Протесты казахстанской молодежи 1986 года были пронизаны тоской по свободе, замараны небывалым насилием и обеспечили не только смену власти в советском Казахстане, но и – немногим позже – привели к слому всей советской махины. Что общего эти события, которые до сих пор интерпретируются как “события”, имеют с событиями 2022 года, которые казахстанский президент Токаев призывает назвать “алматинской трагедией” и которые очевидно так же будут ждать своей окончательной интерпретации? Нари Шелекпаев, PhD, ассоциированный профессор Европейского Университета в Санкт-Петербурге, специалист по политической истории современного Казахстана рассуждает об этом в интервью CAAN.
Декабрьские события в Алма-Ате, известные также как Желтоксан — выступления казахской молодёжи, произошедшие 17—18 декабря 1986 года в Алма-Ате.
В чем заключается главное противоречие исторических оценок событий 1986 года? Отчасти они перекликаются с сегодняшними событиями тем, что до сих пор неясно, кем были участники – героями или хулиганами? Почему так трудно найти истину: закрыты ли архивы или существуют проблемы другого рода?
Мне кажется, что в отношении событий 1986 года в современном Казахстане существуют не столько противоречия, сколько все большая мифологизация этих событий. Для официальной истории важно, чтобы Желтоксан воспринимался как одна из вех на пути Казахстана к эпохе независимости, которая наступила в 1991 году. Но никто не заинтересован в том, чтобы рассекретить, например, фонды КГБ и МВД, которые дают лучшее представление о происходившем в Алматы и других городах Казахстана в декабре 1986 года. Кроме того, важнейшей частью истории Желтоксана являются репрессии против его участников, которые развернулись в 1986-88 годах. В этих репрессиях принимали участие конкретные люди, в том числе среди судьи, прокуроры, политики и интеллигенция, которые продолжали играть роль в общественной жизни страны в постсоветскую эпоху.
В отношении параллелей с сегодняшними событиями нужно проявлять большую осторожность. Необходимо помнить, что история никогда не повторяется. Отдельные события или эпизоды могут быть похожими друг на друга, но конкретные обстоятельства всегда разные. К версии о хулиганах, алкоголиках и наркоманах как в 1986, так и в 2022 году прибегали для деморализации протестующих и очернения их облика. Если копнуть ещё глубже, то подобная риторика была ещё и своеобразной попыткой деполитизировать протест, нивелировав подлинную агентность протестующих, которую перенесли на воздействие алкоголя или психотропных веществ. Не думаю, что подобная версия событий кого-то действительно убедила. Оба протеста были политическими, оба были попыткой повлиять на сценарий «транзита власти», который был написан без учета мнения граждан.
В истории протестов в Казахстане, Кыргызстане (возможно, Монголии) динамика всегда неожиданно ускоряющая. Можно ли говорить о каком-то наследии номадической (степной) политической коммуникации? Можно ли чем-то объяснить, как быстро протесты увеличиваются в размере, масштабе, а также степени их остроты и динамики (если не затрагивать очевидные провокации, участие искусственно направленных игроков, о чем говорят сегодня)?
Мне трудно судить о том, чем является «номадная политическая коммуникация». Если имеются в виду, скажем, известные и неплохо изученные восстания в дореволюционном Казахстане, такие как, скажем, восстание 1916 года, или восстание под предводительством Кенесары Касымова, то да, некоторые из них развивались достаточно быстро. Но нужно учитывать и тот факт, что временная длительность этих восстаний значительно превосходила сегодняшние массовые протесты, которые происходят молниеносно, порой за 2-3 дня. Ещё нужно понимать, что у восстаний, скажем, 19-го века были сложные внутренние составляющие: иногда они затихали, а потом снова возобновлялись, охватывая новые территории. Так или иначе, современные средства коммуникации играют фундаментальную роль в динамике и скорости происходящих событий, поскольку они предполагают совершенно иной уровень координации между участниками с разных сторон, и иную степень освещаемости. Сегодня почти у всех есть телефоны с камерами, на которые люди снимают и тут же выкладывают в сеть абсолютно все. Именно поэтому, когда власть имеет дело с протестующими, первым делом глушат связь и интернет.
Кроме того, динамика протестов очень сильно зависит от причин, их породивших. Если речь идёт, скажем, о протестах рабочих, связанных с конкретными трудовыми или жизненными условиями, то такие протесты, как правило, могут вспыхивать мгновенно и также быстро остывать при ряде условий. Если протесты имеют политический характер, то их динамика может быть более длительной и непредсказуемой. Для своего анализа историки, как правило, стараются провести черту между триггерами, то есть событиями, непосредственно вызвавшими те или иные события, и более глубокими причинами социального, политического и экономического характера, совокупность которых может привести в действие протестный механизм. В случае январских событий 2022 года, можно сказать, что триггером было повышение цен на сжиженный углеводородный газ в регионе, где он используется для значительной части транспорта. Но глубокими причинами, лежащими в корне этого протеста, являются недовольство людей отсутствием политического представительства, низкими заработками при сверхприбылях нефте- и газодобывающих компаний, эффектом пандемии и другими причинами.
Сравнивать протесты в Казахстане и Кыргызстане мне кажется не совсем уместным. Во-первых, по сравнению с Кыргызстаном, в Казахстане существует авторитарный политический режим, который еще с начала 2000-х жестоко подавлял протесты и любую оппозиционную активность. Протесты в Жанаозене, например, закончились расстрелом демонстрантов. В Кыргызстане, напротив, неоднократно менялись правительства и руководители государства. Это происходило как мирным путем, так и вследствие революций. В плане политического протеста у граждан Кыргызстана нет и не было той выученной беспомощности, т. е. боязни выходить на улицу с политическими требованиями, как у граждан Казахстана до недавнего времени. Остается надеяться, что руководство Казахстана сделает выводы из протестов 2022 года.
Для российских участников событий роль Москвы в 1986 была вторичной – ей, как они пишут, манипулировали казахские бюрократы и направили ее на решение своих внутренних целей. В последнее время историки ведут споры – играли ли местные бюрократы большую роль в таких событиях советского периода, как голод, репрессии и протесты 1986 года или все же картина была более сложной.
Такие события как голод, репрессии и массовые протесты 1986 года были разными как по форме, так и по содержанию. В случае голода, есть разные точки зрения – но, думаю, не будет преувеличением сказать, что ответственность лежит как на местном, так и на союзном руководстве. Союзное руководство очень долго игнорировало жалобы на бедственное положение в Казахстане. Оно же ввело в Казахстане квоты на скот и зерно, которые привели к тому, что казахи оказались фактически не в состоянии расплатиться с государством и начали голодать. С другой стороны, конфискация скота и раскулачивание, как и проведение советской политики на местах в целом осуществлялось местным руководством.
Что до массовых протестов 1986 года, то триггером стало увольнение с поста первого секретаря Компартии Казахстана Динмухамеда Кунаева. Кунаев и сам собирался на пенсию, и до сих непонятно зачем было его увольнять, да еще и так демонстративно. Неприятным для людей было и то, что на смену Кунаеву – руководившему Казахстаном с 1950-х годов – был назначен Геннадий Колбин, который до этого работал первым секретарем Ульяновского обкома КПСС. С точки зрения политического масштаба, фигуры Кунаева и Колбина были несопоставимыми. Тем не менее, Москва решила назначить именно Колбина, и это тоже послужило причиной массовых протестов. Мне лично не кажется, и я не видел ни одного надежного источника, которые бы подтверждал, что сам Кунаев или какие-то местные руководители причастны к организации протестов 1986 года. Думаю, это было стихийное волеизъявление людей, главным образом молодежи, которая хотела показать властям, что их мнение должно учитываться при принятии судьбоносных для страны решений.
Понятно, что роль самого Назарбаева в тех событиях неясна, но он же стал главным выгодополучателем. Кунаев – проигравшим. То есть смена власти, которая имеет какие-то параллели с 2022 г.? Что объединяет эти две истории и что разъединяет?
Мне кажется, что роль Назарбаева в событиях 1986 года как раз вполне очевидна. Во время массовых протестов 1986 года Назарбаев был премьер-министром Казахстана. По ряду свидетельств, которые лично мне кажутся достоверными, он пытался обратиться к протестующим на Площади Республики с тем, чтобы уговорить их разойтись, но безуспешно. В одной из своих книг он пишет о том, что после этой попытки обращения к людям, он присоединился к одной из колонн протестующих. Это свидетельство, к сожалению, не подкрепляется никакими другими свидетельствами. Был ли Кунаев проигравшим от протестов 1986 года – тоже открытый вопрос. К концу 1986 года его отставка, добровольная или навязанная, была делом решенным. Протесты же показали, что у него действительно была широкая общественная поддержка. Полагаю, что эта поддержка не могла ему не импонировать, но она же привела к тому, что несколько лет Кунаев фактически провел под домашним арестом, потому что администрация Колбина продолжала воспринимать его как источник политической угрозы вплоть до 1989 года.
Параллель с событиями последних лет можно провести исходя из того, что смена власти в Казахстане и в конце 1980-х и в конце 2010-х являлась попыткой транзита, то есть не демократическим процессом, при которым лидер страны выбирается в соответствии со свободным волеизъявлением людей, а согласно внутриэлитному сценарию. Но если в позднем СССР свободных выборов не было в принципе (кроме последних выборов в Верховный Совет СССР в конце 1980-х), то в постсоветском Казахстане их отсутствие является следствием той политической системы, которая была выстроена самим Назарбаевым, начиная с 1990-х годов.
Философски, в чем суть призыва в событиях «Желтоксана»? Как казахи видят свободу? Почему в современных протестах в независимом уже Казахстане они продолжают говорить о свободе? Достигли ли казахи независимости или они видят это чем-то недостижимым?
Желтоксан был призывом казахстанцев, в основном молодежи, к свободе от диктата советской власти в вопросах местного самоуправления. К середине 1980-х годов Казахстан оправился от ужасающих последствий первой половины 20-го века, в стране сложился урбанизированный и образованный городской класс. Многие представители интеллигенции и продвинутой молодежи начали переосмысливать свою культуру и идентичность. На это накладывался контекст перестройки, растущие экономические трудности и общая усталость людей от советского режима. Думаю, в 1986 года свобода в большей степени понималась как «свобода от», а не «свобода для».
Современный контекст отличается от умонастроений тридцатилетней давности. Во-первых, страна является частью глобального мира. Многие казахстанцы учились, работали или хотя бы раз бывали за рубежом. Многие работают в международных компаниях. Понимание свободы у образованного городского населения, которое является драйвером экономики и общественной жизни, думаю, не сильно отличается от таких же представителей среднего класса в других странах мира. Они готовы платить налоги и соблюдать общественный договор – но они ожидают, что государство примет на себя определенные обязательства. Отсутствие безопасности, произвол, коррупция и несправедливое распределение благ вызывает у них как минимум раздражение. Стратегии поведения при этом могут быть разными– социум разнороден, кто-то предпочитает более конформистские стратегии и уезжает из страны туда, где существует лучший общественный договор. Утечка мозгов – это одна из ключевых проблем современного Казахстана. Но многие остаются в стране и политизируются, наращивая требования и давление на власть. Это сейчас тоже происходит в Казахстане.
Что касается независимости, то сами казахстанцы, особенно молодое поколение, думаю, ее достигли. Молодежь мыслит себя в категориях принадлежности к Казахстану как к национальному государству, которое является частью глобального мира. Достиг ли независимости Казахстан – вопрос более сложный. Почему ради наведения порядка в стране потребовалось вводить силы ОДКБ, например? Является ли независимой страна, которая идет на подобный шаг? На этот вопрос нет простого однозначного ответа.
Как важна для идентичности казахов история и почему так много белых пятен, что вызывает споры и недостоверные истории? Занимается ли Казахстан переписыванием истории?
В переписывании истории, в сущности, нет ничего плохого. Любой историк, если у него есть хоть сколько-нибудь амбиций и подлинного интереса к изучаемому материалу, в определенный момент начинает переписывать историю. Иными словами, написание истории это фактически и есть ее переписывание. А иначе зачем вообще заниматься историей? Что толку повторять уже осмысленное? Написание истории это всегда постановка новых вопросов и поиски новых ответов в связи с изменившимися представлениями эпохи, в которой живет сам историк, новыми исследовательскими парадигмами и научными методами. И это всегда имплицитное или эксплицитное сопоставление себя как с теми, кто жил в прошлом, но и с теми, кто писал о прошлом. Другое дело, что есть профессиональные стандарты. История базируется на источниках, которые могут и должны верифицироваться. Возможно, со временем появятся новые интерпретации, основанные на одних и тех же источниках или их комбинации с другими источниками – но никогда нельзя приписывать источнику того, чего в нем нет.
Мне трудно судить о том, насколько история важна казахам в настоящий момент. Мне кажется, что да, судя по количеству дискуссий по отдельным темам в медиа и соцсетях. Но даже если не сильно важна, историков это не должно обескураживать. Добротно написанные исторические работы, как правило, находят свой путь к читателям, возможно не сразу, но находят.
Белых пятен существует много по двум причинам. Во-первых, проблема источников. Например, существует не так много источников вплоть до 19-го века, а те, которые есть, написаны на языках, которые недоступны большинству исследователей, например, на чагатайском тюрки. Во-вторых, сами исследователи не проявляют особую оригинальность при выборе тем: а это уже чисто конъюнктурная проблема. Насколько мне известно, в казахстанских вузах у аспирантов-историков темы исследований до сих пор утверждаются, вместо того чтобы инициироваться самими исследователями. До тех пока это будет происходить, трудно ожидать каких-то прорывов.
