвать положительными сдвигами. И то, если рассматривать их с учетом того тяжелого положения, в котором страна жила в последние несколько лет. В качестве примера, можно, например, сказать о том, что курс маната стабилизировался на черном рынке, хотя он по-прежнему остается довольно высоким, превышающим официальный курс примерно в 5 раз. Относительно стабилизировались цены на основные или так называемые базовые продукты. В целом улучшилась их доступность, снизился их дефицит, их нехватка, о чем в прошлые годы много говорили независимые СМИ. Возобновились международные авиарейсы по отдельным направлениям, хотя цены на билеты по-прежнему остаются достаточно высокими для большинства населения.
Если говорить о внешней политике, то в определенной степени со знаком плюс можно занести активизацию попыток по углублению сотрудничества, в первую очередь со странами центральноазиатского региона, попыток диверсификации экспортных маршрутов для туркменских энергоносителей. И попыток продвижения Туркменистана как важного транспортного, транзитного маршрута по направлению Восток-Запад и Север-Юг.
Намного больше событий, конечно, было со знаком минус. То есть негласные запреты в отношении женщин. В частности, запрет на пользование отдельными косметическими услугами, закрытие салонов красоты, которые также сопровождались так называемыми беседами с женской частью коллективов в бюджетных организациях на тему нравственности, традиционных ценностей, и даже были публикации в государственных СМИ на эти темы. При этом независимые СМИ отмечали, что применение этих негласных правил было выборочным. К концу года рвение государственных органов поутихло и как бы все вернулось на круги своя. Но важно отметить, что Туркменистан остается страной с глубоко устоявшимися патриархальными социально-культурными нормами. Также заметно усилились и участились ограничения доступа и блокировки интернета. Если раньше ограничивался доступ в основном к так называемым неугодным сайтам, где могла публиковаться критика политического режима страны, то теперь власти стали блокировать целые подсети. Еще более тревожным событием стала новость о том, что создается национальная автономная цифровая сеть. Это фактически подразумевает отвязку туркменской сети от глобальной сети. Особенно, если учитывать эти процессы в контексте углубляющегося сотрудничества с Россией в сфере информационной безопасности.
Еще одно событие со знаком минус – введение Турцией визового режима с Туркменистаном. Причем это было сделано по настоятельным просьбам именно туркменского руководства, что должно существенно «облегчить» туркменских силовых ведомств по контролю за гражданами. То есть по контролю трудовой и другой эмиграции. А также повлиять таким образом на протестную активность за рубежом, особенно в той самой Турции.
Ну и самое главное событие со знаком минус – это, наверное, стабильность или, правильнее сказать, сохранение нынешнего гиперцентрализованного авторитарного режима с жестким политическим управлением. Это в первую очередь выражается тем, что Сердар руководствуется тем же стилем и принципами персоналистского управления, что и бывший президент, его отец, занимается микроменеджментом всех процессов. Сохраняется также преемственность и в том, как он проводит кадровую политику. В этой связи можно отметить, что это скорее является результатом прямого воздействия отца, в связи с чем можно выделить развитие нового явления для туркменской политики – тандемократия. То есть совместное семейное управление страной – Сердаром и Гурбангулы Бердымухамедовыми, которое отражается в государственной пропаганде, в целом сообщениях СМИ, как я уже отмечал, в кадровой политике, проведении внешнеполитического курса и во многих других значительных и даже незначительных аспектах.
Каким остается статус Гурбангулы Бердымухамедова? Мы видим, что периодически он по-прежнему участвует на встречах на высшем уровне с лидерами других государств. Как Вы только что заметили, он также участвует в госуправлении. В каком статусе он остается? Можно ли считать, что Сердар полностью получил власть или же он пока исполнитель, а организатором все же остается его отец?
Скорее, да. На данный момент это такая номинальная фигура. Даже церемониальная в какой-то степени. И, возможно, скорее он больше исполнитель. А Гурбангулы Бердымухамедов в целом сохраняет за собой формальные и даже неформальные рычаги влияния на внутренние и внешние политические процессы в стране, которые, как мы уже отмечали, не ограничиваются встречами на высшем уровне с лидерами других стран. Если говорить формально, то он является вторым по значимости человеком в политической системе в должности председателя Халк Маслахаты – это верхняя палата Парламента. Именно он по Конституции должен принять на себя обязанности президента в случае недееспособности.
На практике спектр деятельности Гурбангулы Бердымухамедова выходит далеко за пределы зоны его ответственности, определенными конституцией. К примеру, в течение года он не раз проводил заседания с участием вице-премьеров, министров, руководителей других ведомств. Критиковал их за работу, раздавал указания, что в принципе не входит в его обязанности и даже нарушает принцип разделения власти. Он также инспектировал различных объектов. Это мы можем свести к элементам микроменеджмента или несущественным таким аспектам. Проводил встречи с руководителями зарубежных компаний, политическими лидерами на высшем уровне. В том числе он представлял страну во время зарубежных визитов в Японию, Корею, а также представлял Туркменистан на саммите лидеров, что важно и интересно, Организации тюркских государств в Самарканде в ноябре. Еще раньше на саммите Россия и Исламский мир в Казане в мае, где он также встречался с представителями бизнес-структур Республики Татарстан. Все это, безусловно, указывает на то, что именно он по-прежнему определяет основные контуры и векторы, и принципы внешнеполитического курса страны, степень и приоритеты сотрудничества Туркменистана с основными партнерами.
В государственных СМИ вся эта деятельность преподносится как парламентская дипломатия и как элемент межпарламентского взаимодействия с другими странами. В целом Гурбангулы показывает, что именно он выполняет роль первой скрипки, если можно так сказать в этом тандеме. И по-прежнему всецело вовлечен во все политические процессы, контролирует их разработку, контролирует процесс принятия решений, а также реализацию основных стратегических программ в абсолютно во всех сферах. И это в том числе посылает сигнал для внутренних и внешних акторов, которые, возможно, хотели бы воспользоваться тем, что Сердар Бердымухамедов более молодой, не имеющий определенного опыта как-то влиять на все эти процессы. К примеру, некоторые независимые наблюдатели, независимые СМИ отмечают этот инцидент, когда Гурбангулы Бердымухамедов отказался принимать бюджет Туркменистана и отправил его на доработку. В конечном счете он был все равно принят. Основная критика была в том, что не соблюдается свободное конвертирование валют. Оно в принципе и после этого не соблюдалось. По-прежнему есть разные курсы – официальный и рыночный курс, так называемый черный рынок. Но независимые наблюдатели считают, что это было одним из таких проявлений, где он показал, что по-прежнему влияет на процесс принятия решений на формальном и неформальном уровне.
Также я могу в двух словах сказать и отметить усиление его культа личности в ушедшем году. В государственных СМИ он теперь носит официальный титул героя Аркадага. Причем государственные СМИ освещают его деятельность в не меньшей степени, что и президента. В конце декабря также было принято решение официально назвать новую столицу Ахалского велаята в честь этого титула – титула Аркадаг. Строительство этого административного центра до сих пор еще не завершилось, но уже обошлось государственной казне в 1,5 млрд долларов. И при это город будет строиться дальше, так как завершилась только первая фаза строительства. Помимо того, что город будет назван в честь титула Гурбангулы Бердымухамедова, также в городе появится оздоровительно-реабилитационный центр, который будет назван в честь Гурбангулы Бердымухамедова. А в центральном парке будет установлен монумент Аркадага. То есть, как мы видим, на формальном и на неформальном уровне он сохраняет очень серьезные рычаги влияния на все основные процессы в Туркменистане.
Спасибо. Давайте поговорим о внешних векторах политики Туркменистана. Де-юре Туркменистан по-прежнему придерживается статуса нейтральности. Такой статус среди других стран Центральной Азии, которые балансируют на грани многовекторности, возможно гибче. Но в то же время мы наблюдали в прежние годы, что Туркменистан делал резкие крены в своей внешней политике – особенно в 2009 году с Россией – но в целом у больших держав нет схватки за Туркменистан. В этом контексте, какие полюсы важны для Туркменистана и почему – Россия, Китай, ЦА, Турция, Иран?
Начну, наверное, с самого статуса нейтралитета и того, насколько он гибкий. На мой взгляд, в целом можно отметить, что статус нейтралитета Туркменистана по своему замыслу гибче политики многовекторности, которую практикуют другие страны. То есть не случайно даже на конституционном уровне указывается, что нейтралитет составляет именно основу внутренней и внешней политики страны. Гибкость этого статуса по замыслу заключается не только в проведении взвешенной политики, основанной на равноудаленности от внешних политических игроков, но в том, что он позволяет правящей элите, руководству выборочно подходить к вопросу об участии или взаимодействии с различными межгосударственными объединениями, союзами, организациями или другими интеграционными процессами. То есть как бы гибкость заключается и в концептуализации статуса нейтралитета, каким содержанием его наполняет правящая элита в зависимости от изменяющихся внутренних и внешних условий или факторов.
К примеру, Ниязов Сапармурат, Туркменбаши, первый президент страны, проводил более изоляционную политику. В связи с чем был понижен статус Туркменистана до наблюдателя в структурах СНГ и при этом использовался статус нейтралитета. В эти же самые годы Туркменистан практически игнорировал и очень плохо взаимодействовал с такими организациями, как ОБСЕ. После того, как Гурбангулы Бердымухамедов пришел к власти, и особенно даже в последние годы Туркменистан стал активно участвовать в работе не только организаций СНГ и целого ряда других региональных организаций, объединений, в том числе формальных и неформальных. Да, по-прежнему Туркменистан сохраняет за собой статус наблюдателя во многих из них. И формально дистанцируется. Но при этом тогда, когда это отвечает политическим и экономическим интересам правящей элиты, заметно все равно наращивание взаимодействия в этом направлении. По крайней мере, если судить по уровню риторики участия на различных саммитах и встречах, где со стороны Туркменистана высказывается интерес к более глубокому сотрудничеству и взаимодействию как в двустороннем, так и многостороннем формате.
Что касается полюсов, которые важны для Туркменистана, то здесь, на мой взгляд, в первую очередь нужно отталкиваться от того, что Туркменистан руководствуется прагматическим экономическими интересами. Если учесть тот факт, что львиную долю дохода страны составляет именно экспорт газа, нефти, нефтепродуктов, то логично, что в приоритете внешней политики диверсификация именно экспортных маршрутов для энергоносителей. В этой связи центрами притяжения, если можно так назвать, по-прежнему являются Китай и Россия, которые являются основными покупателями туркменского газа. И этот тренд, на мой взгляд, будет сохраняться и дальше. Потому что объемы, поставляемые Туркменистаном энергоносителей, скажем, на региональном уровне либо по другим направлениям, все равно заметно ниже, в десятки раз ниже, если мы сравниваем с Китаем. Причем здесь важно отметить, что эти страны не только покупают, но и участвуют в том числе в разработке, в техническом оснащении ряда проектов нефте- и газодобычи. Также в последние годы мы также видим, что активизируется сотрудничество и с Россией и с Китаем по другим направлениям, особенно в сфере безопасности. Можно здесь вспомнить историю визита китайского министра иностранных дел в Туркменистан во время событий в Афганистане, где в том числе говорилось о том, что Китай готов оказывать поддержку Туркменистану в области обеспечения безопасности. И даже сейчас, несмотря на усиливающуюся международную изоляцию России, Туркменистан также активизирует с ней отношения, что приводит к подписанию стратегических документов, не только в экономике, но и в других сферах. Также в этой связи нужно учесть, что свой первый зарубежный визит в статусе президента Сердар совершил именно в Россию. А за последний год 2022, если я не ошибаюсь, в целом было более пяти встреч на уровне Сердара и Гурбангулы Бердымухамедова, на уровне высших лиц стран по обмену мнениями о наращивании дальнейшего стратегического партнерства.
В этой же связи можно сюда добавить и Иран. Стратегическое партнерство с Ираном также выстраивается по принципу диверсификации экспортных маршрутов. В Иран при помощи своповых поставок Туркменистан поставляет газ в Азербайджан. Сейчас это, конечно, очень скромные объемы. Но это делается явно задел на увеличение мощностей. В будущем также с Ираном поддерживаются двусторонние контакты по экспорту электричества в Иран, а также по наращиванию экспорта природного газа в эту страну. Также процесс взаимодействия со странами Центральной Азии стал очень активным особенно в ушедшем 2022 году, что лично меня не может не радовать. Усиление взаимодействия на региональном уровне должно быть в приоритете для Туркменистана. Но, к сожалению, оно ограничивается пока только экономической сферой. Туркменистан по-прежнему имеет визовый режим с остальными странами Центральноазиатского региона. Мало взаимодействия в других сферах, помимо экономического. На данном этапе можно сказать, несмотря на то, что взаимодействие и сотрудничество со странами региона активизировалось, оно по-прежнему остается достаточно скромным. То есть мы говорим, например, о товарообороте с Узбекистаном, то была статистика со стороны Узбекистана о том, что товарооборот составлял 902 млн долл. Когда с Казахстаном были встречи по расширению экономического взаимодействия в различных сферах, в том числе в энергетике, транспорте, логистике, промышленности, сельского хозяйства, то страны обязались, что будут наращивать объемы взаимной торговли и доведут его до 1 млрд. долл. То есть, как видно, это по-прежнему достаточно скромные объемы. В целом я считаю позитивным тренд, то, что развивается именно региональное сотрудничество.
Спасибо большое. Я хотел бы чуть подробнее поговорить про экспортные маршруты, экспорта туркменского газа. Туркменистан в текущем энергетическом кризисе занимает важную роль. На фоне войны в Украине и ухода Европы от российского газа была разработана дорожная карта» экспорта туркменского газа через Азербайджан в Европу. В то же время есть как технические проблемы экспорта туркменского газа в ЕС (это отсутствие газопровода), так и геополитические. Многие месторождения газа разрабатываются Китаем, а Россия в последние годы вдруг, как Вы тоже отметили, стала увеличивать закупки туркменского газа, что помогло Ашхабаду в ценовой политике – теперь он не так зависит от закупок газа Китаем и в целом отношения с РФ улучшились. С другой стороны, появился еще один покупатель туркменского газа – это Узбекистан. В связи с этим, помогите нам разобраться в газовой политике Туркменистана и как она влияет на внешнюю политику?
Ну как я уже отмечал, мы видим то, что газовая политика играет основную важную роль в формировании именно внешней политики. Если мы говорим про кейс с Узбекистаном, он очень примечательный. Насколько мне известно, нет долгосрочного контракта, что на данный момент, конечно, выгодно туркменскому руководству, потому что там цена, как я понимаю, намного выше. И сейчас возможно обсуждается выстраивание договора на более долгосрочную перспективу. Но на данный момент это, как говорят в английском языке, ad hoc. В целом я, конечно же, не эксперт в области энергетической геополитики, возможно, упускаю какие-то важные нюансы, детали, и скорее дам краткий обобщенный анализ, который для многих покажется чем-то само собой разумеющимся.
Газовая политика в основе элементарна, потому что основа доходов страны по подсчетам экспертов примерно на 80% формируется за счет экспорта энергоносителей, в которых экспорт газа занимает львиную долю. Если мы посмотрим, к примеру, на отношения с Китаем, то туда за 2022 год экспорт около 9 млрд долл составляет. То есть это очень серьезные суммы. В остальном же туркменской экономике больше нечего предложить. За исключением, возможно, небольшого объема электричества, сельхозпродукции. В целом туркменская экономика слабо диверсифицирована и слабо интегрирована не только в глобальную экономику, но и на региональном уровне.
Если говорить по экспортным маршрутам, то здесь в приоритете, конечно, сотрудничество с Китаем и с Россией, с которыми уже есть соответствующая инфраструктура, есть долгосрочные планы сотрудничества. В некотором смысле есть моменты и аспекты, которые, возможно, не устраивают Туркменистан. К примеру, в прошлом году и ранее, когда еще Гурбангулы Бердымухамедов, будучи президентом, встречался с Си Цзиньпином, с его уст были слышны такие инсинуации о том, что Туркменистан не совсем доволен именно ценообразованием. И как бы надеялся, что с вводом четвертой ветки газопровода, возможно, поменяется этот механизм формирования цены, как он говорит, на более справедливую, которая будет учитывать меняющуюся конъюнктуру на мировых рынках.
Точно также активизация сотрудничества с Россией – многие российские компании, как Вы уже упоминали, ведут разработки и также участвуют во многих нефтегазовых проектах непосредственно в самом Туркменистане. Очень важно будет посмотреть, как сейчас будет развиваться динамика этих отношений с учетом усиливающегося санкционного давления на Россию и того, как отдельные компании которые попали в санкционные списки, и как Туркменистан будет с ними взаимодействовать. К примеру, компания Лукойл выражала заинтересованность и даже были определенные договоренности, если не ошибаюсь, с Туркменистаном по разработке совместного месторождения Туркменистана и Азербайджана. Были и другие российские компании, которые также хотели расширить свое присутствие на туркменском нефтегазовом рынке.
Что касается западного направления, здесь, мне кажется, больше всего упирается, конечно, в геополитику. Здесь немаловажный фактор Турции, в том числе. Турция сейчас на фоне нынешних событий вокруг Украины старается также позиционировать себя как газовый хаб. При этом Туркменистан по протяжении нескольких лет не хочет вступать в Организацию тюркских государств. И сейчас появляется еще одна возможность по оказанию влияния на Туркменистан с тем, чтобы он стал членом этой организации. Это уже происходило во время трехстороннего саммита Туркменистана, Азербайджана и Турции, где в том числе Реджеп Тайип Эрдоган говорил о том, что это было бы во благо для Туркменистана и было бы дополнительным стимулом для активизации сотрудничества, если бы Туркменистан присоединился к этой организации. Пока Туркменистан является наблюдателем. В прежние годы Турция использовала этот элемент наличия туркменских активистов в стране как один из способов влияния на процесс принятия решений в Туркменистане и склонение его в свою орбиту. И в конечном счете это привело к тому, что Туркменистан стал наблюдателем в этой Организации. Теперь же появляется еще один инструмент. Но здесь, мне кажется, очень много различных проблем и факторов, которые влияют на это. И это, конечно, вопрос не завтрашнего и послезавтрашнего дня. Это в целом вопрос на перспективу, насколько Туркменистан будет способен, хватит ли у него инфраструктурных возможностей по увеличению поставок своего газа именно в западном направлении.
Если же мы говорим еще об одном проекте, который на протяжении многих лет все никак не реализуется – ТАПИ (Туркменистан-Афганистан-Пакистан-Индия), то тут тоже очень много рисков, и ситуация остается неопределенной. В прошлом году была различная информация о том, что со стороны России был интерес поддерживать этот проект, потом со стороны Индии высказывались определенные сомнения в целесообразности проекта и с экономической, и с точки зрения безопасности. Если не ошибаюсь, и Азиатский банк развития также отказался от финансирования этого проекта. И Россия как бы готова была включиться. Но сейчас с учетом геополитических и геоэкономических реалий так же непонятно, как будет развиваться это направление.
Турция лоббирует скорейшее присоединение Туркменистана к Организации тюркских государств, но Туркменистан отказывается, как Вы уже отметили. Как Вы думаете можно ли ожидать, что в ближайшее время Ашхабад вступит в эту Организацию или это вариант, который наиболее неприемлемый для Туркменистана?
Он не то, чтобы неприемлем, но на данном этапе, мне кажется, невыгоден. То есть здесь, на мой взгляд, нужно учитывать, что всегда при взаимодействии с такими организациями Туркменистан руководствовался прагматическими интересами. К примеру, в последние годы Туркменистан начал выстраивал диалог, в том числе присутствовал на саммитах ЕАЭС и других схожих объединений. При этом всегда говорил о том, что он заинтересован в наращивании сотрудничества с этими организациями напрямую, то есть не отдельно с членами, и в том числе использовал эти саммиты как площадку для рекламы себя именно как очень важного транспортно-логистического и транзитного коридора. Но при этом всегда дистанцировался, потому что это не входит в приоритеты внешней политики страны входить в подобные объединения, которые тем или иным способом будут давать какие-то механизмы по влиянию на внутренние процессы в стране либо же на внешние процессы, на внешнеполитическую деятельность страны.
Спасибо. Очень мало данных про отношение Туркменистана к войне в Украине. Какую позицию занимают официальные власти? Как общество воспринимает эти события?
Здесь я бы для себя выделил два отличающихся измерения. Если говорить на официальном уровне, во внешней политике Туркменистан придерживается позиции нейтралитета, которая именно в контексте войны в Украине, скорее, выражается немым самоустранением. Если отдельные страны Центральной Азии придерживаются позиции молчаливого несогласия или молчаливого порицания действий России, то Туркменистан в этом плане немного отличается. Но об этом мы можем судить по различным косвенным действиям. В первую очередь, это самоустранение во время голосования по резолюциям в генассамблее ООН, которые либо осуждали действия России, либо выражали поддержку Украине. Во время поздравления Зеленского с днем независимости Сердар Бердымухамедов не упоминал о войне и в целом не содержал каких-либо упоминаний или пожеланий мира. При этом при всем было сообщение о том, что Туркменистан направил в Украину гуманитарный груз, состоящий в основном из медикаментов. И на этом новости о позиции по Украине закончились.
В целом еще одним косвенным доказательством такой нейтральной позиции, которая более пророссийская, скажем так, является, как уже отмечалось, усиление сотрудничества с Россией во многих сферах и обоюдные визиты, на которых тема войны открыто не касалась. Причем количество таких визитов и встреч значительно увеличивалось в этом году. Как я уже упоминал, первый зарубежный визит Сердара Бердымухамедова в качестве президента был именно в Россию.
Если мы говорим о внутреннем измерении, о внутренней политике, то были отдельные сообщения независимых СМИ, что проводятся встречи, на которых высказываются критические позиции именно в отношении Украины, используя в том числе известные российские пропагандистские штампы, про майданы, про западную содомию и все в подобном духе. То есть в целом, если мы смотрим на политическую систему Туркменистана, понятно, что она намного ближе к России и с точки зрения официальной правящей элиты. В целом экономическое и политическое сотрудничество с Россией намного более глубокое нежели с Украиной и с теми страны, которые поддерживают Украину.
Намного сложнее судить о настроениях в обществе, потому что в Туркменистане не проводились какие-либо достоверные социологические опросы. Насколько мне известно, государственные органы и СМИ не проводили замеры общественного мнения. В стране также отсутствуют и другие общественные институты, которые могли бы поднимать такие вопросы или продвигать альтернативную точку зрения. Доступ к информации здесь намного более скудный, и население страны намного в большей степени, чем в других странах нашего региона, сталкивается с информационным голодом и с отсутствием достоверной, полной, правдивой информации и, что важно, экспертной аналитики об этом вооруженном конфликте. В этой связи вполне допускаю, что в обществе могут быть те, кто придерживаются проукраинских взглядов или, наоборот, ярко выраженных пророссийских взглядов. Но сложно судить в целом о том, какой процент от населения они составляют и какие мнения превалируют в обществе.
Здесь важно и то, что отдельные деятели из несистемной оппозиции Туркменистана, которые находятся за рубежом в том числе высказывались по поводу событий в Украине, вооруженного конфликта в Украине. Отдельные оппозиционеры были на стороне Украины и имели проукраинскую позицию. В то же время были отдельные оппозиционеры, по крайней мере, те, которые идентифицируют себя как оппозиционеры, которые имели такие пророссийские взгляды. Распространялась недостоверная информация о том, что якобы ЧВК Вагнер занимается рекрутингом в туркменских тюрьмах либо в российских тюрьмах среди туркменских граждан. Распространялась в том числе такого рода информация, которую очень тяжело проверить на достоверность. Но в целом мы можем судить о том, что эту тему официальные власти стараются по максимуму обходить не только во внешнеполитической деятельности, но в особенности во внутренней повестке.
На днях состоялся визит Сердара Бердымухамедова в Китай, в ходе которого стороны подписали пакет новых соглашений, в том числе в инвестиционной сфере. Вы можете рассказать подробнее о том, как развиваются отношения с Китаем, какие планы есть на ближайшие годы?
В целом, с учетом закрытости политических режимов как Китая, так и Туркменистана мы можем опираться на те данные, которые есть в открытых источниках. Это первый официальный визит Сердара Бердымухамедова в статусе президента в Китай. Здесь, мне кажется, целью этого визита была именно заручиться словесной поддержкой и намного желательнее была, конечно, более ощутимая поддержка в том, что Китай будет поддерживать углубление сотрудничество с Туркменистаном в том, что касается четвертой ветки газопровода, а также по дальнейшему развитию месторождения Галкыныш и увеличению поставок туркменского газа в Китай. Это, наверное, одно из тех направлений экспортных маршрутов туркменского газа, которое меньше сопряжено с каким-то геополитическими рисками. Так как в западном направлении есть определенная позиция России, которая хотела бы предотвратить диверсификацию поставок энергоносителей на европейские рынки, в том числе оказывая давление на Туркменистан и другие страны, которые пытаются активизировать свою деятельность в этом направлении. А здесь мы видим, что такого противодействия нет со стороны сторонних игроков. Но здесь есть другие вопросы о том, насколько Китай будет готов к тому, чтобы увеличивать импорт туркменского газа, а также как в вопросе, как будет складываться ценообразование на новые поставки, мощности.
Для Туркменистана Китай остается и в ближайшей перспективе будет оставаться самым важным экономическим и стратегическим партнером. Если смотреть на официальные цифры, то за 2022 год экспорт продукции из Туркменистана в Китай составил более 9 млрд. При этом большую часть из этого, как мы понимаем, это экспорт природного газа. Ни с кем из других стран у Туркменистана нет такого же уровня экономического сотрудничества. И на данном этапе несмотря на то, что это, в том числе ведет к экономической зависимости и уязвимости страны от китайского рынка как основного рынка экспорта, у Туркменистана на данном этапе нет альтернатив.
Какие прогнозы Вы можете сделать на текущий год? Во внутренней политике, как мы сегодня уже обсудили, власти усиливают контроль и цензуру, а во внешней дипломатии все сложнее получается проводить нейтральный и независимый курс, не вступая в какие-то организации и структуры. К чему это все может привести в текущем году?
Если мы говорим о внешней политике, то, мне кажется, здесь сохранится тренд на сближение с Китаем и Россией как основными стратегическими и экономическими партнерами и важными партнерами в других сферах. К примеру, во время недавнего визита в Россию Гурбангулы Бердымухамедова говорилось о том, что в Ашхабаде начнется строительство российско-туркменского университета, российского драматического театра. То есть мы видим, что в том числе в какой-то степени в гуманитарной сфере происходит взаимодействие. Но это больше делается для углубления именно экономических связей.
При всем, что мы говорим, что Туркменистан будет тяготеть в своей внешней политике к Китаю и России, очень интересно будет посмотреть, насколько на динамику этих отношений будет влиять именно усиление санкционного давления на Россию и как в целом будут развиваться события в Украине и вокруг Украины и в целом в нашем регионе. Также, скорее всего, по крайней мере, очень хотелось бы, что будет продолжена позитивная динамика по углублению регионального сотрудничества. В конце прошлого года и в целом в прошлом году состоялось несколько встреч на самом высоком уровне между Туркменистаном и Казахстаном, Кыргызстаном, Узбекистаном и Таджикистаном. Хотелось бы, чтобы эта позитивная динамика сохранялась, которая углубляла бы экономические связи внутри региона, что в том числе может улучшить и экономическое портфолио Туркменистана в целом, помимо экспорта энергоносителей и, возможно, предложить еще что-то для других стран региона.
Если мы говорим о внутренней политике страны, то здесь вы правы, здесь будет продолжать усиливать контроль и цензура. В этой связи мне особенно интересно, какое дальнейшее развитие получит система центрального автономного интернета. Потому что, как мы видим сейчас, о чем я уже упоминал, в стране есть информационный голод, что очень серьезно сказывается на том, как формируется общественное мнение в том числе о регионе, о России и других странах. И если власти пойдут по этому пути и будет реализовываться эта сеть, то приведет к очень серьезным негативным последствиям в том плане, что это еще больше отрежет граждан страны от какой-либо достоверной правдивой или даже элементарно альтернативной информации помимо той, которую предоставляют государственные СМИ.
В целом, что касается социально-экономической политики, возможно, сохранится тренд прошлого года в том плане, что будут также приниматься отдельные точечные решения, которые могут привести к маленьким положительным сдвигам. Туркменистан не раз, особенно в прошлом году, говорил о том, что готов и собирается рассматривать вопросы о более глубоких макроэкономических реформах в сторону рыночной экономики с учетом того, что получил статус наблюдателя в ВТО. Но здесь, на мой взгляд, серьезных ощутимых структурных социально-экономических преобразований не будет, так как правящая элита сейчас имеет особый контроль над основными секторами экономики, которые в том числе предоставляют стабильность нынешнего политического режима. И это в том числе сохранится.
