Турция всегда была особенным партнером для стран Центральной Азии, ввиду тесных исторических и культурных связей. Именно Турция первой признала независимость вновь созданных республик после распада Советского Союза и с тех пор неуклонно поддерживает суверенитет центральноазиатских государств. Но сегодня, на фоне войны в Украине появляются новые факторы для ускоренного сближения Турции и стран Центральной Азии.
С одной стороны, этому способствует сама стратегия Анкары, которая в последние годы проводит активную внешнюю политику. Особенно после успеха на Карабахе турецкие власти решили продвинуться дальше и усилить свое военно-политическое влияние и в Центральной Азии. С другой стороны укреплению роли Турции в регионе помогает институционализация процессов тюркской интеграции. В прошлом году саммиты лидеров тюркоязычных стран официально были оформлены в полноценную международную структуру – в Организацию Тюркских государств, в рядах которой теперь уже 5 государств – Турция, Азербайджан, Казахстан, Кыргызстан и Узбекистан. И этот факт турецкие идеологи нередко используют и во внутренней политике, продвигая принцип “Одна нация- пять государств”.
Однако у турецкой политики в Центральной Азии есть и подводные камни. Анкара у себя преследует последователей Гюлена, а также требует закрытия образовательных учреждений в странах Центральной Азии, где они за три десятилетия превратились в авторитетные учебные заведения. Не меньший риск стратегии Анкары в Центральной Азии представляет потенциал дестабилизации ситуации в самой Турции, где сегодня наблюдается беспрецедентный уровень инфляции, а в политическом плане страна вошла в турбулентный предвыборный период.
Между тем государства Центральной Азии в Турции видят партнера не только в плане формирования альтернативных логистических маршрутов, но и, возможно, наиболее перспективного геополитического ориентира.
Сможет ли Турция стать альтернативой политико-экономическим связям стран Центральной Азии с Россией и Китаем? Насколько в этом заинтересована сама Турция? Как Турция будет взаимодействовать с Россией в регионе?
Сегодня о турецкой политике в Центральной Азии мы говорим с исследователем из Турции Анар Сомунджуоглу.
Меня зовут Анар Сомунджуоглу, исследователь в Турции. Я живу в городе Анкара и преподаю в Университете Хаджеттепе и здесь я ассоциированный профессор. Моя тематика – Россия и Центральная Азия. Ссылка на био https://avesis.hacettepe.edu.tr/anars/egitim
Расскажите, пожалуйста, как в Турции относятся к самой войне в Украине? Мы наблюдаем некоторые разногласия в отношениях Турции и Евросоюза и как Анкара пытается сыграть на противоречиях России и ЕС? С чем это связано? Какую цель преследуют турецкие власти? Это всё-таки какой-то торг для того, чтобы улучшить свои переговорные позиции по вступлении в ЕС или, наоборот, это некое разочарование Западом?
Начну с конца, а потом вернусь в начало. Да, это торг. Но это торг не с ЕС, а скорее – это торг с НАТО и, вернее, с США. Здесь самый главный аспект – это отношения между Турцией и Америкой, чем между Турцией и ЕС. Мы к этому вернемся.
Если вернуться к вопросу о том, как относятся к войне в Украине, то здесь надо сказать, что есть 2 аспекта. То, как преподносится конфликт в различных медиа теми людьми, кто активно занимается политикой, обозревателями политической ситуации и восприятие населения. По восприятию населения у меня точных данных нет, потому что данные очень противоречивые. Я видела 2-3 опроса и они совершенно противоречат друг другу. По одному из них выходит, что турецкая общественность в основном осуждает войну России в Украине. По другому опросу выходит, что голоса разделились и чуть-чуть превалирует мнение, что виновата не только Россия, а виновата и Россия, и Запад, и Украина. То есть здесь, конечно, точных данных у нас пока нет. А если смотреть на медиа и те споры, которые у нас начались после вторжения в Украину, здесь тоже нужно сказать, что мнения очень различные. И в связи с отношениями между США и Турцией они приобрели такой специфический оттенок. То есть здесь вообще, когда Турция или отдельные обозреватели или политики смотрят на это под углом противостояния Запада и России, здесь проецируются проблемы турецко-американских отношений на ситуацию в Украине. В этом смысле объективной подачи информации не существует. Потому что для Турции очень актуальны проблемы с США, проблемы, которые длятся уже не один год. И считается, что США устанавливают свои правила и не считаются с интересами других стран, например, как Турция. В связи с этим есть разделение мнений.
А если посмотреть на политические отношения, особенно вы, наверное, имели в виду тему о вхождении Финляндии в НАТО, торг, который там шел, то здесь был явный торг, и эта тема скорее затрагивала НАТО. Если вернуться к отношениям ЕС и Турции, то надо сказать, что тема о вхождении Турции в ЕС слишком затянута. И вы правильно сказали, здесь разочарование присутствует. Даже присутствует понимание всеми основными политическими силами того факта, что европейские страны Турцию как члена ЕС видеть не желают. То есть это уже как бы устоявшееся мнение. В отличие от ситуации, например,10 лет назад. И, конечно, это имеет место быть в связи с самим переговорным процессом, который шел с ЕС. Это уже как данность.
Если смотреть именно на позицию правительства, то здесь правительство, Партия справедливости и развития (ПСР) и Эрдоган тоже использовали процесс вхождения Турции в ЕС для своих определенных внутриполитических целей. Для того, чтобы ликвидировать определенных своих противников в лице армии, например. Под видом демократизации общества здесь на самом деле проходил ползучий процесс усиления авторитарного элемента.
Если вернемся к Украине, то в принципе здесь все не про Украину. Все то, что происходит в Турции, все эти дебаты – это все про турецкую идентичность, про ее место в мире и про отношения конкретно с ЕС, США и НАТО.
Спасибо за очень развернутый ответ. В целом, в последние годы мы видим новый импульс во внешней политике Турции. Она активна сразу в нескольких направлениях. Это и Сирия, Карабах, Россия, Украина и Центральная Азия. И часто успешная внешняя политика. Расскажите, пожалуйста, с чем это связано? Связано ли это с какими-то внутриполитическими факторами? Например, приближаются очередные президентские выборы в 2023 году. Будет ли Эрдоган пытаться остаться у власти и каковы его шансы?
Конечно, здесь внутренняя политика очень связана с внешней. Невозможно оценивать турецкую внешнюю политику без оценки баланса сил внутри и что происходит там. С другой стороны, внешнеполитическая обстановка сама по себе сильно повлияла на эту ситуацию. Так как в Турции считается, что происходит транзит сил, какая-то перебалансировка и переформатирование международных отношений, и таким образом эти подвернувшиеся случаи, которые помогают таким акторам среднего уровня, кем является Турция, быть активными и достигать каких-то успехов. Например, как в Карабахе. Но по Сирии, смотря на это изнутри, я бы не сказала, что это очень успешная политика. Потому что она кроет в себе больше угроз, чем успехов. Сама ситуация, что Сирия после арабской весны была разделена и существуют различные анклавы, даже территория была, подчиненная ИГИЛ; теперь также существует территория, которая подвластна структурам, органически связанным с террористической организацией РКК. Это террористическая организация, которая признана и Турцией, и ее союзниками по НАТО, в том числе и США. То есть это еще не факт, что это успех. И это один из моментов, который очень влияет на внутреннюю политику Турции. Здесь есть факт сирийских беженцев. Вместе с беженцами также огромное количество нелегальных мигрантов вообще. И это один из факторов, который повлияет на выборы, про которые вы говорили.
Вообще активность Турции во внешней политике нельзя ограничить последними годами. Она была очень долгое время активна. Можно брать с момента развала Советского Союза и конец холодной войны. Здесь мы видим какой-то упор на экономику, вливания. Скорее всего, вот эта активность стала приносить какие-то плоды именно в связи с международной обстановкой.
А если вернуться ко второму вопросу, пойдет ли Эрдоган на выборы и как это будет происходить, то, конечно, мы не можем дать точные прогнозы. Но можно с большой долей уверенности сказать, что несмотря на то, что голоса сильно упали, и если мы говорим про президентские выборы, то Эрдоган не выглядит тем политиком, который может победить. Но он пойдет. Но будут ли выборы в том формате, о котором мы думаем – еще большой вопрос. По мнению оппозиционных кругов, возможны ранние выборы или же другие попытки сохранения власти, потому что демократическими способами удержать власть уже невозможно и это уже понятно. Присутствует очень большой потенциал дестабилизации. В этом плане внешняя политика тоже может быть каким-то образом использована. То есть для поднятия рейтинга или отвлечения внимания.
Давайте более подробно поговорим непосредственно про политику Турции в Центральной Азии. В целом системе приоритетов Турции реально какое место отводится странам Центральной Азии? Например, какие дискуссии идут в самой Турции? Отдельно хотелось бы затронуть такую тему, как пантюркизм. Видят ли страны Центральной Азии в Турции такого духовного лидера тюрков или они предпочитают двигаться в этом направлении сами? С одной стороны, Турция, конечно, стремится к этой роли и помогает с визовой поддержкой, например, уйгурам, а также теперь крымским татарам. А с другой стороны, все-таки страны Центральной Азии считают, что центр Тюркского мира находится в самой Центральной Азии. Что вы думаете?
Если говорить о приоритетах турецкой внешней политики, то Центральная Азия и даже Кавказ идут третьими. А может даже дальше. Это, конечно, когда мы говорим о той политике, которая проводится сейчас. Здесь, конечно, возможны различные измерения этих приоритетов. Но естественно, что на первом месте находится Ближний Восток. На втором месте, если смотреть по турецкой помощи посредством Агентства TIKA, например, то это Балканы и Восточная Европа. И только на третьем месте Центральная Азия и Кавказ. А если посмотреть вообще на турецкую внешнюю политику вне зависимости от этой помощи, например, на торговлю, то огромное место занимает ЕС, Россия. Если смотреть по отдельным странам, то Россия идет второй. А также США. Так что по торговле тоже Центральная Азия идет очень в конце.
Центральная Азия, а в турецком понимании это Тюркский мир, еще с начала 90-х годов заняла определенное место в обсуждениях и дебатах. Но они как бы и остались на том же месте. Сначала Турция очень активно принялась за культивирование различных связей, политических, экономических, культурных со странами Тюркского мира. Но что здесь произошло? В 90-х годах проблемы экономики, инфляция, и как бы выход виделся для Турции в интеграции с ЕС и это принесет счастье всем. Как-то постепенно эта тема стала отходить на задний план. Но есть один позитивный момент для турецкой политики в Центральной Азии – началась институционализация этих отношений. Были созданы определённые структуры, как например TIKA, Тюрксой – это так называемая тюркская ЮНЕСКО. И также стали проводится саммиты глав тюркоязычных стран. То, что произошло позже, а именно в годы правления ПСР – и продолжение этой институционализации, и превращение тюркских саммитов в Международную организацию – мы не можем полностью сказать, что здесь инициатива шла именно от Турции. Здесь тот момент, который вы указали, он очень важен – то, что наоборот инициатива ведь шла от Казахстана и Азербайджана. То есть формальное оформление этих отношений было инициативо тюркских республик, как Казахстан и Азербайджан. Также если посмотрим на другие организации как Тюркская академия, например. Она была изначально организована в Казахстане, а потом уже приобрела статус международной организации. То есть мы видим и со стороны тюркских республик желание каким-то образом использовать этот потенциал близких связей, идентичностей и так далее.
А если посмотреть, на каком месте находится именно сейчас, то даже если Центральная Азия идет после многих регионов, которые окружают Турцию, здесь важный момент в том, что тюркское сотрудничество и тюркское братство — это же часть турецкой и тюркской идентичности. То есть в турецком языке нет различия между словом «турок» и «тюрк». Это различие есть только в русском языке. В турецком языке есть только одно слово «тюрк». То есть те, кто живет в Турции, это тюрки, эта страна тюрков. И это было заложено еще во времена Ататюрка. То есть осознание себя только турками османами или мусульманами – это все было изменено. И довольно радикально. И упор делался на турецкую историю, которая начинается в Центральной Азии и на территории, где сейчас находится Монголия. Так что, когда в турецкой средней школе читается история, то она начинается от саков, продолжается Тюркским каганатом и так далее. То есть это часть истории, часть идентичности. И это конечно очень связано с языком. Есть тюркский язык в Турции и есть еще другие тюркские языки, которые части этого же языка. В связи с тем, что это часть турецкой идентичности, у этой темы есть очень большой потенциал влияния на внутреннюю политику. Для любого правительства. Это не связано с Эрдоганом. И если посмотреть, вы правильно сказали, специалисты говорят, что он не так близок к пантюркизму. И он вообще не пантюркист. Он исламист. Но эта тема очень выгодна. И она стала еще более выгодной для правящей партии после того, как предыдущая политика исчерпала себя. Например, кандидатура в ЕС. Или, например, более близкие отношения с ближневосточными странами. То есть это та тема, которую очень выгодно использовать и которая показывает, что турецкий президент так патриотичен, потому что он заботится и продвигает связи с тюркскими странами.
Хорошо, как раз вы упомянули про пантюркизм или панисламизм. А расскажите пожалуйста какие подводные камни в турецкой стратегии в Центральной Азии существуют? Как вы упомянули, специалисты утверждают, что сам Эрдоган больше относится к панисламистам нежели к пантюркистам. То есть он больше продвигает такие религиозные ценности нежели пантюркистские. То есть Турция при Эрдогане будет основной акцент делать на расширении влияния именно через разного рода религиозные учреждения, учения и так далее. Как бы Вы оценили такие предположения?
На этот подводный камень мы уже напоролись. Это связано с действиями религиозной общины Фетхуллаха Гюлена, которая после попытки переворота признана террористической организацией в Турции. То есть Турция принесла с собой и свои проблемы тоже в Центральную Азию. Во времена правления ПСР они на самом деле являлись союзниками в переформатировании режима и усилении исламского элемента. Но на каком-то этапе возникла конкуренция между двумя лидерами. Возможно, и другие причины. Но эти подводные камни показали себя именно после попытки переворота. Потому что до этих событий правящая партия и Турция поддерживала активность этой общины в Центральной Азии. А после здесь обозначилась конкуренция. Кто является Турцией и представителем турецкого народа? И пошли некоторые трения. Например, с Кыргызстаном на эту тему. Хотя до этого, наоборот, например, Узбекистан хотел закрыть эти школы, а турецкое правительство было против. Это тот момент, который, я думаю, будет продолжать влиять на турецкую политику и влияние в Центральной Азии. Потому что эта община уже дала свои корни в центральноазиатских странах. И мы в будущем будем обозревать, какое влияние они окажут уже на внутреннюю политику этих стран.
А если говорить о том, что сейчас происходит, о другом подводном камне, то это потенциал дестабилизации ситуации в самой Турции. В экономическом и политическом плане. С большей долей уверенности можно сказать уже сейчас, что Турция вошла в зону турбулентности. И это будет продолжаться по крайней мере год, а скорее всего больше. Идет страшная инфляция. Инфляция, конечно, идет везде и это мировой феномен. Но если сравнить с тем, как инфляция идет в других странах, то из стран G20 Турция по уровню инфляции находится на первом месте. Этот момент также сопряжен с результатами той экономической политики, которая велась. То есть идет спад. И в этом смысле нестабильность. И эта экономическая ситуация тесно связана с политической. Практически все опросы общественного мнения показывают, что именно экономическая ситуация очень влияет на политическую. Усиливаются голоса оппозиционных партий. В то же время те проблемы, о которых мы говорили, партия и Эрдоган у власти 20 лет и по всей видимости отдавать ее он не собирается. То есть именно внутренняя нестабильность в Турции будет влиять и на политику Анкары в Центральной Азии.
А как политика Турции в Центральной Азии соприкасается или конкурирует с политикой России в регионе? С одной стороны, Россия исторически очень осторожно относится ко всякого рода тюркским союзам. А с другой стороны, время от времени звучат инициативы о том, что Турция может стать наблюдателем в Евразийском экономическом союзе. Насколько это реализуемо в нынешних условиях и на что может рассчитывать Анкара?
Все эти разговоры о том, что Турция могла бы сотрудничать с ЕАЭС, что Турция может войти в ШОС – связаны с балансировкой отношений Турции с западными странами, в первую очередь с США и ЕС. Это делалось для того, чтобы показать, что у Турции есть альтернативы, есть на что опереться. Но эти шаги не настолько серьёзны. А действительно серьезен здесь именно аспект двусторонних отношений Турции с Россией. Но это не та ситуация, которая возникла вдруг, в последние 5,10 или 20 лет. Это ситуация, которая вдруг обозначилась 30 лет назад, после окончания холодной войны. То, что сдерживало Турцию в отношениях с Россией – это угроза Советского Союза. И эта угроза сама по себе испарилась с окончанием холодной войны. И та Россия, которая появилась на месте Советского Союза, не является той силой, которая могла бы угрожать национальной безопасности Турции. То есть геополитическая ситуация вокруг Турции совершенно изменилась. Если посмотреть на их соседство на Кавказе, то здесь появилось три независимых государства. Если смотреть на Черное море, то здесь развал Варшавского пакта и идет усиление европейского пакта. И появление Украины – это очень важный геополитический фактор в оценке новой политики Турции после холодной войны. То есть Советский Союз исчез и появилась Россия, которая не угрожала насущным интересам Турции в Черном море, на Кавказе. И поэтому появилась возможность для сотрудничества. Но здесь единственный момент – вместе с этим вдруг также появилась возможность культивировать отношения с тюркскими республиками Центральной Азии и с Азербайджаном. И здесь с самого начала присутствовало два момента: возможность кооперации с Россией, взаимовыгодного сотрудничества в экономическом плане, а также возможность Турции усилить свои позиции вообще как силы. То есть с самого начала этот баланс присутствовал. И этот подход был сформирован еще до прихода ПСР в конце 90-х годов, когда стало понятно, что для Турции возможно сбалансировать свои интересы в Центральной Азии и есть перспективы сотрудничества с Россией. Так это и продолжается и сегодня. Но в последнее время ситуация в Сирии, в Украине, а также Карабахская война добавили новые аспекты. Но до настоящего времени удавалось и продолжать соперничать и сотрудничать с Россией одновременно.
До настоящего времени Турции удавалось и продолжать соперничать и сотрудничать с Россией одновременно
Если смотреть, на что надеется Турция, то вначале надежда была на то, что Турция действовала как часть Запада, как член НАТО. А сейчас, если посмотреть на новую ситуацию в Центральной Азии, то здесь удивительным образом сошлись интересы Турции и Китая в определенном смысле. Потому что Турция после окончания холодной войны стала позиционировать себя как мост между Европой и Азией. И когда Китай предложил инициативу «Пояс и путь», Турция ухватилась за это и стала также продвигать срединный коридор. Так что если смотреть на соперничество Турции и России, которое все-таки продолжается в Центральной Азии, то тут есть и другие игроки, которые каким-то образом тоже помогают продвижению турецких интересов. Не напрямую, а косвенно. Например, Китай – один из таких примеров.
В войне в Карабахе мы наблюдали некий новый образ военного альянса двух тюркоязычных государств – Турции и Азербайджана. Анкара практически открыто оказывала военную помощь Азербайджану. В результате, во многом благодаря этой помощи, та война была быстро выиграна. Какие перспективы этого альянса вы видите? Могут ли Турция и Азербайджан превратиться в полноценных и официальных военных союзников и стороны могут создать некое подобие Союзного государства. И вторая часть моя вопроса, готова ли Турция стать таким же партнером для стран Центральной Азии, какой она стала для Азербайджана уже сегодня?
Опять начнем с конца. Нет, Турция не готова и не желает стать таким же партнером для Центральной Азии. Это связано, во-первых, с объективными причинами. Если бы мы граничили с Турцией, возможно, ситуация была бы другая. Но Турция не граничит с Центральной Азией и не имеет очень важных интересов в этом регионе. То есть это не Карабах, где ситуация каким-то образом воздействует на саму Турцию. Если в будущем когда-то карта изменится, то возможно. Но сейчас нет. Между нами находится Иран. То есть главный фактор – это география, который влияет на формирование внешней и внутренней политики.
Например, если смотреть на Азербайджан, это ведь не только внешняя политика, это и внутренняя политика. Например, когда Турция под влиянием США хотела нормализовать отношения с Арменией и были подписаны протоколы, Азербайджан провел очень успешную лоббистскую политику в Турции. В результате многие влиятельные политические силы в Турции выступили против подписания этих протоколов. Были протесты. И эти протоколы не могли быть ратифицированы, даже если они были подписаны. Это результат осознания той близости, которая имеется с Азербайджаном.
Есть и другой пример. Туркменистан. Туркмены ведь тюрки-огузы. Это тоже очень близкий язык к турецкому. Но в связи с политикой нейтралитета Туркменистана, такого уровня отношений с ним у Турции не существует. Иными словами, конечно, важны этнические связи, важна географическая близость, но также важна политика самих стран. Здесь мы приходим к тому, что как смотрят сами страны Центральной Азии на эту перспективу? Выходит так, что ни одна из центральноазиатских стран так не стремилась сотрудничать с Турцией, как стремился к этому Азербайджан. То есть недостаточно было бы только одного внимания Турции к Азербайджану, чтобы произошло то, что произошло. То есть здесь две стороны.
То отношение в странах Центральной Азии по отношению к Турции было понято и оценено с самого начала, потому что вначале были очень грандиозные заявления. Например, о том, что тюркские страны, возможно, объединятся в единый союз и так далее. И в очень короткое время выяснилось, что страны ЦА на тот момент просто не желали этого. И это тоже повлияло на политику Турции. И со временем в связи с активизацией здесь России и российский фактор был принят в учет, и, что оказывается Россия не полностью ушла, и надо считаться с этим фактором тоже.
Тем не менее, мы видим, что Турция очень сильно усиливается именно в плане безопасности в Центральной Азии. Я имею в виду, уже заключаются некоторые контракты, пока в военно-технической сфере, мы не говорим о в военно-политической. То есть это всё, наверное, также подтверждает тезис о том, что Турция будет постепенно усиливать свое влияние здесь и в сфере безопасности.
Вы правы, и это тоже связано с изменением политики самих стран Центральной Азии. То есть появилось желание на кого-то опереться, на кого-то, кроме России и Китая, кто сбалансирует отношения. Ведь оказывается, что Россия – гарант безопасности и потенциальная угроза, что стало ясно после начала войны в Украине. Этот факт в Казахстане был оценен с самого начала. Я бы хотела привести слова уважаемого мною Умирсерика Касенова, который в своей статье о безопасности в Центральной Азии еще в 1997 году писал: «парадокс отношений России и Казахстана заключается в том, что Россия является гарантом безопасности и самой главной угрозой». То есть в Центральной Азии эти угрозы были оценены с самого начала. Но, возможно, не было ресурсов проводить другую политику. И международная обстановка не очень позволяла. И та политика многовекторности это на самом деле было не то, что есть, а то, что должно быть. И в этой политике Турция могла бы стать одним из акторов, которая могла бы конечно же не заменить, не полностью сбалансировать, но предоставить хоть какой-то выход из той ситуации, в которой мы находимся сейчас. Если конкретно посмотреть на влияние войны, то как бы усилился тренд и понимание того, что страны ЦА должны иметь другие пути сообщения, транспортировки своих ресурсов, не зависящих от России. Таким же образом, в связи с войной и в связи с экономической ситуацией в Центральной Азии появилась возможность увеличения товарооборота с Турцией.
Умирсерик Касенов в своей статье о безопасности в Центральной Азии еще в 1997 году писал: «парадокс отношений России и Казахстана заключается в том, что Россия является гарантом безопасности и самой главной угрозой»
Чтобы этот блок вопросов закрыть, задам еще один вопрос. С точки зрения интересов самих стран Центральной, стоит ли республикам делать ставку на тюркский или турецкий вектор как некую альтернативу своим нынешним политико-экономическим связям с Россией и Китаем?
Я думаю, частично я ответила на это вопрос в том смысле, что на данный момент у Турции такой возможности не имеется, и она не желает стать именно полноправной альтернативой. В плане того, что тюркское сотрудничество должно развиваться – это уже данность. Присутствует такое осознание, что это выгодно не только Турции, но и это выгодно самим тюркским государствам. Кстати, У.Касенов также писал о роли Турции. Почему Турция важна для тюркоязычных стран? Он приводил пример, что Турция могла бы поддерживать республики Центральной Азии в международных организациях. Конечно, в политике всех государств прагматизм очень важен. Но, с другой стороны, мы живем в такой век, когда идентичность становится более важной. Эта та данность, которую не отнять – мы говорим на тюркских языках. И если в Казахстане, Узбекистане, Кыргызстане начинают создавать свою новую историю после советского периода, это неизбежно ведет к общетюркским истокам. То есть по мере того, как самосознание общества усиливается, будут развиваться и связи. Но это, конечно, не значит, что в каком-то обозримом будущем Турция сможет играть роль противовеса именно России и Китая, по крайней мере, в одиночку. Если вспомнить 90-е года, чего опасалась Россия? Турция, да, и она была как проводник западных интересов. То есть в одиночку Турции это и не по силам. Но здесь есть не только Запад. Много говорится о кооперации между различными средними силами. Например, Турция, Корея и так далее. Но это все дела будущего. На данный момент Турция, конечно, не альтернатива, но это помогает сохранению и усилению независимости, что на самом деле и является самым важным приоритетом Турции в Центральной Азии. С самого начала эта политика в Турции была сформирована. Самая важная цель Турции – это сохранение независимости и поддержка независимости этих тюркских государств. В этом плане иметь такого партнера, у которого такая цель – сохранение независимости — это важно. Но, конечно, надо осознавать, что Турция — это не только Эрдоган. Это еще и разные цвета оппозиции. И все они в своем большинстве на эмоциональном уровне поддерживают Тюркский Мир и тюркскость – это часть турецкой идентичности. Вот это отличие Турции как актора в Центральной Азии.
Резюмируя нашу беседу, вы не могли бы еще раз обозначить, какой видит себя Турция Эрдогана в будущем? Это некий газовый хаб? Лидер тюрков? Член Европейского союза? То есть какова генеральная линия в весьма запутанной и скрытой политики Эрдогана?
Как бы она не так уж скрыта в принципе. Когда мы оцениваем, например внешнюю политику Турции, в основном она оценивается в отрыве от внутренней политики. От того, что заявляется внутри, от тех целей и так далее. И там же есть такой момент, что эти исследования по турецкой политике в Центральной Азии еще запутаны тем, что здесь много дискурса – турецкого дискурса, влияние дискурса самой ПСР. Например, те же идеологи правящей партии, те же исследователи пишут об отношениях Центральной Азии и Турции, и там, конечно, это уже не объективная оценка, а попытка достижения своих каких-то целей.
Если посмотреть на внутреннюю повестку, то интеграция с ЕС – это не идеал для сегодняшней правящей партии. Не идеал также и пантюркизм. Это то, что можно использовать, потому что это есть. Грех было бы не использовать. А в целом у Эрдогана присутствует идеал – это Турция 2023. Столетие республики. И каким-то образом перерождение республики в совершенно другое состояние. Здесь усиливается исламская идентичность. И если здесь говорить о связях с внешней политикой, то прежде, чем идет Центральная Азия, здесь скорее идут другие мусульманские регионы на Ближнем Востоке, которые могли бы быть под каким-то лидерством Турции именно в связи со специфической политикой идентичности в самой Турции. Эрдоган и его идеологи много что говорили. Но то, что никаким образом не изменилось по прошествии этих 20 лет – это именно эта составляющая. Здесь есть различные названия – неоосманизм, неоисламизм. Есть различные названия, но в том или ином образе – это имеет место быть. То есть это не та Турция, которая была в 90-х годах.
