Музыка занимает огромное место в Центральной Азии и, в частности в Афганистане. Доктор Разия Султанова, музыковед и культуролог, изучала музыку узбеков и других национальных меньшинств Северного Афганистана.
Как выживает культурная жизнь в условиях непрерывных потрясений?
Разия Султанова исследует этот вопрос и на него же отвечает с помощью обширных свидетельств, личных контактов и бесед с самыми разными афганскими мужчинами и женщинами. Она рассматривает основные вопросы пола, идентичности, традиций и особенно роль музыки как жизненно важного элемента для выживания. Она сняла короткометражный фильм и написала книгу Afghanistan Dispossessed: Women, Culture and the Taliban («Афганистан обездоленный: женщины, культура и талибы»), чтобы задокументировать свои исследования пока еще есть возможность, так как с приходом к власти талибов женский артистизм и музыкальное творчество в стране могут прекратиться.
Доктор Разия Султанова (http://raziasultanova.co.uk/), музыковед и культурный антрополог. Она является приглашенным профессором Карлов университета в Праге и научным сотрудником Кембриджского мусульманского колледжа. Основные области ее исследований — культура Центральной Азии и Ближнего Востока, в том числе ислам и музыка, а также гендер и музыка. Разия Султанова была удостоена ряда международных стипендий, включая: в Германии (DFG в 1993 году, Министерство культуры земли Бранденбург 1994, 1997); во Франции (Французский институт центральноазиатских исследований в 1996, 1997); и в Великобритании (с 1999 по настоящее время).
Как появился интерес к афганским узбекам и их музыке? Какую музыку вы изучали?
Ответ на эти вопросы можно найти в моем коротком документальном фильме “Music of the Uzbeks of Northern Afghanistan“ (Музыка узбеков Северного Афганистана). Фильм продолжительностью 35 минут (на узбекском языке с английскими субтитрами, спонсор – Британский Совет, редактор – Усман Туфаил), который я сняла в 2013 году, — это история культурного выживания, рассказанная самими музыкантами и исполнителями, которых я интервьюировала и снимала в 2006 году.
После распада СССР в 1993 году мне посчастливилось получить грант в Университете Отто Фридриха в Бамберге, Германия, на расшифровку узбекских народных песен Северного Афганистана, записанных доктором Ингеборг Бальдауф в 1977-1978 годах, то есть до советского вторжения. Таким образом, я имела дело с узбекскими песнями из Афганистана, записанными на шести старых шпульных магнитных лентах. Тексты всех этих песен были расшифрованы и опубликованы в двух больших томах под названием “Материалы по народной песне узбеков Афганистана” (“Materialien zum Volkslied der Ozbeken Afghanistans”, и “Серия Ислам и этнология” (“Reihe Islam & Ethnologie”), изданных A. Gehling [Emsdetten] в 1989 году. И для меня было большой честью участвовать в этих музыкальных расшифровках. Однако эти узбекские песни не были рассмотрены с музыковедческой точки зрения, хотя песни были очень красивыми, и их было довольно много.
Доктор Ингеборг Бальдауф — филолог и выдающийся ученый, специализирующийся на [тюркских] языках и культурах мира, провела два года на севере Афганистана, путешествуя из одной деревни в другую, записывая песни и встречаясь с местными музыкантами.
Так, в 1993 году я приехал в Бамбергский университет, чтобы работать над этим проектом. Я была глубоко впечатлена масштабом материала. На момент получения мною гранта Советский Союз уже проиграл войну в Афганистане и вывел оттуда [свои войска]. Мы, как и все, кто жил в Советском Союзе, мало знали о том, что происходило в Афганистане, потому что освещение войны в прессе практически отсутствовало. Конечно, во время войны музыка в этой стране волновала меньше всего, и поэтому для меня, как музыковеда, было так интересно найти такую сокровищницу малоизвестных записей и песен. Хотя тексты песен были расшифрованы, в музыкальном отношении песни не были изучены, поэтому я попыталась помочь с музыкальными расшифровками. Это стало отправной точкой – я впервые заинтересовалась Северным Афганистаном, его музыкой и культурой.
Поскольку на севере Афганистана проживает огромное количество узбеков (по данным ученых — до 5 миллионов), существует мнение, что они мигрировали туда после Великой Октябрьской революции 1917 года. Но на самом деле узбеки жили там веками. Узбекское население исторически присутствовало там в течение длительного времени. Если вы обратитесь к карте Центральной Азии, то увидите материковый Узбекистан с правой стороны, а с левой стороны — узбекскую часть Афганистана, расположенную на левом берегу реки Амударьи, которая исторически известна под своим латинским названием Оксус. Так или иначе, когда я наткнулась на эти записи древних народных песен, они были на узбекском языке. Все они были очень красивыми и с запоминающимися мелодиями.
Так что же это были за песни? Ингеборг Бальдауф собрала огромное количество любовных песен с инструментальным сопровождением, женские бытовые песни такие, как колыбельные, праздничные песни, детские и религиозные песни.
Различные жанры узбекских песен из Афганистана стали для меня новым открытием. Как вы можете себе представить, в советском Узбекистане многие старые музыкальные образцы народного стиля полностью исчезли [как] общественное достояние из-за советской политики, отвергающей старое “феодальное” традиционное наследие.
Только через записи старых узбекских песен можно было понять, насколько все это было богато и насколько значимым было исполнение старых узбекских песен, которые сохранились на узбекской стороне Афганистана и на узбекском берегу реки Амударьи. Слушая их, легко было почувствовать тесную связь афганской узбекской культуры с культурой материковой части Узбекистана.
Чем больше я транскрибировала, тем больше интересовалась этими песнями и их исполнением афганскими узбекскими музыкантами. Некоторые известные музыканты, например, Маммат из Ачи, Сабзи Гул, Тадж Мухаммад были настоящими иконами для местных любителей музыки. Эти красивые песни, иногда импровизационные, как, например, “Казках куис”, исполнялись просто в сопровождении дафа (рамочного барабана) или домбуры. [Этим] они были очень близки к нашей среднеазиатской культуре, хотя Северный Афганистан практически не был представлен в советской науке и отсутствовал в общественном сознании в “советской Средней Азии”.
Поэтому, конечно, для меня это было как открытие новой вселенной, в которую я попала случайно, благодаря гранту и стипендии Бамбергского университета. С тех пор я получила еще несколько грантов и стипендий, чтобы продолжить свои исследования в этом регионе и следить за афганской культурой. Мне пришлось искать новые данные в известных архивах по всему миру (Смитсоновский институт, Библиотека Конгресса, Национальная библиотека Франции, Звуковой архив Британской библиотеки и Венский Фонограммархив).
Когда я отправилась в Венский Фонограммархив, известный своей огромной коллекцией звукозаписей, там меня ждало столько новых открытий. Например, записи австрийских этнографов Макса Климбурга и Германа Маркуса Прессла, которые задокументировали редкие сведения об Афганистане. Однако, поскольку они занимались в основном изучением этнографии и языков, они заархивировали эти записи песен в категории “Языки”, а не в разделе “Музыка”, поэтому они остались неизвестными с музыкальной точки зрения.
Я обнаружила, что первое научное свидетельство о народном наследии узбекских песен северной части Афганистана действительно было получено австрийскими этнографами Максом Климбургом в 1958 году и Германом Маркусом Пресслом в 1967-68 годах. Это означает, что Австрия была первой страной, взявшейся за изучение богатой многонациональной культуры Афганистана. Там было огромное количество записей народных песен, которые только и ждали, чтобы их открыли мы, музыковеды. Так что благодаря австрийской стипендии (кстати, Ингеборг Бальдауф тоже австрийский ученый) у меня появился шанс получить доступ к этим старым узбекским песням. Позже мне посчастливилось получить гранты на эти проекты от Британской академии, Британского совета и посетить Вашингтон, округ Колумбия, Библиотеку Конгресса и др.
Население Афганистана составляет почти 40 миллионов человек, и Афганистан — это страна, в которой распространено 40 малых языков, но официальным языком там является персидский дари (фарси-йе дари).
Некоторые весьма ценные исследования музыки в Афганистане были проведены с 1960 года в главных афганских городах Кабуле и Герате Хироми Лоррейн Саката, Джоном Бейли и Вероникой Даблдей. За ними последовал американский ученый Марк Слобин, который побывал там в 1970-х годах, то есть более 50 лет назад, чтобы исследовать провинциальную сельскую народную музыку Северного Афганистана. Но затем Афганистан погрузился в очень тяжелое время 40-летней непрерывной войны, что помешало дальнейшему изучению и исследованию.
Расскажите, пожалуйста, о вашей новой книге «Афганистан обездоленный: женщины, культура и талибы». Как изменились афганские женщины в последнее время, после захвата власти талибами? Находят ли они в себе мужество выступать против талибов? Поддерживают ли они связь с глобальными женскими движениями и как они это делают?
Моя книга находится в процессе публикации. Она находится на самых последних стадиях подготовки [к печати]. Я особенно благодарна моему редактору-заказчику доктору Лестеру Круку и выпускающему редактору Гарриет Филдинг (Harriet Fielding) в издательстве “Pen and Sword” за подготовку издания.
С приходом к власти Талибана-2 афганские женщины предприняли несколько попыток провести демонстрации протеста на улицах городов, но эти попытки были остановлены и жестоко подавлены правительством. Афганские женщины не обладают реальными возможностями в подобной деятельности, несмотря на то, что некоторые из них являются профессиональными врачами или телеведущими. Но даже они к настоящему времени потеряли работу. Оставшиеся немногие, сохранившие работу, вынуждены носить паранджу и молчать. В то время как в Иране, например, недавние женские демонстрации прошли по всей стране и по всему миру, протесты афганских женщин не смогли добиться успеха или объединиться с глобальными женскими движениями. В Афганистане женское восстание в масштабах всей страны невозможно, поскольку у них просто нет широко связанных между собой сообществ по всей стране.
Еще одна причина их неспособности восстать против угнетения заключается в том, что Афганистан, по сути, является многонациональной страной. Страна состоит из множества районов, в каждом из которых свое правительство, свои правила и свой язык, и поэтому возникающие языковые барьеры и этническое разнообразие фактически мешают им быть едиными. Для женщин, в частности, это настоящая проблема. У афганских женщин нет права голоса, они уже 40 лет живут в условиях непрерывной войны, арестов, ограничений и тюрем, поэтому для них бросить вызов нынешней политической ситуации — слишком сложная и трудная задача.
Когда я начала изучать афганскую женскую музыку, мне пришлось исследовать положение афганских женщин в целом и узнать некоторые факты о них. Меня ужаснула их история и тяжелая жизнь, ужасающая даже на фоне женских страданий по всему миру. Вот некоторые статистические данные: общий коэффициент рождаемости в Афганистане составляет около пяти рождений на одну женщину, хотя уровень младенческой смертности является самым высоким в мире. Около 10% всех новорожденных — мертворожденные, что означает, что даже роды для афганских женщин всегда были лотереей. [При родах] они просто не знают, родится ли ребенок живым или мертвым и будет ли он жить дальше. Даже сейчас средняя продолжительность жизни в стране составляет всего 40 лет для женщин и 42 года для мужчин.
Наибольшую часть населения страны составляет молодежь. 42% из них моложе 15 лет. Более того, грамотными являются 43% всех мужчин, в то время как среди афганских женщин их всего 13%. Такова суровая реальность их существования. Можете ли вы представить себе, в какой трудной стране приходится жить афганским женщинам?! Например, в 2002 году, по оценкам, 900 000 мальчиков посещали школу, в то время как женщины и девочки были почти полностью исключены из образовательных сообществ и возможностей.
Очевидно, что афганским девочкам и женщинам чрезвычайно трудно выжить, получить образование и жить нормальной жизнью. В 2011 году в Афганистане насчитывалось около 8 миллионов учащихся, треть из которых составляли женщины. Но теперь, после возвращения Талибана-2, снова объявлен запрет на женское образование, что предвещает стране катастрофу.
Так, мы наблюдаем, что если до возвращения Талибана-2 женщинам были предоставлены некоторые возможности для получения образования, им разрешалось делать карьеру в медицине, СМИ и в сфере правосудия, то теперь, после возвращения Талибана-2, эти женщины не имеют права учиться, работать, быть на виду в качестве телеведущих. Таким образом, снова вернулись средневековые времена, когда женщинам не позволялось делать многое в плане участия в общественной жизни.
Мы также можем поговорить о том, как относились к афганским женщинам, особенно в период Талибана-1, основываясь на подлинных документах, изданных для управления страной.
Я цитирую указ, [выпущенный] Генеральным Президиумом Амр биль Ма’руф и Нахи Мункаром (религиозная полиция) в ноябре 1996 года: “Женщины, вы не должны выходить за пределы своего дома. Если вы выходите из дома, вы не должны быть похожи на тех, кто выходит на улицу в одежде, вызывающей похоть, накрашенными, и чтобы вас видел каждый мужчина, как это было до прихода ислама”.
Такие же запреты и ограничения касались и музыки. Был издан закон, запрещающий [транслировать] музыку в магазинах, гостиницах, транспортных средствах, на ток-шоу, в кассетной форме и в виде записей — то есть, все, что было более или менее доступно до прихода Талибана-2.
Таким образом, до 2021 года женщины наслаждались некоторой свободой и новыми возможностями, тогда как теперь все снова оказалось под запретом. Также были запрещены на свадебных вечеринках музыка и танцы. Ахмед Рашид, всемирно известный эксперт по Афганистану, сообщал, что талибы также запретили все возможные формы развлечений. Приведу несколько цитат из выступления министра образования Афганистана муллы Мохаммада Хасана Ахунда: “Конечно, мы понимаем, что людям нужны развлечения. Но они могут пойти в парк и посмотреть на цветы, и из этого они узнают об исламе”. Таким образом, по словам муллы Мохаммада Хасана Ахунда, талибы выступают против музыки, потому что она отвлекает и напрягает ум и мешает изучению ислама. Все музыканты, пытавшиеся выжить во времена первых талибов, бежали в Пакистан. И сейчас ситуация такая же. Все, у кого были средства, покинули страну и вместе с семьями переехали за границу в поисках безопасности.
Мы знаем, что многие эксперты рассматривают Афганистан как часть Центральной Азии. Скажите, пожалуйста, что отличает афганских женщин от женщин Центральной Азии?
Прежде всего суровость условий жизни, воплощенная в парандже, которую носят афганские женщины. Паранджа (бурка) или, как ее называют местные жители, чадри — это знак правления талибов. Для местных женщин ее ношение — ужасная вещь, как я выяснила, общаясь с ними. С первой минуты прибытия в Афганистан каждая женщина обязана носить паранджу, что очень непривычно для нас, центральноазиатских женщин. Хотя я сразу же нашла преимущество в ее ношении. Я приехала в Афганистан, потому что хотела делать записи и общаться с музыкантами, поэтому у меня всегда с собой были видеокамера, диктофон и фотоаппарат.
Паранджа фактически увеличивала мои шансы на выживание, так как помогала скрыть оборудование. Когда я с семьями музыкантов на машине преодолевала большие расстояния от Кабула до Мазари-Шарифа, на всех многочисленных контрольно-пропускных пунктах во время нашего путешествия солдаты останавливали машину, крича: “Выходите из машины!”, потом обыскивали все вещи. Они обязательно конфисковали бы все мое оборудование, если бы нашли его. Но я прятала все свое оборудование под паранджой, и оно оставалось в безопасности. Так в моей ситуации паранджа была единственной возможностью защитить меня и мои записи.
Но местным женщинам очень сложно носить ее на регулярной основе. Климат там очень жаркий, особенно летом. Чтобы выйти из дома, женщины должны быть полностью закрыты паранджой с головы до ног. Женщины, с которыми мне удалось поговорить, сказали, что это похоже на пребывание в клетке или даже хуже, поскольку они вдыхают свой собственный углекислый газ и не могут получить достаточного количества кислорода через маленькое отверстие для глаз. По их словам, через некоторое время возникает ощущение, что легкие вот-вот взорвутся — как будто вы задыхаетесь. А когда вы идете, солнечные лучи слепят вас спереди и жар солнца обжигает спину. Из-за этого афганским женщинам очень тяжело [выносить] все социальные запреты, наложенные талибами, и они ненавидят эти ограничения, с которыми им приходится жить.
У нас, в Центральной Азии, конечно, жизнь не настолько сурова.
Поездка в Афганистан стала для меня открытием, хотя до поездки я читала много об этой стране. В странах Центральной Азии даже сто лет назад мои прабабушки жили в довольно сносных бытовых условиях. Когда вы посещали наши центральноазиатские деревни, вы видели в домах всю необходимую кухонную мебель — столы и столешницы, предназначенные специально для приготовления пищи. У афганских деревенских женщин нет этих простых предметов роскоши — они буквально готовят еду для своих семей на земле, не имея доступа к каким-либо бытовым удобствам.
Расскажите о замечательных женщинах-певицах в Афганистане, которых вы изучали.
Среди самых известных афганских певцов лишь немногие — женщины, но самая известная из них — Махваш. Она родилась в 1947 году, а когда в стране началась война, эмигрировала в США, в Калифорнию. Сейчас она живет там, и много лет назад у меня была возможность насладиться ее выступлением здесь в Лондоне, в Королевском Альберт-холле.
Была такая афгано-узбекская исполнительница по имени Сабзи Гюль (1957-2017). Когда я встретила ее в 2006 году, она была в самом расцвете сил. Она была единственной свадебной певицей в Северном Афганистане. Встреча с ней стала для меня незабываемым событием. В Узбекистане, например, много таких свадебных певиц, и у них есть несколько студенток, которых они обучают, поэтому на местных свадьбах они обычно исполняют репертуар из специальных женских свадебных песен. В Афганистане же свадебные певицы столкнулись со многими трудностями, и им не разрешали иметь учениц. Сабзи Гюль была фантастической женщиной и единственной представительницей этого жанра. К счастью, ее поддерживал генерал Абдул Рашид Достум (родился в 1954 году). Генерал Достум, родившийся в Шибаргане, имеет узбекское происхождение. Он защищал узбекские и туркменские села. Это была его земля, которую он держал под [контролем], и люди жили в большей безопасности на севере Афганистана по сравнению с другими частями страны.
В моем интервью с Сабзи Гюль она очень гордилась тем, что генерал Достум не мог провести ни одной развлекательной вечеринки без нее. Она регулярно выступала на его приемах. Однако, когда я спросил ее, кто бы мог стать ее преемником в женском свадебном пении, она ответила, что пока Талибан остается у власти, ей нельзя иметь учеников. Одинокой женщине или девушке-подростку не под силу без сопровождения даже добраться до учителя из одного конца деревни в другой, а без возможности встречаться, учиться и практиковаться, конечно, передача знаний не может состояться.
Однако в наши дни все еще можно встретить несколько достойных внимания поп-исполнителей афганского происхождения. У меня был шанс встретиться с одной из них в Лондоне. Ее зовут Элаха Сорур. Недавно Элаха выпустила CD-альбом “Песни наших матерей” (CD Album, Kefaya + Elaha Soroor. Bella Union. Сентябрь, 2019). Элаха — хазарейская поп-певица, родилась в 1988 году в Иране, но затем ее семья переехала в родной Афганистан, где и начались все ее беды. Элаха хотела стать музыкантом и певицей. Некоторое время об этом можно было мечтать, но потом мечты разрушились, потому что отец сказал ей: “Остановись. Просто забудь об этом!”. Тем не менее, она приняла участие в телевизионном конкурсе певцов под псевдонимом. Она выиграла конкурс, потому что ее голос был таким мощным и красивым. И практически за одну ночь она стала знаменитой в Кабуле. Это произошло ценой большого риска для ее собственной безопасности. Ей пришлось немедленно покинуть семью, так как соседи сообщили ее отцу, что она попала на телевидение и выиграла конкурс. Каким-то образом ей удалось сбежать за границу. Я встретила ее в 2012 году в Лондоне, а сейчас она живет в Швейцарии. Она – хорошо образованная девушка с дипломом Лондонского университета. Ее свидетельство о том, как трудно и вовсе невозможно быть профессиональной афганской певицей, еще раз подтверждает, что жизнь в Афганистане — тяжелое испытание, особенно, для женщин-профессионалов.
Сейчас, после прихода Талибана-2, все женское пение и выступления практически перестали существовать.
Расскажите нам немного больше о документальном фильме, который вы сняли о своей поездке в Афганистан?
В моем коротком документальном фильме есть несколько пояснений о моей поездке в Афганистан. Через несколько лет после возвращения из Афганистана я узнала, что некоторые из узбекских музыкантов, у которых я брала интервью, скончались. Тогда я думала, что сделала эти записи своей крошечной ручной видеокамерой только для себя и для своих студентов. Однако потом я поняла, что мои видеозаписи представляют собой единственное документальное свидетельство об этих удивительных музыкантах, которых я встретила в Афганистане. К счастью, из отснятого мной материала можно было сделать 30-минутный документальный фильм, чтобы почтить память этих незабываемых мастеров музыки, чтобы мы могли наслаждаться ими.
В документальном фильме афганские женщины с удовольствием собираются вместе на Айт (празднование окончания Рамадана в мусульманских культурах) и другие религиозные мероприятия. Они поют свои религиозные песни, шуточные песни и колыбельные, и эти песни передаются женщинами молодым поколениям, как вы можете видеть в фильме. На самом деле Айт Мубарак — это важнейшее время, когда они могут собираться все вместе, чтобы отметить окончание Рамадана. Вы видите три поколения женщин: бабушки, матери и молодые девушки, которые вместе поют песни. Они поют их на узбекском языке, демонстрируя при этом, как выживает их национальная идентичность благодаря взаимному интересу к культуре, общему музыкальному опыту. И, конечно, эти жанры много значат для молодых поколений, которые идут по их стопам.
Одним из наиболее важных факторов, определяющих сегодняшнюю жизнь женщин в стране, является гендерная сегрегация. Это очень важный вопрос в афганском обществе. Когда в семье рождается мальчик, это событие сопровождается огромным праздником. Но о новорождённом ребенке-девочке обычно умалчивают. Иногда они даже никому не рассказывают о рождении девочки, потому что это не считается радостным событием. Рождение девочки считается неудачей, и в обществе такое отношение к полу до сих пор остается неизменным.
Афганские традиционные народные песни — колыбельные — все обращены к малышам-мальчикам.
Поэтому неудивительно, что афганские традиционные народные песни — колыбельные — все обращены к малышам-мальчикам. С этой точки зрения, очень интересно послушать песни популярной певицы Элахи Сорур, родившейся в 1988 году. Она написала несколько песен, в том числе колыбельных, в которых вместо героя-[мальчика] обычно выступает девочка. В ее колыбельных девочки оказываются в центре внимания. Она написала песню, где говорит: “Девочка, ты пришла в трудный мир, но я верю, что ты победишь. Твоя борьба будет борьбой ради тебя самой. Ты достигнешь всего, что задумала, и будешь счастлива, когда добьешься своего, девочка”.
Это очень трогательно, и тут можно заметить, что эти женщины, которые прошли через столько трудностей и чего-то добились, верят, что в музыке можно увидеть своего рода благословение для нового поколения девочек. Музыка поощряет их быть сильными, продолжать бороться в надежде, что они станут профессионалами и выберутся из этой страны, что рассматривается как успех.
Музыка стран Центральной Азии часто служит визитной карточкой региона. Как вы думаете, чем она привлекает туристов и иностранцев? Какую музыку вы [даете слушать] своим друзьям, когда говорите о Центральной Азии?
Музыка Центральной Азии очень сильна и является одним из самых влиятельных компонентов культурного наследия этого региона. Центрально-азиатская музыка многогранна, там существует множество жанров, пришедших из разных слоев общества и разных времен ее истории. Но помимо музыки, мы унаследовали средневековую архитектуру, классическую поэзию, изобразительное искусство, ремесла и многие другие традиции.
Я играю на узбекском дутаре, моем любимом инструментом, и сейчас я изучаю казахскую домбру. Между этими двумя основными струнными инструментами есть много общего, несмотря на некоторые визуальные различия. Есть эпические жанры, которые составляют большую часть культуры казахского, а также узбекского наследия. Но все мы принадлежим к тюркоязычному миру. Это делает нас едиными. Исторически сложилось так, что в Центральной Азии узбеки, туркмены и таджики — оседлые люди, а казахи и кыргызы — кочевники. Но в наше время все очень сильно перемешалось. Я думаю, этим объясняются многие смешанные браки между всеми этими этносами и национальностями. Я считаю, что у нас больше общего, чем различий. Музыка, наряду с другим местным традиционным наследием, ежегодно привлекает сотни тысяч туристов и иностранных гостей со всего мира.
Изучали ли вы гендерные вопросы в этих странах? Если да, можете ли вы рассказать, что такое гендерная сегрегация, чем женщины в этих конкретных странах отличаются друг от друга? Что отличает женщин в странах Центральной Азии сейчас и во времена Советского Союза? Мне особенно интересно узнать о женщинах в политике в этих странах.
Я изучала гендер в музыке самым подробным образом. Я была первым ученым, который с нуля разработал новый курс “Гендер и музыка” в академической среде Великобритании, и преподавала данный курс в 2004-2006 годах в SOAS, Лондонском университете.
В Советском Союзе гендерный вопрос никогда не был так важен, как на Западе. В советской системе вопрос гендерного равенства был одним из ключевых в политике, и государство требовало, чтобы женщины получали образование и работали одинаково, наравне с мужчинами. В новейшей истории Центральной Азии — в Кыргызстане была женщина-президент — Роза Отунбаева (в 2010-2011 годах). В Казахстане и Узбекистане есть много женщин-министров.
Я помню по своему личному опыту, когда я приехала в Европу, я поработала в нескольких университетах, а в настоящее время все еще работаю в Кембриджском университете Великобритании. Посмотрев на средний гендерный состав на различных факультетах, вы увидите, что большинство преподавателей — это мужчины, и лишь малая часть – женщины. Этот вопрос мне также задавали мои коллеги из Великобритании: “Сколько женщин было на вашем факультете, когда вы работали в своей стране?”. И я ответила, что количество было пропорционально одинаковым — пятьдесят на пятьдесят. Они удивились и спросили: “Как же эти женщины находили время на детей и домашнее хозяйство?!” Но каким-то образом наши советские женщины умудрялись находить время на все.
Я верю, что в нашем непростом 21 веке все больше женщин Центральной Азии получат шанс продвигаться по карьерной лестнице, чтобы их индивидуальные голоса были услышаны и они стали известными не только в музыке, но и как активные члены местной политики и социальной помощи. И я очень надеюсь, что афганских женщин в частности, впереди ждут более светлые дни.
