В этом эпизоде Руслан Изимов и его гость – Фарход Аминжонов обсуждают, как можно эффективно и сообща решить вопросы энергобезопасности в Центральной Азии. Нужна ли Центральной Азии единая энергетическая система, или странам нужно делать упор на независимой системе? Насколько необходимо строительство АЭС в ЦА? Наконец, могут ли водноэнергетические вопросы стать фактором объединения стран Центральной Азии?
Д-р Фарход Аминжонов является доцентом Колледжа гуманитарных и социальных наук Университета Зайда, ОАЭ. До прихода в Zayed University он был профессором-исследователем в Университете Нархоз и заместителем директора Центральноазиатского института стратегических исследований в Алматы, Казахстан. Энергетическая безопасность, управление водными ресурсами и устойчивое развитие с особым акцентом на евразийском регионе находятся в центре его научных интересов.
Слушать на других платформах:
- https://chinaandeurasia.captivate.fm/
- https://pc.st/1596339880
- Spotify
- Amazon Music
- Apple
- Яндекс Музыка
Наш регион Центральной Азии, с одной стороны, богат энергоресурсами, но, с другой стороны, эти энергоресурсы неравномерно распределены, или они разного вида. Неурегулированность водноэнергетических вопросов является не только препятствием на пути успешной интеграции, но и периодически приводит к локальным конфликтам и стычкам. Например, в конце января текущего года произошло отключение электричества в ряде областей Казахстана, Узбекистана и Кыргызстана, что стало следствием перебоев по всему энергетическому кольцу. Проблему удалось устранить достаточно быстро, но она показала, как все в нашем регионе взаимоувязано. Сразу после аварии в Узбекистане и Кыргызстане усилились призывы к укреплению собственной энергетической системы и снижению зависимости от соседних стран. Иными словами, под вопрос ставится необходимость даже сокращенного варианта Единого Энергетического кольца, который включал Казахстан, Узбекистан и Кыргызстан.
Более того, все еще нерешенным остается водноэнергетический комплекс вопросов. По мнению экспертов, с недавних пор эти вопросы стали рассматриваться отдельно: отдельно водные вопросы и отдельно энергетические, что, естественно, создает еще большие сложности на пути к их урегулированию. Между тем республики Центральной Азии принимают активные меры по диверсификации источников выработки электричества. В том числе, страны развивают собственные программы по возобновляемым источникам энергии. Астана и Ташкент планируют строительство АЭС, а страны верховья делают упор на гидроэнергетике. Но насколько эти меры будут эффективными, если учитывать тот факт, что во всех странах Центральной Азии сама электроэнергетическая система очень сильно устарела.
Как можно эффективно и сообща решить вопросы энергобезопасности в Центральной Азии? Нужна ли Центральной Азии единая энергетическая система, или странам нужно делать упор на независимой системе? Насколько необходимо строительство АЭС в ЦА? Наконец, могут ли водноэнергетические вопросы стать фактором объединения стран Центральной Азии?
На эти вопросы отвечает эксперт по вопросам энергетики в Центральной Азии, преподаватель Университета Шейха Зайеда Фарход Аминжонов.
Мой первый вопрос, расскажите, пожалуйста, о том, как складывается сегодня ситуация по энергетическому кольцу в Центральной Азии? В начале года произошла заметная авария, в результате которой наблюдались перебои с электричеством в нескольких городах и областях Казахстана, Узбекистана и Кыргызстана. Чем она была вызвана? И вообще, если посмотреть в историю, как была создана энергетическая система Центральной Азии и на чём она базировалась?
Спасибо большое.
Это такой очень интересный, важный вопрос, потому что мы начнем с истории, как всё это начиналось. Так вот, центральноазиатская энергетическая система, если с упором на электроэнергетику, она вообще создавалась в 60–70 годы ещё в Советском Союзе. Однако центральноазиатская электроэнергетическая система не была напрямую привязана к российской электроэнергетической системе. Она была отдельная, поэтому и называется центральноазиатская электроэнергетическая система или центральноазиатское энергетическое кольцо. Когда она создавалась, она соединяла все пять центральноазиатских стран как среднеазиатские страны и Казахстан – только южные территории Казахстана. И тогда советские инженеры создавали эту систему так, чтобы энергетические ресурсы всего региона могли использоваться в наиболее эффективной и рациональной манере, то есть 70% всей системы подпитывались бы теплоэлектроэнергетическими сетями стран низовья, в основном Узбекистана и Туркменистана. А остальные 30% — это гидроэнергетика из Таджикистана и Кыргызстана. Вот это все кольцо соединяло более 80 отдельных пунктов. Интересно, что 29 из этих пунктов вырабатывали электроэнергию из газа, нефти и угля, и 48 – были гидроэнергетические узлы. То есть система так создавалась, и более 50% всего электричества, которое транспортировалось в рамках этой системы, приходилось на Узбекистан. Узбекистан на то время был страной с самым высоким уровнем производства электроэнергии, и, учитывая географическое расположение Узбекистана, мог соединять все близлежащие соседние страны. Эта система функционировала даже после распада Советского Союза, так как в начале 90-х гг. особенно другой какой-то альтернативы у нас и не было. То есть по инерции всё работало точно так же, как изначально было задумано. Естественно, из-за того, что Узбекистан являлся ключевой страной, координационный центр энергии тоже базировался в Ташкенте.
Что же случилось потом? В 90-е годы – начало 2000-х гг., естественно, теперь уже независимые центральноазиатские страны начали вести свою независимую, или можно даже сказать изоляционную энергетическую политику. Уже в начале 2000-х гг., в 2003 году, если быть точным, Туркменистан решил выйти из центральноазиатского электроэнергетического кольца, так как имел очень много газа. Страна начала развивать электроэнергетический сектор и строить ряд теплоэлектростанций. Туркменская сторона посчитала, что, в принципе, не нужно быть частью этого кольца, и тем более зависеть от поставок электричества из соседних стран. Но кризисом явился 2009 год, когда, если вы помните 2008-2009 гг., была аномальная зима – очень холодная и, естественно, все страны Центральной Азии пытались решить проблему энергетической безопасности – редкие отключения электричества, а также постоянные. Именно в ту зиму Узбекистан, будучи ключевой страной в 2009 году, перенаправил основную часть электричества, которое шло на экспорт, на внутренний рынок, чтобы обеспечить электричеством свое собственное население, что в итоге привело, как многие эксперты утверждают, к распаду центральноазиатской электроэнергетической системы.
Таджикистан – страна, которая соединялась с другими центральноазиатскими странами только через линии электропередач, проходящими по Узбекистану, был, естественно, отрезан полностью. И первые годы после кризиса 2009 г. оказались очень тяжелыми для Таджикистана. Но в итоге страна быстро выкарабкалась, начала строить дополнительные теплоэлектростанции, работающие на угле, и по возможности развивать гидроэнергетику.
А что же случилось с энергетическим кольцом? Когда в 2009 году Узбекистан как бы официально вышел, но на самом деле линии-то остались, инфраструктура осталась. И Узбекистан, Кыргызстан и Казахстан в трехстороннем формате продолжали работу, то есть продолжался экспорт- импорт электричества между странами. Естественно, уровень объемов поставок электричества был не сравним с тем, что было до распада. Например, в 1990 году, если я не ошибаюсь, около 25 гигаватт часов электричества было экспортировано-импортировано в рамках единого кольца. В 2008–2009 годах весь экспорт-импорт электричества внутри этого кольца составил всего лишь 4 гигаватта часа. Потом, в итоге, там очень сильно, с разными перепадами, объёмы менялись. И сейчас только благодаря новой политике узбекского правительства опять эти связи начали возобновляться.
Почему произошли перебои с электричеством в начале 2022 года? Кстати, основная проблема была технического характера. Опять же по разным источникам, казахстанская сторона утверждает, что проблема произошла на узбекской стороне. Узбекские представители утверждают, что перегрузка объемов потока электричества в Казахстане привела к тем техническим последствиям, проблемам, которые имели место быть и подорвали именно энергетическую безопасность данной системы. И та, и другая сторона, по-своему, права, но основная проблема здесь заключается в том, что эта система все-таки устаревшая, 1960-1970 годов. Много денег в модернизацию данной системы и линий электропередач не было вложено на протяжении нескольких десятков лет. То есть система устаревшая, неэффективная, потери очень высокие, и сама система достаточно уязвима к перепадам потока электричества, к природным каким-то явлениям, аномалиям. Поэтому в каждой из стран нашего региона с первыми дождями или снегом начинаются проблемы поставок электричества как на внутренний рынок, так на внешней. И поэтому здесь искать одну причину будет ошибочно, потому что причина комплексная. В чём она заключалась? Устаревшая электроэнергетическая система, отсутствие эффективного и рационального координирования потоков электричества как из Узбекистана в соседней Кыргызстан и Казахстан, также и из Кыргызстана, Таджикистана в Узбекистан, например, и отсутствие финансирования и модернизации всей системы.
Спасибо большое.
Очень подробно объяснили принцип функционирования энергетического кольца. И, естественно, очень интересно было послушать ваше мнение по поводу причин этого сбоя. Это, наверное, специфика нашего региона, когда что-то случается, любого рода конфликт или какой-то спор – у нас до сих пор принято обвинять другую сторону.
Что удивительно, после этой аварии, которая произошла, реакция, точнее действия стран, были разные. Например, в Кыргызстане и Узбекистане недвусмысленно стали говорить о создании и укреплении собственной независимой энергетической системы. В Кыргызстане, например, поднимается тема строительство новых гидроэлектростанций. Поделитесь, пожалуйста, вашим видением, какой вариант будет более перспективным для стран Центральной Азии? Нужно ли нам полное восстановление единого энергокольца или всё-таки необходимо создать отдельные энергетические системы? Каждая страна должна создавать свою собственную независимую систему? И какие подводные камни существуют в этом вопросе?
Спасибо большое.
А почему эти два варианта взаимоисключающие? Необязательно, что так должно быть. Центральноазиатская энергетическая система изначально предполагалась для того, чтобы страны региона использовали свои ресурсы, как я уже говорил, наиболее эффективным образом. Точно так же, имея свою независимую энергетическую систему, все центральноазиатские страны сейчас в плане инфраструктуры независимы. Вот когда в 2009 году Узбекистан вышел из единой системы, получается, к этому времени в Туркменистане уже достаточно хорошо функционировала своя собственная электроэнергетическая система, отдельная от соседнего Узбекистана. Узбекистан всегда был относительно независим, потому что являлся центральным компонентом всей этой системы. Таджикистану, Кыргызстану и Казахстану пришлось как-то к этим новым условиям адаптироваться. И во всех трёх странах были построены Север-Юг линии электропередач 500 и 1000 киловольт, которые теперь обеспечивают те регионы, которые потребляли электричество из соседних стран своими собственными силами. То есть инфраструктура в каждой центральноазиатской стране уже независима. Уже нет такого уровня зависимости от Узбекистана или от этой системы, как это было раньше.
Все-таки наш регион очень интересен тем, что, с одной стороны, богат энергоресурсами, а с другой стороны, эти энергоресурсы неравномерно распределены, или они разного вида. Страны низовья очень богаты нефтью, газом и углем. Страны верховья – гидроэнергетикой. Обмениваться ресурсами, естественно, опосредованно, через единую систему — это наиболее оптимальный вариант, на мой взгляд. То есть два направления должны идти рука об руку. Единственное, что я бы хотел заметить, в советское время слишком большое внимание уделялось этой системе. Политическая обстановка, геополитическая обстановка, в принципе, отсутствие регионального механизма урегулирования споров не дает странам Центральной Азии определенных гарантий, и они уже побаиваются, слишком сильно надеются на эту систему.
Что с этим делать? Один из выходов – ежегодно заключать договора и контракты. Кстати, это сейчас и делается. И чисто на финансовой основе, с учетом прагматических интересов. Если Узбекистану этим летом нужно столько-то гидроэлектричества, 1,5 миллиарда киловатт-часов, он заключает контракт на покупку такого объёма электричества у соседнего Казахстана и Таджикистана. А если зимой Кыргызстану и Таджикистану нужно определенное количество электричества, которое вырабатывается на теплоэлектростанциях в объеме миллиарда или двух миллиардов киловатт-часов, они заключают договор именно на это количество и по отдельной какой-то цене. Мы любим говорить, что мы – братские народы, мы – соседи, мы все взаимосвязаны, но, к сожалению, такой подход, он работает только тогда, когда у всех всё хорошо, когда и зима теплая, и летом воды много — это всё работает. Ну почему бы не поделиться с соседом? А когда какой-то кризис возникает, зима случилась очень холодной, случился маловодный год, или цены на нефть, газ колеблются, вот тогда и возникают все те проблемы, которые мы сейчас имеем. То есть заключать договора, придерживаться этих договоров и, в принципе, тех объёмов, которые указываются сейчас. И они заключаются опять же в рамках договоров каждый год, серьёзно, критически не угрожают энергетической безопасности ни одной из стран Центральной Азии.
Хорошо, спасибо.
Вы знаете, в последнее время в контексте энергобезопасности Центральной Азии также стало модным или, скажем так, актуальным говорить о факторе майнинга криптовалюты в Казахстане. Вы можете нам рассказать об этом немного поподробнее? Действительно существуют какие-то китайские криптофермы в Казахстане или Кыргызстане? И что это означает для нашей энергобезопасности?
Это тоже очень интересный вопрос, актуальный. Я сам не бывал ни на одной из них, но я практически уверен, что все-таки эти крипто фермы существуют, особенно в Казахстане. Учитывая тот факт, что после пандемии, Китай фактически был единственным лидером по майнингу, потом определённая часть объёма майнинга перетекла в соседний Казахстан и Россию. Вот, например, в 2021 году из-за криптомайнинга объемы потребления электричества в Казахстане очень сильно увеличились. Естественно, эти фермы, я бы не говорил энергозатратные, но они потребляют большое количество электричества. По последним данным, которыми я обладаю, кажется, полтора гигаватта электричества из общей установленной мощности в 23 гигаватта в Казахстане потребляется именно этими майнинговыми крипто фермами. Я бы не назвал это ущербом, но на энергосистему страны и, в целом, может быть, всю электроэнергетическую систему это все-таки влияет. Много электричества потребляется. Но, с другой стороны, ведь можно посмотреть на это как на бизнес. Почему изначально эти крипто фермы, часть из них, перебрались в Казахстан? Потому что в Казахстане относительно стабильно поставляется электричество, и плюс цена на электричество гораздо ниже, чем в других странах. Например, в Казахстане в районе 4–5 центов, когда в два раза больше приходится платить в России или в том же самом Китае. Дёшево относительно, бесперебойные поставки электричества привлекли их.
Угроза ли это для энергетической системы Казахстана? Я бы так не сказал. Как я уже говорил, энергетическая безопасность в регионе — это комплексный вопрос. И всю вину возлагать на крипто фермы я бы, конечно, не стал. Это тот же самый бизнес. Если внедрить эту систему в общее экономическое развитие страны, обложить их определенным налогом, чтобы это было прозрачно, в принципе, они принесли бы миллионы долларов в казну и платили бы за электричество. То есть здесь вопрос, какой? В Казахстане иногда происходят перебои с поставками электричества. Виновны ли в этом крипто фермы? Нет. Они являются одним из потребителей. Можно, конечно, ими пожертвовать, потому что крипто фермы — это одно, а когда населенный пункт остается без электричества или госпиталь, больница остаются без электричества – это, конечно, другое. Тут выбираем приоритеты. Но, может быть, надо подойти с другой стороны и модернизировать, укреплять саму электроэнергетическую систему страны, чтобы она была менее уязвима к определенным угрозам, и увеличивать объемы производства электричества за счет возобновляемых источников энергии. Может быть, через атомные электростанции увеличивать эффективность потребления электричества в стране. Тогда у нас будет достаточно электричества, чтобы ещё и крипто фирмы пользовались этим и вносили свой вклад в бюджет страны.
Отлично, спасибо, очень интересно.
А давайте продолжим наш разговор по поводу возобновляемых источников энергии (ВИЭ) и атомных электростанций. То есть хотелось бы поподробнее обсудить вопрос энергоперехода. Как мы все знаем, глобальная пандемия, резкое сокращение темпов экономического роста несколько скорректировали планы развитых стран по ускоренному энергопереходу. Похоже, что к 2050 году, как уже было не раз заявлено, достичь углеродной нейтральности – этот план будет пересмотрен во многих странах. А как обстоят дела у стран Центральной Азии по этому вопросу? Для нас эта перспектива еще более отдаленная. Вы согласны с этим?
С одной стороны, согласен, конечно, потому что ставить такие долгосрочные цели и развивать стратегию — это не значит, что, в принципе, через одну только стратегию все эти цели будут достигнуты. Но, с другой стороны, все центральноазиатские страны – они являются частью Парижского соглашения. У нас есть определенные цели по снижению углеводородных выбросов, также переход на возобновляемые источники энергии. В некоторых странах всё расписано детально: как это делается и в какие периоды. До 2030, 2040 и 2050-х годов. То есть у нас есть цель, у нас есть введение, у нас есть определенная стратегия. Теперь надо работать в этом направлении. Но, как я уже сказал, не всё так просто. Избежать этого перехода у нас не получится. Весь мир переходит на более устойчивую энергетическую систему и более чистую зеленую экономику. Нам тоже придется быть частью этого перехода. К сожалению или к счастью, мы, конечно, богаты энергоресурсами, которые не классифицируются как возобновляемые источники энергии. У нас очень много ископаемого топлива, и плюс гидроэнергетика. Кстати, в центральноазиатском контексте гидроэнергетика выделяется как отдельный компонент, отдельный вид энергоресурсов. Это не всегда часть возобновляемых источников энергии. Во-первых, у нас высокий гидроэнергетический потенциал, и мы его развиваем уже довольно долгое время. Так вот, перспективы перехода – есть стратегия, определенные цели, есть результат. Давайте посмотрим на Казахстан. К 2050 году страна хочет покрывать 50% потребления электричества за счет ВИЭ. Амбициозная ли это цель? Да, с одной стороны. Но если посмотреть на другие, более краткосрочные цели, например, к 2020 году Казахстан хотел 3% электричества покрывать за счет ВИЭ. Цель была достигнута. В 2030 году 10% от ВИЭ. В принципе, учитывая ту динамику, которая существует сейчас, может быть, Казахстан и достигнет этой цели. А потом 2050 год. Сейчас технологии меняются, обновляются, инновации внедряются настолько быстро, что что-то прогнозировать достаточно сложно. Но, может быть, Казахстан, если будет идти дальше по этому же пути, то в принципе сможет достичь поставленных целей.
Касательно других центральноазиатских стран, тут я буду немного скептичен. Потому что в Туркменистане, в принципе, вся их система – она зациклена на сжигании газа. У них теплоэлектростанции покрывают в принципе всю потребность страны. Кыргызстан и Таджикистан больше, наверное, упор будут делать на гидроэнергетику, чем на ветряки или солнечные панели. Хотя это тоже будет параллельно, но в гораздо меньших объемах развиваться. А в Узбекистане недавно, несколько лет тому назад, тоже была принята Концепция по переходу на возобновляемые источники энергии и укрепление энергетической системы страны. И у них есть достаточно амбициозные цели по внедрению огромного количества солнечной электроэнергии, а также ветряной электроэнергии. Подписаны меморандумы, соглашения с рядом стран – Китай, европейские страны, особенно страны Арабского залива, ОАЭ и Саудовская Аравия. Узбекистан подписал ряд договоров, которые предполагают инвестиции в миллиарды долларов в узбекскую экономику и, в частности, в энергетику. Очень сложно говорить, будет ли это всё реализовано, потому что до сих пор, как мне кажется, первая солнечная электростанция объёмом 100 мегаватт была запущена в Узбекистане только недавно. Несмотря на то, что проекты по внедрению ВИЭ в Узбекистане в больших объемах начали разрабатываться еще до Казахстана, но, к сожалению, этот процесс очень сильно затянулся. Поэтому говорить в этом ключе сложно.
Если суммировать, в регионе будет переход на более устойчивую энергетику. Переход будет происходить в каждой стране по-разному. Не будет определенной какой-то единой системы, единого тренда, мне кажется. Но переход – он будет идти. И что повлияет на него в будущем, тоже очень сложно сказать. Ведь кто мог спрогнозировать пандемию коронавируса, которая сильно ударила не только по энергетическим системам, но и по экономикам стран, регионов? В целом, будет очень сложно. Но, с другой стороны, положительный аспект заключается в том, что, как я уже сказал, внедряется очень много инноваций. И сейчас, в 2018 году, в первый раз за всю историю человечества солнечная энергетика стала дешевле, чем электричество, вырабатываемое на теплоэлектростанциях, которые сжигают газ, нефть, даже уголь. И вот сейчас, если страны хотят построить новую электростанцию, для них гораздо выгодней будет инвестировать в ВИЭ – солнечные и ветряные электростанции, чем в традиционные теплоэлектростанции. Гораздо дешевле будет с каждым годом, и это электричество чистое. Электричество – оно дешевеет и дешевеет, даже в центральноазиатском контексте.
А что насчет атомной электростанции? Что это означает, например, для Казахстана и Узбекистана, которые заявили о своих планах строительства АЭС на своей территории? К слову, в нынешних условиях, когда Россия оказалась под массированными санкциями Запада, будут ли Астана и Ташкент сотрудничать именно с Москвой при строительстве АЭС? И в целом, расскажите немного про роль и место АЭС в энергопереходе, какое место это занимает?
Спасибо.
Основная идея строительство атомных электростанций — это увеличить объем производства электричества, так как мы практически во всех странах по той или иной причине в определённые периоды ощущаем серьезную нехватку электричества. Население растет, экономики относительно развиваются, что в принципе приводит к более высокому росту потребления электричества. Надо это электричество откуда-то брать. Атомные электростанции в принципе достаточно перспективная и очень привлекательная альтернатива. Во-первых, АЭС гораздо чище, чем теплоэлектростанции, которые сейчас функционируют в странах Центральной Азии. И они обычно достаточно серьёзно увеличивают установленную мощность. В том же Узбекистане хотят построить атомную электростанцию, которая увеличит объемы установленной мощности производства электричества чуть ли не на 20–25%. Это 2,5 гигаватта установленной мощности АЭС, которые предполагается внедрить в Узбекистане. Примерно такой же объем и в случае с Казахстаном.
Так вот, нужна ли нам атомная электроэнергетика или атомное электричество в Центральной Азии? Такой очень открытый и очень спорный вопрос. Как я уже сказал, что нам нужно, чтобы покрыть растущие объемы потребления электричества? Является ли атомная энергетика единственной альтернативой? Конечно же, нет. К этому вопросу надо подходить комплексно. Во всех странах Центральной Азии электроэнергетическая система очень сильно устарела. Например, в том же Узбекистане чуть ли не 75% всей электроэнергетической системы, все линии электропередач построены более 40 лет тому назад. В Казахстане, Кыргызстане, Таджикистане система такая же устаревшая. То есть внедряйте вы атомную электроэнергию или нет, потери будут высокими, что в принципе будет препятствовать достижению главной цели.
По подсчетам, как в Казахстане, так и в Узбекистане, примерно каждая АЭС оценивается в районе 10 миллиардов долларов. А представьте, эти 10 миллиардов долларов потратите на строительство солнечных электростанций, например. Опять же цена отличается, но с внедрением аукционного механизма в наших странах цена на строительство солнечных электростанций сильно снизилась. И если потратить эти 10 миллиардов на строительство солнечных электростанций или даже ветряков, мы получим гораздо больший объем установленной мощности в дополнение к существующим. Но, как говорят эксперты по энергетике, всегда надо иметь запасной план. И диверсификация является одним из ключевых аспектов развития любой энергетической системы. Если ты от кого-то импортируешь электричество, газ или нефть – постарайся найти альтернативных поставщиков. И пусть у тебя будет несколько каналов транспортировки. Внутри страны, если ты очень сильно зависишь от определенного какого-то конкретного энергетического ресурса, попытайся диверсифицировать. В Узбекистане 85% электричества вырабатывается на газовых теплоэлектростанциях. В Казахстане практически 70% электричества вырабатывается на углевых теплоэлектростанциях. Естественно, это очень высокая зависимость от ископаемого топлива. Это надо диверсифицировать.
К строительству АЭС, честно говоря, у меня двоякое отношение. С одной стороны, я это приветствую. С другой стороны, конечно, есть определенные риски. Риски, связанные со строительством. Атомные электростанции в принципе являются одними из самых надежных объектов в мире. Технология развивалась на протяжении очень многих лет, она постоянно улучшалась. И если хорошо построить атомную электростанцию, она будет достаточно безопасной. Вопрос безопасности волнует очень многих. Но, с другой стороны, естественно, учитывая тот факт, что весь процесс не всегда прозрачный, не всегда органы подотчетны, многие, конечно, боятся принимать на себя такой риск.
По соглашениям, которые существуют сейчас как Узбекистане, так и в Казахстане, предполагается, что атомные электростанции будет строить Россия. Но это заблуждение, потому что Россия ведь не единственный игрок, который сотрудничает с Казахстаном и Узбекистаном в сфере атомной энергетики. Существует очень много других стран, компаний, которые сотрудничают как с Казахстаном, так и с Узбекистаном в сфере атомной энергетики. Та же самая Япония, корпорация Toshiba – у них есть ряд договоров по развитию атомной энергетики с РК, добыче и экспорту урана. По технической оценке возможного строительства атомных электростанций эти компании также работают с Казахстаном. Китайская компания по атомной энергетике Guangdong тоже подписала ряд договоров с КазАтомПром. Индийские, канадские, американские компании тоже. Даже если что-то будет строить Россия, это не значит, что мы передаем полностью все права и свободу действий российской стороне. Нет. Конечно, весь этот процесс должен, и скорее всего будет мониториться. Оценки будут даны как национальными, российскими, так и зарубежными экспертами. И в принципе, если мы вступим на этот путь, то я думаю, опасаться серьезных каких-то угроз всё-таки не стоит.
Другой вопрос – нам электричество нужно сейчас. И стабильность поставок электричества, конечно, нужна уже сейчас. Сможет ли атомная энергетика это обеспечить? Строительство займет около 10 лет. Это относительно долгий период. Что произойдёт за всё это время? Атомная энергетика – такая чувствительная тема. Как мы уже заметили, договора были подписаны еще 10 лет тому назад – в 2007, 2008, 2012, 2014 годах. Но строительство как таковое всё ещё не началось. Будет ли вся эта шумиха вокруг атомных электростанций отвлекать нас от других каких-то вопросов, которые необходимо решать уже сейчас? Например, от внедрения в общую систему улучшения инфраструктуры и координации всего процесса. Надеюсь, нет.
Спасибо.
Пойдём дальше. Такой сложный вопрос хочу задать по поводу проблем в Центральной Азии в сфере энергетики. Когда мы говорим о препятствиях на пути более тесной кооперации в Центральной Азии, мы наряду с конфликтами на границе, спорными участками всегда вспоминаем водный вопрос. Именно неурегулированность водных отношений зачастую становится поводом для локальных конфликтов. Но в то же время именно водный, а точнее водноэнергетический комплекс вопросов может стать фактором объединения стран региона при условии, что стороны могут найти компромиссный подход. Как вы думаете, как можно решить водноэнергетические проблемы Центральной Азии? Есть ли какие-то международные прецеденты, или какие формулы нам применить здесь, в Центральной Азии?
Мы создавали нашу систему таким способом – наша система изначально базировалась на рациональном использовании водных и энергетических ресурсов. Водноэнергетическая система и была нашей энергетической системой. То есть посмотрите на то, что было 20 лет назад, и вот вам прецедент, как можно работать сообща и совместно. Однако сейчас я бы хотел заметить тот факт, что вопросы воды и энергетики – они уже разделены. Эксперты, представители власти, они смотрят на энергетические поставки и решения использования воды в трансграничных реках как на два абсолютно разных вопроса. Если раньше предполагалось, что страны низовья покупают электричество у стран верховья, и Кыргызстан, Таджикистан, естественно, спускают воду для ирригационных нужд стран низовья Центральной Азии: Туркменистана, Узбекистана и Казахстана. То есть такая система функционировала, с одной стороны, соединяя все страны, а с другой стороны, естественно, водноэнергетические вопросы были не разделены. Сейчас же, все – наоборот. Сейчас каждая страна, которя строит свою независимую энергетическую систему, и у неё, естественно, свои интересы, пытается вопрос воды вычеркнуть из этого уравнения. Так что я, честно говоря, не думаю, что водноэнергетические проблемы – энергетические вопросы отдельно и водные проблемы отдельно. И мне не кажется, что это будет тем фактором, который объединит страны Центральной Азии. На мой взгляд, сотрудничество и кооперация нужны, а интеграция — это уже дискуссия прошлых лет. Водноэнергетические проблемы как таковые, о которых говорилось раньше, в принципе, сейчас уже пытаются или не замечать, или, может быть, этих проблем уже нет, потому что у нас есть серьезные проблемы с водой. И у нас есть серьезные проблемы с энергетикой. И мы решаем вопросы энергетики отдельно, и мы решаем вопросы воды по отдельности.
Такое небольшое дополнение. А как вы относитесь в целом к идее интеграции в Центральной Азии? Насколько я понял, вы имеете в виду, что нам не нужно интегрироваться в Центральной Азии. Я правильно вас понял? Нужна только более тесная кооперация?
Да, совершенно верно.
А как вы аргументируете свою позицию? Почему не нужна интеграция в Центральной Азии? Это просто очень интересный и дискуссионный вопрос. На самом деле мы его часто задаём нашим спикерам, и особенно из стран Центральной Азии, потому что мы сейчас, как вы сами знаете, переживаем новый импульс, стремление к более тесной интеграции или кооперации в регионе, и очень важно мнение экспертов.
На мой взгляд, интеграция – она предполагает более высокий уровень взаимозависимости во всех сферах деятельности – политика, экономика, безопасность, инфраструктура, логистика – во всем. Мы взаимозависимы друг от друга. И все проблемы должны решать вместе. В плане экономики, конечно, мы будем друг с другом сотрудничать, мы соседние страны. В плане инфраструктуры, естественно, у нас есть регионального уровня энергетические, транспортные, логистические инфраструктуры. Да, избежать сотрудничества никак не получится. Но означает ли это, что мы выступаем как единый регион, единое целое во внутренней и внешней политике в решении вопросов безопасности, в определении экономических приоритетов, в решении каких-то проблем? Я это, к сожалению, уже не вижу. И мне кажется, процесс интеграции, если он когда-нибудь опять возобновится, он должен идти естественным путем. Это не должно быть навязано извне или изнутри. Навязать процесс интеграции не получится. И энергетический сектор тому очень хороший пример. Опять же, как я уже говорил, мы – братья, мы – соседи, у нас всё хорошо, мы сотрудничаем, даже, может быть, как-то, в какой-то мере представляем проект интеграции в Центральной Азии, когда у нас нет проблем. С первым снегом, с первым дождём с первой холодной зимой, с маловодным годом – все эти проблемы выходят наружу, и страны Центральной Азии выдвигают в качестве приоритета свои внутренние интересы, свое население, свое внутреннее потребление. Что, может быть, с точки зрения реальной политики, оправдывает себя, но расстановка приоритетов не даст центральноазиатскому региону интегрироваться в том смысле, в каком мы привыкли его видеть, понимать.
Хорошо, спасибо большое.
Давайте немного поговорим об экспортных энергетических маршрутах. На фоне военных действий России в Украине и ответных санкций Запада против России мы видим масштабный пересмотр энергетических связей в мире. Эти трансформации будут также отражаться на странах Центральной Азии. Казахстан, как мы видим, уже испытывает трудности по транспортировке своих энергоресурсов в Европу через КТК и другую трубопроводную систему, идущую через Россию. Какие еще проблемы могут возникнуть у стран Центральной Азии в этом контексте? Давайте поподробнее поговорим.
Хорошо, спасибо.
Интересный вопрос. Тут я бы выделил три момента. Первое, это взаимозависимость стран центральноазиатского региона с Россией в вопросах экспорта энергоресурсов. То есть инфраструктура, которая идёт через Россию, те же самые трубопроводы. Второй, это экспорт центральноазиатских энергоресурсов в Европу в обход России. И третий момент — это российский бизнес, который сейчас в принципе достаточно активен в центральноазиатском регионе в сфере энергетики.
Первый момент. На самом деле из-за военных действий России в Украине пострадает, по большому счёту, только Казахстан. Казахская нефть транспортируется через территорию, определенную часть России и российские трубопроводы. А больше ведь никто не экспортирует и напрямую не транспортирует в большом объеме нефть или газ, чтобы этот конфликт как-то повлиял на них. Туркменистан в свое время, в 1990 году, как раз перед распадом Советского Союза производил 88 миллиардов кубических метров газа, 80 – из них уходило на экспорт в Россию, и через Россию в Европу. А сейчас Туркменистан вообще не экспортирует газ в Европу через российскую инфраструктуру, и в очень малых объемах в саму Россию. То есть от этого кризиса Туркменистан не пострадает. Узбекистан тоже уже давно не экспортирует газ в Россию через российскую инфраструктуру. Тоже как-то не очень сильно от этого пострадает. Единственная страна, которая уже ощущает последствия военных действий России в Украине, это Казахстан.
Второй момент. Европа всегда была очень заинтересована в доступе к центральноазиатским энергоресурсам в обход России. Существует несколько проектов – газовые трубопроводы, нефтяные трубопроводы через Каспийский регион и дальше через Турцию и другие территории на европейский рынок. Но в долгосрочной перспективе мы же не знаем, как теперь будут складываться отношения между Россией и Европой. Если раньше Россия всеми путями блокировала строительство трубопроводов в обход российской территории, то теперь тем более она будет принимать любые меры для того, чтобы транскаспийский трубопровод никогда не был реализован. От этого пострадают не только Казахстан, еще и Туркменистан, и может быть, в перспективе рассматривался также и узбекский газ.
Третий момент – российский бизнес. Лукойл, Газпром — это компании очень активные в Казахстане, в Узбекистане, в том же самом Туркменистане. Тот факт, что Россия в целом и российские энергетические компании пострадают финансово от ситуации, которая сейчас происходит на Украине, также отразится, на мой взгляд, и на Центральной Азии. Потому что Газпром, Лукойл – они инвестируют и реализовывают многомиллионные проекты в нефтегазовом секторе в центральноазиатском регионе. А если у них не будет финансов, то, естественно, о расширении, модернизации, увеличении объемов в Центральной Азии говорить тоже не придётся. И плюс, естественно, технологии. Очень чувствительные компоненты развития нефтегазового сектора, которые в России не производят, которые Россия импортирует, которые являются критическими для добычи, транспортировки или переработки нефти и газа, естественно, тоже в средне и долгосрочной перспективе пострадают.
Ещё один такой момент, связанный с вопросом экспортных энергетических поставок. Если немного посмотреть на перспективу, на краткосрочную или среднесрочную, мы ведь понимаем, что часть или большая часть энергоресурсов России, которая предполагалось, что будет экспортироваться в Европу, – она теперь будет переориентирована на восток. Восток, мы имеем в виду, в первую очередь, Китай. Скажется ли это на ценообразовании для Казахстана, Туркменистана и Узбекистана? Это же одна из очень важных статей дохода в бюджет – экспорт наших энергоресурсов в Китай. Есть также большие планы у Туркменистана. Насколько мы знаем, уже идет строительство 4-й нитки для увеличения экспорта газа в Китай. То есть что будет здесь, что мы можем здесь прогнозировать? Скажется ли это на цене энергоресурсов, экспортируемых из Центральной Азии в Китай, и сократятся ли объемы импорта из Центральной Азии Китаем?
Ответ на первый вопрос – на цене, мне кажется, не так сильно отразится, потому что цена на нефть — это мировая цена. И цена на газ через 6-8 месяцев следует за ценообразованием нефти. То есть, если цена на нефть увеличивается, то через 6–8 месяцев, в принципе, цена на газ тоже увеличивается, и наоборот, если цена мировая на нефть падает, то цена на газ тоже падает.
И вообще двусторонние договора, заключенные между Китаем и центральноазиатскими странами, предполагают другой подход. Во-первых, мировая цена на энергоресурсы будет определять увеличение или снижение цены на газ и нефть из Центральной Азии в Китай. И второе, естественно, это нюансы двусторонних отношений между Китаем и странами Центральной Азии. То есть китайцы возвращают свои инвестиции в ту же самую инфраструктуру, которую вы только что упомянули – Центральная Азия-Китай, и это тоже влияет на цену, которую платит Китай странам Центральной Азии. То есть конфликт между Россией, Украиной и Европой не так сильно, напрямую повлияет на ценообразование энергоресурсов, которые идут из Центральной Азии в Китай. Вот это первая часть вопроса. Вторая часть вопроса, какая была?
Насчёт объёмов я спрашивал, сократятся ли они?
Да, объёмы тоже, по большому счёту, не сократятся, потому что касательно нефти – 10 миллионов баррелей, которые транспортирует казахский нефтепровод Китаю, будут нужны. Газ, который из Центральной Азии идет в Китай, тоже в основном покрывает потребность западных регионов Китая. У трубопроводной инфраструктуры есть какое-то сравнительное преимущество по отношению к общему объему импорта газа или нефти Китаем. То есть та часть рынка, которую покрывает наша энергетика, не покрывается другими. И единственная альтернатива для Китая — это Россия. Если Европа станет меньше покупать в России, тогда Россия начнёт перенаправлять – у неё давно были планы в более масштабных объемах поставлять в Китай, и тут мы начнем конкурировать. Но опять же для этого России нужна та инфраструктура, которую она очень медленно строит, на протяжении очень многих лет, и в ближайшем будущем вряд ли мы должны этого опасаться.
Спасибо, очень интересное мнение.
Давайте резюмировать нашу беседу. Если в целом делать обобщение, какое ваше видение энергобезопасности в регионе Центральной Азии?
Если резюмировать, я бы сказал, что уровень энергетической безопасности в центральноазиатском регионе в целом не очень высокий. Но и в то же время политика, которая сейчас ведется, помогает избежать определенных каких-то долгосрочных кризисных ситуаций в энергосистеме. И инфраструктура по возможности пытается, как и правительство, модернизировать и обновить инфраструктуру. Но, естественно, полномасштабная модернизация требует огромных вложений, которые центральноазиатские страны сейчас не имеют. В то же время переход на возобновляемые источники энергии в том же самом Казахстане, перспективы и интерес в развитии гидроэнергетики, строительство новых нефтегазоперерабатывающих объектов, новых теплоэлектростанций подают определенную надежду. Опять же избежать кризисов не получится. Но наши страны, я думаю, смогут минимизировать ущерб и предотвратить долгосрочный кризис в сфере энергетики.
Спасибо большое за познавательную и содержательную беседу.
