В этом эпизоде Руслан Изимов и эксперт Темур Умаров обсуждают, почему изучение Китая является первостепенной задачей как в России, так и в странах Центральной Азии. Какой стратегии должны придерживаться страны Центральной Азии для того, чтобы продолжать эффективно балансировать свою внешнюю политику? Как Центральная Азия у себя, на своей территории создает условия для сотрудничества между Россией и Китаем? Почему региональная интеграция невозможна, когда политические режимы чувствуют себя в опасности и нестабильности?
Изучать сегодняшний Китай становится все сложнее, на что есть объективные причины. С одной стороны, сам Китай, благодаря политике амбициозного и жесткого лидера Си Цзиньпина, стремительно закрывается. Свобода китайских экспертов по высказыванию своего мнения и оценок заметно сузилась, особенно в последние годы. С другой стороны, сам процесс китаеведения в России и странах Центральной Азии все еще остается достаточно слабым и эпизодическим. Все это ведет к тому, что нынешняя внешняя политика Китая становится все более непредсказуемой и не очень понятной для внешнего наблюдателя.
Самый главный интерес сегодня вызывают реальные грани российско-китайского сотрудничества. Будет ли Пекин на деле поддерживать своего партнера или все же, опасаясь санкций Запада, будет постепенно дистанцироваться от Москвы? Не менее живой интерес вызывает будущее взаимоотношений Москвы и Пекина в Центральной Азии. До сих пор Китаю и России удавалось находить точки соприкосновения здесь и даже проводить скоординированную политику. Но этот статус-кво постепенно меняется и Китай инициирует в регионе новые многосторонние механизмы для расширения своего присутствия и влияния. В этих условиях очевидно, что интересы Москвы и Пекина в Центральной Азии рано или поздно могут войти в противоречие. И самое главное, как республикам региона не допустить такого сценария?
Все эти вопросы делают изучение Китая первостепенной задачей как в России, так и в странах Центральной Азии. Сегодня здесь стараются воспитать новое поколение специалистов по современному Китаю. Что важно учитывать при изучении Китая? Как создать свою аналитическую школу? Как развиваются интересы Китая, России и Центральной Азии?
Эти вопросы мы обсуждаем с представителем нового поколения китаеведов, с научным сотрудником Фонда Карнеги за Международный мир Темуром Умаровым.
Темур Умаров — научный сотрудник Московского Центра Карнеги с 03.2019 по 04.2022. Его исследовательские интересы сосредоточены на внутренней и внешней политике государств Центральной Азии, а также отношениях Китая с Россией и со странами бывшего СССР. Полное био – https://carnegie.ru/experts/1487
Я, Темур Умаров, научный сотрудник Фонда Карнеги за Международный мир.
В самом начале хотелось бы немного поговорить про Китай. Точнее, про то, как идет изучение Китая. В Центральной Азии это все еще неизвестный партнер. Расскажите, пожалуйста, как в России изучают Китай? Как меняется ситуация в этой сфере в последние годы? Например, стал ли Китай ближе для россиян или остается, как и для нас, неизвестным и непонятным партнером?
Отличный вопрос. Действительно, когда я начинал изучение Китая, это было в уже далеком 2013 году, на тот момент это действительно была диковинка. Ну, конечно, этого нельзя сказать про Институт стран Азии и Африки при МГУ, который считается кузницей китаистов в России. Там китайский всегда был самым популярным направлением и было довольно сложно туда попасть. Но если мы говорим про другие направления, другие ВУЗы, то китайский никогда, я бы сказал, до середины 2010-х гг. не был популярным направлением. И даже если взять МГИМО, то китайский все еще там считается редким языком. То есть, существуют курсы изучения редких языков. И туда по какой-то причине включен китайский. Хотя китайский сложно назвать редким языком. Интерес к Китаю естественным образом растет с начала 2010-х гг. И я это испытал даже в своей жизни, когда мы поступали, это 2013 год, в Академию народного хозяйства и госслужбы при президенте. Это был первый набор. Нас набрали 16 человек, и китайский не пользовался популярностью. Но уже со следующего года практически вдвое увеличился набор как раз по моему направлению. И я стал наблюдать, что абсолютно все ВУЗы в России так или иначе открывают или какие-то программы, связанные с Китаем, или внутри программ есть какие-то курсы по Китаю и так далее. И этот процесс продолжается.
Естественно, сейчас, учитывая новую российскую изоляцию и учитывая, что Китай в некоторых сферах становится практически единственным партнером, конечно, в России будет расти интерес к Китаю. И ВУЗы будут увеличивать изучение этой страны.
Но ведет ли этот процесс к лучшему пониманию или какому-то объективному представлению, что такое Китай сегодня, что из себя Китай представлял вчера, и чем Китай будет завтра в России? Это, конечно, вопрос. Существует много проблем среди китаистов. Это, конечно, не те проблемы, которые я наблюдаю в ВУЗах Центральной Азии, но все равно я бы не сказал, что ситуация в российских ВУЗах с китаеведением идеальная. Там тоже много недочетов, вещей, которые нынешние специалисты пытаются исправить, какие-то направления непонятные, учитывая сложности и войну, из-за санкций, из-за новой закрытости Китая. Поэтому и бы не сказал, что в России какая-то идеальная ситуация в этом плане. Но по уровню понимания того, что хочет Китай и куда он движется, мне кажется, что в России с этим получше, чем в Центральной Азии. Но, опять же, нужно понимать, что Россия китаеведением занимается довольно давно и эта школа появилась не вчера. И в целом объективные причины для этого, мне кажется есть.
До последнего времени вы работали в Московском Центре Карнеги. То есть вы продолжаете работать в Карнеги, я имею в виду, именно в Москве. Вы много делали для изучения китайской экспертизы и китайских СМИ. Был такой замечательный продукт, China Digest, очень полезный. В этом же центре публиковались многие российские китаисты. Расскажите, пожалуйста, поподробнее об этом опыте. Можно ли поделиться какими-то уроками для начинающих китаистов нашего региона?
Да, действительно, я бы сказал, что China Digest все еще есть. Мы поставили его на паузу пока что. Не буду торопить события и делать громкие заявления. Но, конечно, нам бы хотелось в какой-то мере возобновить этот дайджест. Спасибо, что упомянули его.
Я бы хотел начать с того, что на самом деле мне повезло оказаться там, где я оказался. И только потому, что я был окружен прекрасными специалистами, профессионалами, все эти продукты были успешными. И надо сказать, что в Центральной Азии в сфере китаистики тоже есть прекрасные специалисты, которые тоже делают отличную работу. Просто мне кажется, здесь вопрос разного уровня ресурсов. Всё-таки в Московском центре Карнеги, я бы сказал, мы были привилегированные. И у нас много ресурсов, которые могли, в том числе и стажеров, да и чисто финансовых ресурсов, которые могли потратить на разные такого рода проекты. В Центральной Азии объективно с этим сложнее. И даже если взять, то, как работают некоммерческие организации в Узбекистане, это с довоенной Россией не сравнить, по тому уровню возможностей, которые были. Мне кажется, во многом из-за этой причины у нас появлялись такие ресурсы. Делать их было на самом деле было одно удовольствие.
Изначально это была внутренняя рассылка, которая ходила внутри Карнеги. И я ее собирал как стажер в 2017 году по наставлению и под руководством Виты Спивак и Александра Габуева. Она тогда выглядела как такая простыня, в которую я собирал абсолютно все упоминания про Китай в главных мировых СМИ, также смотрел главные новости в Китае и в китайских источниках. Со временем мы решили, что было бы классно расширить это рассылку на круг российских китаистов, в основном московских и из других регионов. Каким-то таким образом она разрослась. И когда количество подписчиков перевалило за три сотни, мы поняли, что нужно делать что-то другое. Что-то более информативное и аналитическое. И тогда, мы посмотрели на то, какие продукты уже существуют. Всем известен newsletter Sinocism Билла Бишопа, который считается, наверное, одним из лучших в сфере новостных рассылок про Китай. Мы захотели сделать то же самое для русскоязычной аудитории. Собственно, этим мы и стали заниматься. И вот таким образом он так разросся. Потом нам, естественно, в последние годы помогал вести дайджест большое количество наших стажеров. И я думаю, что только благодаря ресурсам, которые у нас были, этот продукт стал успешным. Ну и конечно, без такого мудрого руководства Саши Габуева ничего этого не вышло.
По сути, как мы делали дайджест? Во-первых, мы за неделю до выпуска, точнее, у нас был план, по которому каждый выбирал себе определенную тему, за которой он следит. И на протяжении недели мы разные новости по этой тематике обсуждали в чате. К концу недели, за два дня до публикации дайджеста, определенный стажер, который застолбил определенную тему, выдавал план «новостной лавки». Этот план мы обсуждали, добавляли какие-то комментарии. На следующий день стажер присылает текст, который я редактировал. И выпускающий редактор у нас всегда был Александр Габуев. Собственно, таким образом это и происходило. Ну это чисто техническая часть. По фактуре мы собирали информацию, естественно, из всех открытых источников на английском, на китайском, и если это про российско-китайские отношения, про Китай в Центральной Азии, то из местных первоисточников. На самом деле никакого секрета. Просто много разных сайтов посещали и собирали эту информацию в одном месте. Главная цель у нас всегда была, чтобы человек, который нас читает, чтобы ему больше ничего не нужно было открывать. Достаточно было этого дайджеста, с огромным количеством ссылок, которые являлись главным источником информации.
Действительно, очень хороший продукт, и я очень рад, что вы будете продолжать его выпускать.
Как вы отметили, Вы читаете много китайских СМИ, имеете тесные научные контакты с китайскими экспертами. Поэтому, как вы думаете, на самом деле Китай поддерживает Москву, его войну в Украине или все же Пекин пытается несколько дистанцироваться от этого партнера? Например, расскажите, пожалуйста, какие дискуссии идут в китайской экспертной среде по этой теме?
Да, здесь на самом деле изначально надо сказать, что Китай сегодня, наверное, как никогда раньше закрыт. Точнее с тех пор, как я помню Китай, он максимально изолирован от мира. Сегодня намного сложнее общаться и с китайскими коллегами-экспертами и приглашать их на какие-нибудь мероприятия, онлайн-мероприятия. Это, конечно, влияет на то, насколько хорошо мы сейчас понимаем, что думают в Пекине по разным поводам. Но из того, что я вижу, мне кажется несмотря на то, что война идет довольно долго, Пекин все еще не принял однозначную позицию. И мне кажется, что Китай не будет идти по пути упрощения своего отношения к происходящему, к войне и к России. Нам почему-то хочется или нам, наверное, проще жить в мире, где или ты поддерживаешь или ты против войны. Но мне кажется, Китай себя довольно комфортно чувствует в таком амбивалентном состоянии, когда одновременно звучат такие фразы в поддержку интересов России в европейской безопасности. Одновременно Китай ругает США и обвиняет их во всех смертных грехах, которые только можно представить. И параллельно с этим Китай говорит про территориальную целостность и суверенитет Украины, что это принципиальные вещи, которые нельзя нарушать. Одновременно Китай говорит про то, что одни страны не могут вмешиваться во внутренние дела других суверенных стран. И это все существует в одно время, что для внешних наблюдателей, наверное, кажется чем-то странным. Но для Китая это совершенно, мне кажется, наверное, даже единственный выход из ситуации. Поэтому, наверное, я скажу какую-то очевидную вещь – Китай сейчас поддерживает свои собственные интересы. Как всегда, проводит прагматичную политику по тем вопросам, в которых это возможно. Мы наблюдаем, что Пекин готов сотрудничать. Мы уже видим, как появляются какие-то мелкие организации для импорта российских энергоресурсов, которые не боятся каких-либо вторичных санкций. И одновременно мы видим, что китайские компании тоже негромко, но уходят с российского рынка. Видим, как Китай отказывается поставлять какие-то технологии в Россию по техническим причинам. То есть по тем вопросам, которые могут привести к неимоверно высоким издержкам, Китай не поддерживает Россию. По тем вопросам, которые Китаю нужны, выгодны и за которыми не последуют санкции, здесь мы видим поддержку.
В самом Китае по поводу войны разные дискуссии на самом деле. Было много разговоров о том, что российский опыт этого противостояния с США надо учитывать в дальнейшей внешней политике Китая. Были какие-то разговоры про то, как важно смотреть на опыт и санкционной войны, что возможно в будущем это тоже ждет Китай. Но опять же в Китае прекрасно понимают, что масштабы совершенно разные. Изолировать российскую экономику это одно, а изолировать китайскую экономику – совершенно другое. Поэтому, даже если есть какие-то моменты, по которым Пекин условно учится из происходящего, по другим вопросам, это конечно совершенно несравнимые ситуации.
Спасибо, всесторонне ответили на все мои вопросы. Вы также много пишете про политику Китая в Центральной Азии. По вашей оценке, как меняется в последние годы стратегия Пекина в регионе? Например, те же январские события в Казахстане могли ли стать катализатором формирования и применения новых подходов со стороны китайских властей в Центральной Азии? Как вы думаете?
Отличный вопрос. Я на самом деле не наблюдаю принципиального отличия китайской политики в Центральной Азии до и после января 2022 года. В целом, как мне кажется, те глыбы, на которых строится китайское присутствие в Центральной Азии, они остаются неизменны. Китай в первую очередь хочет, чтобы регион был безопасным. И не потому, что Китай – такая ответственная держава, как они себя называют и они беспокоятся за своих соседей. Нет. Чисто по личным, прагматичным причинам Китай не хочет перекочевания дестабилизации на свою территорию, особенно в Синьцзян-Уйгурский автономный район, который довольно чувствительный для Пекина. Именно поэтому им важно было с самого начала, когда независимые страны ЦА только появились в начале 1990-х гг., и до сих пор важно поддерживать безопасность, и, более того, важно, чтобы в Центральной Азии оставались дружеские политические режимы, которые смотрят на вопросы терроризма, сепаратизма и радикализма такими же глазами, как и Китай. То есть это фундамент. На этот фундамент накладывается уже все остальное, что мы наблюдаем в последние десятилетия. Это и разговоры о том, что Центральная Азия – важный источник энергоресурсов. Это важно для развития своих относительно отсталых в западных районов. Для Центральной Азии – это отличный выход для того, чтобы диверсифицировать свою зависимость от России, которая досталась в наследие от Советского Союза. Вдобавок разговоры о том, что Центральная Азия — это логичестический хаб, опять же для ЦА это хорошо для диверсификации. А для Китая тоже для диверсификации, конечно, учитывая, что вопросы территориальных споров в Южно-Китайском море, главном канале морских перевозок из Китая в мир, и, учитывая, как там ситуация может обернуться какой-нибудь нестабильностью, для Китая важно иметь какую-то артерию, связывающую его с Европой. И здесь сухопутные логистические проекты могут быть отчасти заменителями. Но понятное дело, что это абсолютно не заменит морские перевозки. Наверное, разница будет огромной, 97% и 3% через сухопутные маршруты.
Но это всё возможно без понимания внутренних процессов в Центральной Азии в деталях, я бы сказал. Китай, как любая другая страна, может и экономический рост в регионе, может проводить совместные учения и так далее. Для этого на самом деле не нужно понимать, какие процессы происходят в регионе. Но январский кризис в Казахстане продемонстрировал, как важно для Китая быть в курсе внутренних процессов Центральной Азии, как важно понимать и вообще, кто есть кто в регионе, какие сейчас там проблемы и насколько вообще стабильный политический режим. Потому что весь этот фундамент, который Китай построил условно с девяностых годов в Центральной Азии, он строится на том, что у Китая прекрасные отношения с местными политическими режимами. И когда стабильность этих режимов оказывается под вопросом, под вопросом оказывается абсолютно все присутствие Китая в Центральной Азии. Именно поэтому январские события застали Пекин врасплох и дали понять, что без улучшения понимания, без углубления исследований в Центральной Азии, без специалистов по Центральной Азии дальше развивать отношения, наверное, невозможно.
Именно поэтому мы увидели видели впервые в истории российско-китайских отношений Декларацию о том, что Москва и Пекин будут сотрудничать в этих смежных регионах. Китай понимает, что пока что в мире существует только одна страна, которая более или менее хорошо себе представляет и отношения внутри элит в Центральной Азии, в целом какие-то внутренние проблемы представляет более или менее хорошо и объективно – и это страна Россия. По объективным причинам Россия и Центральная Азия долго были в составе одного политического субъекта. Поэтому Китай сейчас использует свою близость с Россией, в том числе для того, чтобы лучше понимать Центральную Азию. Но в будущем будет уделять больше внимания и своему собственному изучению, пониманию того, что происходит в регионе. Потому что не все так стабильно в Центральной Азии, как это кажется извне.
Как раз в продолжение Вашей мысли мне хотелось бы следующий вопрос задать. Когда мы говорим о стратегии Пекина в Центральной Азии, мы всегда в уме держим также политику Москвы. Могут ли в средней или, может быть, в долгосрочной перспективе интересы Москвы и Пекина войти в противоречие в Центральной Азии? При каких обстоятельствах это может произойти? И самое главное, какой стратегии должны придерживаться страны Центральной Азии для того, чтобы продолжать эффективно балансировать свою внешнюю политику?
Да, наверное, это главный вопрос, который мне задают, когда дело доходит внешней политики стран Центральной Азии. Мне кажется, что, иногда наблюдая за тем, как Россия и Китай ведут себя в регионе, упускается из внимания тот потенциал сотрудничества, который существует между этими странами, и то, как они на самом деле условно помогают друг другу в Центральной Азии. Я уже сказал про то, что Китай сейчас будет активно использовать знание Москвы по региону для своего будущего присутствия в регионе. Кроме этого, есть и другие вопросы, по которым на самом деле Москва и Китай кооперируются в Центральной Азии. И здесь важно понимать, я не хочу, чтобы мои слова были поняты неправильно, я не говорю о том, что Китай и Россия решают за Центральную Азию, что в этом регионе будет происходить. Я говорю о том, как Центральная Азия, на самом деле, решает и как Центральная Азия у себя, на своей территории создает условия для сотрудничества между Россией и Китаем. Что я имею в виду? Центральная Азия – это географически изолированный регион, это довольно понятная вещь. И для нас очень важно в принципе иметь диверсифицированное количество связей с миром. Это просто необходимость для того, чтобы нам выживать. Поэтому нам ужасно невыгодно, если две самые большие страны, с которыми мы соседствуем и сотрудничаем, будут на нашей территории ругаться или перейдут в какой-нибудь конфликт. Нам очень важно создать такие условия для того, чтобы они могли сотрудничать. И это на самом деле, как мне кажется, уже наблюдается, особенно в, например, в сфере безопасности. Если посмотреть на стратегию Таджикистана по укреплению своей безопасности и по тому, как Таджикистан умело диверсифицирует свои связи в этой сфере, то мы увидим, что в Таджикистане расположена и крупнейшая российская база за пределами РФ, и одновременно невоенные базы, скажем, околовоенные базы Народной вооруженной милиции Китая на границе Таджикистана и Афганистана. На мой взгляд, это идеальный пример того, как Китай и Россия могут сотрудничать в такой чувствительной сфере в Центральной Азии. Потому что их интересы направлены на одну проблему, на один вопрос, а не на выдавливание из региона друг друга.
Это очень интересно. На самом деле, я позволю себе еще дополнительный вопрос задать по этой теме. Насколько выгодно самим странам Центральной Азии, чтобы и Россия, и Китай скооперировались и проводили, скажем так, какую-то единую линию в Центральной Азии? Не может ли это в перспективе привести к каким-то рискам того, что наши интересы все меньше и меньше будут учитываться? Допустим, тот пример, который вы привели с Таджикистаном, для меня лично, и я читаю других экспертов из региона, это как раз-таки наоборот прецедент того, что в какой-то перспективе это может привести к конфликтам и между Китаем и Россией, и между странами Центральной Азии и так далее. Как этот момент вы можете объяснить?
Действительно, когда мы видим, что Россия перестает быть эксклюзивным поставщиком безопасности, в ЦА возникает очевидный вопрос, что Россия условно проигрывает Китаю. Возможно. Я на самом деле не отрицаю, что какой-нибудь в долгосрочной перспективе мы увидим потенциальный конфликт между Пекином и Москвой, в том числе в Центральной Азии, потому что и конфликт может возникнуть только в том месте, где присутствие какой-либо страны максимальное. В Центральной Азии как раз максимальное присутствие и Китая, и России. Но пока мы имеем те политический режимы, которые мы имеем, и пока мы имеем ту геополитическую реальность, которую мы имеем, я слабо себе представляю вообще какой-либо даже маленький конфликт между Россией и Китаем в Центральной Азии. Объясню. Как бы ни было обидно для нас, изучающих Центральную Азию, мне не кажется, что в данный момент регион стоит в приоритете и у Москвы, и у Пекина. Условно говоря, с этим регионом все понятно с точки зрения Москвы и Пекина. Есть определенные вопросы, которые принципиальные, по которым решения уже приняты и какие-то действия уже проводятся, но чего-то нового, чего-то динамичного, меняющего реальность в этом регионе не происходит. И поэтому внимание и России, и Китая сосредоточено на Западе, а этот регион считается таким, который условно всегда будет здесь, и для своего большего присутствия в регионе ничего делать не нужно. Это, конечно, на самом деле меняется в последние годы и из-за нестабильности внутри региона. Мы видим один за другим кризисы в практически каждой стране Центральной Азии. Только Туркменистан на самом деле остался нетронутым внутренним бунтом против режима. И одновременно меняющейся геополитической реальностью. Война Россия против Украины меняет все. Как бы это ни звучало пафосно, это действительно так. Для России теперь, такой изолированной от мира, каждый союзник, каждая страна, которая не разорвала с ней связь, выросла в цене стократно. Просто России больше некуда деться, как больше внимания уделять Центральной Азии, больше внимания уделять увеличению своего присутствия в этом регионе. Мы уже видели, как это происходит на деле. Первый визит Владимира Путина с начала войны был как раз в Таджикистан и Туркменистан. Но пока внешняя политика России и Китая будет руководствоваться конкретно этими лидерами, мне не кажется, что Россия и Китай будут конфликтовать друг с другом именно здесь.
Потому что, во-первых, и Путин, и Си уважительно относятся к национальным интересам друг друга. Мы это видим и в риторике. Владимир Путин лично говорил много раз, что условно «мы не вправе останавливать самую густонаселенную страну в мире от достижения своих национальных интересов, интересов национальной безопасности». Это он говорил про силовое присутствие Китая за пределами своей территории. И одновременно у Китая и России сейчас есть большие проблемы в виде Америки, в виде условного Запада, против которого они таким образом окукливаются. И, я думаю, в ближайшее десятилетие, как раз противостояния Запада будет таким самым главным лейтмотивом этих отношений, а Центральная Азия останется на потом, когда эти вопросы каким-то образом будут решены.
Наконец, еще один завершающий вопрос хотел с вами обсудить про наш регион, про Центральную Азию. В последние годы у нас в Центральной Азии много говорят про региональную интеграцию. Хотя, если объективно, то какой-то импульс, который наблюдался в 2018 г. как мне кажется, угас, и каждая страна региона сегодня больше концентрируется на своих собственных проблемах. На это, конечно, повлияла и пандемия, и война, и другие факторы. К тому же старые проблемы между отдельными странами региона все еще остаются актуальными и взрывоопасными. Это отношения Кыргызстана и Таджикистана, конфликты. В этой ситуации я лично думаю, что можно было бы немного изменить подход к региональной интеграции и начать с малого. Например, вероятно, целесообразным и более практичным было бы начать с некого экономического альянса между Казахстаном и Узбекистаном. Тем более, что недавно была подписана Декларация о союзнических отношениях. И, как мы видим, стороны делают какие-то практические шаги в направлении реальной кооперации. Как вы оцениваете такую идею?
Я с вами согласен в том, что в таком на самом деле сложным процессе, как интеграция, нужно начинать с малых шагов. И мне действительно кажется, что Центральная Азия уже находит этот путь. И сближение Казахстана с Узбекистаном как очень показательный и важный этап в этом направлении. Но надо понимать, что в вопросе интеграции много проблем, как раз потому, что Центральная Азия разная. Многим, кто говорит по Центральную Азию, кажется, что это такой единый регион, очень внутри себя похожий. Да, есть конечно схожести, их много. Но есть и совершенно отличающиеся черты, которые не позволяют до конца друг друга понимать, и которые приводит к тому, что у стран разные цели.
Опять же и как вы сказали, что с 2018 г. мы наблюдаем, конечно, пик интереса к интеграции. Но пандемия его придавила. И сейчас после того, как в каждой из центральноазиатских стран произошел политический кризис, началось все, если мы говорим про последние годы, в Кыргызстане и очередной государственный переворот там. Потом январские события в Казахстане. До этого довольно долгосрочный период неспокойности в Горно-Бадахшанском автономном округе, на Памире в Таджикистане. Теперь каракалпакские события. Мы видим, что регион в таком очень неспокойном времени сейчас живет. И когда у каждого политического режима есть свои собственные экзистенциальные проблемы, наверное, это не самый хороший период для того, чтобы думать о интеграции.
А вообще, что такое интеграция? Интеграция — это когда одна страна немножко делится своим суверенитетом, отдает его немножко другой стране для того, чтобы создать какой-то действительно более большой мегарегион, с какими-то общими целями. Но это невозможно, когда политические режимы чувствуют себя в опасности и сами находятся в таком очень турбулентном состоянии. В этом состоянии, наоборот, страны немножко даже закрываются, пытаются огородиться от всего внешнего, мешающего стабилизации режима. И, конечно, это совпадает ещё и с транзитами власти. В любом авторитарном государстве транзит власти – это самая чувствительная проблема. И мы увидели, как на самом деле и в январе казахстанские события – это отчасти эхо транзита власти. И мы видим эти процессы опять же по всему региону. Транзит власти и в Кыргызстане, неудавшийся и поставивший под вопрос демократические процеессы, транзит власти и в Узбекистане запустил энергичное движение в Центральной Азии в каком-то направлении, пока мы не понимаем в каком точно, транзит в Туркменистане и грядущий транзит в Таджикистане. То есть каждый режим себя находит в таком состоянии, который не позволяет открываться и быть уязвимым по отношению даже к своим близким соседям. Поэтому, мне кажется, пока не будут решены вот эти вопросы, об интеграции в Центральной Азии можно забыть. Но это не значит, что малые шаги в этом направлении ничего не значат. Это как раз тот костяк, Узбекистан и Казахстан, вокруг которого потенциально в будущем и возникнет интеграция в этом регионе. А как мне кажется, это действительно процесс, который невозможно остановить.
И в будущем мы, я уверен, будем жить в действительно интегрированной Центральной Азии. Это будет непросто регион, который все называют по такой советской памяти, а действительно регион, связанный экономически, возможно, даже политически.
