Два автора – Дирк ван дер Клей, научный сотрудник Школы регулирования и глобального управления Австралийского национального университета, и Нива Яу, научный сотрудник Академии ОБСЕ в Бишкеке и Института исследований внешней политики в Филадельфии, – пишут в подробном исследовании для Фонда Карнеги о том, что экономические интересы Китая в Центральной Азии все больше смещаются в сторону промышленных проектов. Такие проекты, способные производить продукты с более высокой добавленной стоимостью и экспортным потенциалом, все чаще занимают работников из Центральной Азии, которые проходят техническое обучение в китайских фирмах.
Каковы причины таких изменений? Авторы утверждают, что в большей степени они стали результатом настойчивых усилий правительств стран Центральной Азии, пытающихся вовлечь Китай в свои экономические программы по увеличению рабочих мест, экспорта, государственных доходов, улучшению жизни местных сообществ. Китайские фирмы просто не могут игнорировать эти требования, если они имеют долгосрочные планы в Центральной Азии. Поэтому они в ответ, например, увеличили локализацию (число местных работников), стали помогать местным сообществам и и т.д.
Как утверждают авторы, у китайских интересов в Центральной Азии есть три основных направления: гарантированный импорт углеводородов, экономическая и политическая стабильность региона, а также молчаливое сотрудничество (или, по крайней мере, отсутствие критики) стран Центральной Азии в политической повестке с Китаем.
В последние пять лет акцент Пекина сместился на помощь странам региона в индустриализации. Крупные займы для развития инфраструктуры, которые характеризовали раннее экономическое участие Китая в Центральной Азии, практически прекратились. Последняя крупная кредитная сделка для Кыргызстана или Таджикистана, основных региональных получателей китайского кредитования, была подписана в 2014 году (Иногда китайские фирмы все же занимаются строительством такого типа инфраструктуры в Центральной Азии. Некоторые фирмы выигрывают тендеры многосторонних банков. Например, Хунаньская группа по строительству дорог и мостов начала строительство дороги в Таджикистане в 2021 году при финансовой поддержке Азиатского банка развития, Фонда международного развития Организации стран-экспортеров нефти (ОПЕК) и правительства Таджикистана. Китай и Казахстан согласовали в общей сложности пятьдесят пять проектов, некоторые из которых связаны с электроэнергетикой и транспортной инфраструктурой. Но они составляют относительно небольшую часть соглашения, в котором основное внимание уделяется наращиванию промышленного потенциала).
Вместо этого китайские фирмы теперь пытаются строить заводы и фабрики, развивать мощности по переработке сырья и модернизировать местные сельскохозяйственные предприятия и объекты. Эти усилия являются неотъемлемой частью стратегического рывка, направленного на оказание помощи четырем из пяти стран Центральной Азии (всем, кроме Туркменистана, который остается слишком экономически и политически изолированным) в развитии экспортных отраслей, в которых работают местные жители и повышаются навыки местных рабочих.
Читать далее – Элитноцентричная дипломатия – стержень внешней политики Китая. Интервью с Нивой Яу
Почему Китай стал помогать Центральной Азии в индустриализации?
Во-первых, государства Центральной Азии научились склонять китайское правительство и китайские компании к удовлетворению своих потребностей. Они разработали программы и положения по найму и повышению квалификации большего числа местных рабочих, а правительственные чиновники в регионе начали координировать свои действия с китайскими компаниями и правительством Китая для разработки совместных планов развития. Сегодня, в отличие от прошлого, они ищут инвестиции, а не государственные займы.
Во-вторых, центральное правительство Китая и два его ведущих политических банка – Китайский банк развития (CDB) и Эксимбанк Китая – поощряют этот переход к инвестициям и отказу от крупных инфраструктурных проектов, финансируемых за счет долга.
В-третьих, китайские фирмы адаптируются к этой новой среде. Постоянно растущее число китайских компаний инвестируют за границу из-за возможностей, предлагаемых зарубежными рынками, жесткой конкуренции внутри страны, избыточных производственных мощностей, удорожания труда китайских рабочих и ужесточения экологических норм в Китае.
Этот тренд начался с конца 2000-х, когда некоторые китайские инвесторы стали открывать бизнес в Центральной Азии в разных отраслях. Центральная Азия предлагала рынки с менее интенсивной конкуренцией, несмотря на сложные условия ведения бизнеса в регионе. Также привлекли внимание более низкие затраты на рабочую силу и налоговые льготы со стороны правительств некоторых стран-получателей.
Попытки изменить негативный имидж
Хотя нельзя сказать, что негативные настроения по отношению к Китаю в Центральной Азии повсеместно распространены, многие опросы указывают, что доля местного населения, имеющих положительное мнение о Китае, за последние годы заметно снизилась.
Эта тенденция все более негативного отношения к Китаю является проблемой для китайских компаний, работающих в Центральной Азии. Многие из них столкнулись с местной оппозицией и частыми протестами, которые задерживают их проекты. Приобретя некоторый опыт, компании научились приспосабливаться к последствиям негативного общественного мнения, стремясь получить некую форму социальной лицензии (или общественного согласия) на деятельность, а не только одобрение правительства.
Китайские компании стараются преодолеть антикитайские настроения в Центральной Азии, одновременно стремясь удовлетворить требования местных властей о повышении своего экономического вклада. CNPC, нефтяная компания Китая и крупнейший китайский инвестор в Казахстане, утверждает, что 97 процентов ее рабочей силы в стране локализовано. Сотрудники двух основных китайских телекоммуникационных компаний – ZTE и Huawei – сообщили в интервью авторам, что более 80 процентов рабочих мест в фирмах, открытых в Казахстане, занимают местные жители. В списке совместных двусторонних проектов с Китаем казахстанское правительство указывает свои цели по локализации (в некоторых случаях, как утверждает казахстанское правительство, полностью реализованные – проект реконструкции Шымкентского нефтеперерабатывающего завода смог создать 2296 постоянных рабочих мест для местного населения).
Давление на китайские фирмы оказывают не только правительственные чиновники по всей Центральной Азии, но также профсоюзы и гражданские активисты в Кыргызстане и Казахстане, требующие локализации рабочей силы. Правительства стран Центральной Азии пытаются поощрять рост местных рабочих мест, прописывая соответствующие обязательства по найму местных работников в проектные контракты, законодательно устанавливая пропорцию местных сотрудников для всех или некоторых проектов, финансируемых из-за рубежа, и ограничивая количество разрешений для иностранных рабочих.
При этом правительство Казахстана ужесточает такие меры, сокращая квоту для иностранных рабочих и увеличивая количество проверок для тех, кто нарушает правила. В 2019 году квота для иностранных рабочих была установлена до 49000 рабочих мест, а в 2020 году она была снижена до 29000. Таджикское законодательство гласит, что иностранные рабочие не могут превышать 30 процентов от общей численности персонала данной компании, и здесь также действует система квот. В 2019 году квота составляла 7500 рабочих.
В Кыргызстане тоже есть законы о локализации, но давление в сторону локализации исходит не только от государства, но и напрямую от местных субъектов, организующих протесты. В большинстве случаев китайские инвесторы – это фирмы с большим опытом работы в Китае, но они новички (по крайней мере, когда они впервые приезжают) в зарубежные инвестиции, особенно в бурном мире социальной мобилизации и гражданской активности в Кыргызстане. Узбекистан является недостающим звеном в этой истории, отчасти потому, что Китай является гораздо более новым игроком в масштабах своей экономики (помимо экспорта углеводородов). В отчетах правительства Китая говорится, что квота на иностранную рабочую силу в Узбекистане не централизована.
Экономический мотив
Заработная плата местных рабочих по всей Центральной Азии, как правило, ниже, чем заработная плата привозных китайских рабочих (как указывают авторы, от 132 долларов в месяц в среднем Таджикистане до 601 долларов в месяц в Казахстане). В некоторых случаях этот фактор был причиной увеличения локализации. Влияние фактора низкой заработной платы наиболее заметно в более бедных странах Центральной Азии (Кыргызстан и Таджикистан), где заработная плата самая низкая, но этот принцип применим и к более богатым странам Центральной Азии (Казахстан и Узбекистан).
При найме китайских рабочих китайские фирмы сталкиваются с более высокими издержками, такими как оформление визы, выплата пособия в трудных условиях и субсидированные поездки в Китай и из Китая.
Китайские компании открыто заявляют, что хотят нанимать больше местных, потому что они дешевле. Одна из таких фирм – Таджикско-китайская горнопромышленная компания, крупный китайский инвестор в Таджикистане; разрабатывает месторождения свинца и цинка в северо-западной Согдийской области. В одном из публичных заявлений представитель компании сказал, что фирма стремится сократить расходы на рабочую силу, нанимая меньшую долю китайских рабочих в свои местные операции даже сверх уровней, предусмотренных законом:
“Одним из основных конкурентных преимуществ «Таджикско-китайской горнопромышленной компании (Tajik-Sino Mining)» является стоимость ее рабочей силы. [Компания] постоянно поддерживает соотношение китайских и таджикских рабочих на уровне трех (китайцев) к семи (таджики), как того требует таджикское правительство. Однако с 2016 года компания постепенно ограничивает количество китайских сотрудников [сверх этих требований]. Компания надеется, что через три-пять лет упорной работы соотношение китайских рабочих и таджиков будет ограничено одним к девяти. На данный момент ежемесячный уровень заработной платы таджикских рабочих, работающих на Таджикско-китайской горнопромышленной компании, не превышает 300 долларов. Компания надеется контролировать расходы на стабильном уровне за счет корректировки соотношения китайских и таджикских рабочих и общей численности сотрудников при одновременном повышении производительности труда”. (из Shanghai Stock Exchange Roadshow, “Xizang Zhufeng 600338” [Tibet Summit 600338].
Проблема навыков
Индустриализация советской эпохи в Центральной Азии в значительной степени зависела от высококвалифицированных российских специалистов, которые были направлены в регион, и субсидий для поддержки отраслей Центральной Азии, которые в противном случае были бы неконкурентоспособными. Но эта модель развалилась с распадом Советского Союза. Утечка мозгов и нехватка квалифицированных кадров во многих отраслях спровоцировали деиндустриализацию стран региона в период с 1991 по 2015 год.
Руководство, выпущенное Министерством торговли Китая по ведению бизнеса в Казахстане, подчеркивает эту проблему для потенциальных китайских инвесторов, утверждая, что «профессиональные навыки промышленных рабочих в Казахстане низки, и есть большие проблемы с низкой эффективностью и трудностями с удержанием рабочих. Дефицит профессиональных техников и высококвалифицированных специалистов все еще требует решения». Как пишет SINOSURE (Китайская корпорация по страхованию экспортных кредитов), «местная рабочая сила в Таджикистане имеет относительно низкие технические возможности и не может соответствовать требованиям, предъявляемым к важным должностям. Это создало множество трудностей для коммерческой деятельности компаний, финансируемых Китаем, в Таджикистане».
Но Китай намерен устранить этот недостаток. Министр иностранных дел Китая заявил на встрече со своими пятью коллегами из Центральной Азии в мае 2021 года, что в течение следующих трех лет китайское правительство создаст в каждой стране центр профессионального обучения под названием «Мастерские Лу Бань» (названный в честь легендарного китайского ремесленника, инженера и изобретателя Лу Баня). Масштабы этих тренингов остаются неизвестными, но эта идея может стать профессиональным эквивалентом института Конфуция. В документальном фильме китайской телекомпании China Central Television (CCTV) утверждается, что 95 процентов технологий, поставленных для модернизации нефтеперерабатывающего завода в Павлодаре, Казахстан, были произведены в Китае. (Документальный фильм был снят в Казахстане, с интервью китайских и казахстанских технических специалистов). Как сообщил CCTV вице-президент завода по переработке алюминия в Павлодаре, построенного китайской фирмой, он часто ездит в Китай, потому что «технологии постоянно обновляются и необходимо наверстать упущенное». Согласно документальному фильму, 90 процентов технологий на гидроэлектростанции в Мойнаке, Казахстан, также китайского производства. Казахстанский главный оператор Мойнака прошел обучение на китайской гидроэлектростанции на реке Тяньвань. Китайская международная водная и электрическая корпорация сообщила CCTV, что направила около сорока казахстанских рабочих в Китай для обучения.
Можно ожидать, что в будущем в китайских компаниях в Центральной Азии будет больше местных менеджеров. Согласно отчету Sinosure за 2015 год, Таджикистан уже косвенно требует, чтобы 50 процентов руководящих должностей занимали местные жители.
Языковые барьеры также остаются проблемой для некоторых компаний. Но даже работники, которые хорошо говорят по-китайски, не могут найти работу в китайских фирмах, потому что тем нужны технические, а не языковые навыки. Многие компании предлагают языковое обучение своему персоналу вместо того, чтобы нанимать китайцев из Центральной Азии, потому что ценят навыки и опыт уже имеющихся у них рабочих.
В целом, правительства стран Центральной Азии серьезно относятся к индустриализации своей экономики и повышению квалификации своей рабочей силы. Китайские компании и, во все большей степени, координация экономической политики с правительством Китая – лучший внешний вариант, позволяющий добиться этого и преодолеть давние структурные препятствия, с которыми сталкиваются страны региона.
Какие уроки можно извлечь?
Страны Центральной Азии, даже самые бедные, имеют более чем достаточное пространство в своих экономических взаимодействиях с Пекином и китайскими фирмами. Для китайского правительства специфика этих коммерческих взаимодействий не так важна, как важны три вышеперечисленные фактора – стабильность Центральной Азии, стабильность экспортируемых ею углеводородов и политическое согласие с Пекином. В этом контексте Пекин готов представить странам региона альтернативу финансовым и технологическим монополиям США. Поэтому страны Центральной Азии имеют влияние в рамках этих широких стратегических и политических параметров для согласования конкретной формы и условий своего экономического взаимодействия с Китаем.
Между тем, для правительств стран Центральной Азии побудить Китай построить базовую инфраструктуру больше не является главным приоритетом. Вместо этого эти правительства хотят, чтобы китайские фирмы предоставили региону возможности для реиндустриализации, получения знаний и навыков и наращивания своего человеческого капитала. Политики США и Европы часто забывают об этой реальности. Многие из них в настоящее время продвигают альтернативные схемы финансирования инфраструктуры, такие как проект президента США Джо Байдена Build Back Better World, направленный на конкуренцию с BRI Китая, не осознавая, в какой степени китайская политика и практика перешли от строительства физической инфраструктуры к развитию человеческого капитала, повышая квалификацию работников и иным образом удовлетворяя потребности, по мере возможности, государств Центральной Азии. Частично в ответ на сигналы, которые правительства и сообщества стран Центральной Азии посылают китайским компаниям, китайские участники в настоящее время все больше внимания уделяют созданию рабочих мест, развитию ориентированных на экспорт отраслей и укреплению бюджетов Центральной Азии за счет увеличения налоговых поступлений. Любая стратегия сотрудничества или конкуренции со стороны Вашингтона, Брюсселя, Токио или т.п. должна признавать, что сейчас это ключевая часть китайской деятельности в регионе.
В этом смысле страны Центральной Азии не являются наивными жертвами хищного китайского правительства или корпоративного сектора. Они хорошо осведомлены о рисках и возможностях экономического взаимодействия с Пекином и пытаются использовать эти возможности для удовлетворения своих собственных потребностей в достижении экономического роста, увеличения и улучшения рабочей силы, инновациях и развитии. Правительственные чиновники во всем регионе жаждут преобразований, а не постепенных изменений, которые не ликвидируют разрыв с более развитыми странами. И они настаивают на том, чтобы даже китайские фирмы оставляли больше добавленной стоимости от своих региональных инвестиционных проектов в самой Центральной Азии.
Страны Центральной Азии убеждены, что сами должны добиваться включения целей экономического развития в контракты и укреплять свои ожидания от китайских инвесторов. Однако в конечном итоге, хотя китайские фирмы могут оказывать финансовую и техническую поддержку, а Китай может открыть свой рынок для экспорта из стран Центральной Азии с добавленной стоимостью, этим правительствам придется преодолевать внутренние проблемы, с которыми их экономики давно сталкиваются, путем проведения более смелых и глубоких структурных реформ. Это реальность, с которой все равно приходится считаться любому крупному иностранному инвестору, китайскому или иному.
Между тем китайские инвесторы по-прежнему сталкиваются с глубоким недоверием со стороны местных жителей в Центральной Азии. Отношение жителей региона к Китаю становится все более негативным, и в обществе сложилось мнение, что правительства стран Центральной Азии идут на чрезмерно щедрые уступки своим китайским партнерам. Эти потоки неудовлетворенности сделали Кыргызстан особенно трудным местом для китайских инвестиций. Но, несмотря на эту неприязнь и недоверие, Китай останется основным экономическим игроком в регионе, особенно в отсутствие других альтернатив.