Монография Юрия Ботякова, старшего научного сотрудника Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера) Российской академии наук, посвящена исследованию такого рода феномена древней и средневековой культуры, как аламан (набег), просуществовавшего у туркмен вплоть до первой четверти ХХ в. Книга посвящена традиционной военной организации таких мероприятий, а также охватывает широкий круг вопросов, связанных с различными сторонами культуры туркмен: хозяйственно-материальной, социальной, отчасти духовной, а также с особенностями традиционного права и этнопсихологии.
Как пишет Ботяков в самом начале своей монографии, «существование туркменского этноса со времени его появления на исторической сцене и вплоть до начала ХХ века протекало в сложной политической обстановке. Племена туркмен, расселившиеся на обширной территории Восточного Прикаспия и оказавшиеся в окружении Персии, Афганистана, Хивы и Бухары, являлись объектом постоянной экспансии со стороны восточных деспотий. Ситуация для туркмен осложнялась еще и тем, что территория их проживания нередко становилась объектом совместных притязаний этих государств одновременно. В таких случаях туркменам приходилось испытывать на себе разрушительное действие двойного удара. Принудительные переселения, миграции, набеги, а также временный, практикуемый из тактических соображений переход под протекторат того или иного государства становились реалиями повседневной жизни большинства туркменских племен».
Из истории термина и практики аламан
В современном туркменско-русском словаре alaman характеризуется как устаревшее слово и переводится как грабеж/налет/набег. Словарь Махмуда Кашгарского трактует туркменский аламан как «чернь», «отряд наездников», «толпа народа» и «составление партии для разбоя и грабежа». Термин аламан можно найти и в лексике других языков Центральной Азии, например, в казахском, кыргызском и узбекском. Как сообщает автор, упоминания о набегах туркмен восходят к началу XI века, когда огузы в составе 4 тысяч семейств перешли Джейхун и поселились в Хорасане. Огузы заняли районы Серахса, Абиверда и Феравы, а через два года коренное население края направило Махмуду Газневи жалобу на грабежи. «Хрупкий мир между оседлым земледельческим населением и кочевниками был нарушен, что привело к эскалации набегов со стороны туркмен». Тогда газневидские власти разбили туркмен в районе Феравы, что вынудило часть туркмен уйти в сторону Балхана и Дехистана, другую – в Иран и в сторону Кермана.
Хотя и фрагментарно, собранные материалы говорят о «непрекращающейся традиции аламанов». Об этом, в частности, свидетельствует повествование Филиппа Ефремова, который оказался в плену туркмен в середине XVIII века (Девятилетнее странствие. М.1952) После присоединения туркменского края к Российской империи, сведения о туркменах пополняются новыми данными, в том числе и об аламанах. Так, Клементий Боде оставил описания аламана у йомудов, а Иван Бларамберг – у гекленов, отмечая и морские набеги в водах Астрабадского залива (Топографическое и статистическое описание восточного берега Каспийского моря от Астрабадского залива до мыса Тюк-Карагана. Спб. 1850).
Известный путешественник Арминий Вамбери рассматривал аламан с точки зрения священной войны джихад суннитов против шиитов (Очерки Средней Азии. М.1868). Подробные сведения об аламане содержатся в работе генерала Николая Гродекова (Война в Туркмении. М. 1883) а также в статье Николая Йомудского, офицера царской армии и внука Кият-хана, племенного вождя йомудов (Астрабад и Гюргенская степь. Спб.1910; Бытовые особенности туркмен Туркменской ССР, а равно кавказских и зарубежных туркмен, их племенное и родовое деление. Ташкент. 1928). Именно Йомудский рассматривал аламан «как особый институт, сложившийся у туркмен в течении исторически длительного времени». Рассматривая аламан как социальное явление, востоковед Александр Самойлович полагал, что «вместе со стремлением к славе и добыче, мщение на почве кровной мести являлось одной из побудительных причин проведения набега» (Абду-с-Саттар-казы. Книга о битвах текинцев. Пг. 1914). Александр Ломакин проводил параллель между увеличением калыма и захватом наложниц малоимущими туркменами (Обычное право у туркмен. Ашхабад. 1897). Советские авторы – Георгий Карпов (Аламаны.1931), А. Росляков (Аламаны. М.,1955), О. Гвилава (Аламаны как социальное явление. Тбилиси, 1983) и ряд других авторов продолжили изучение аламанов, их причины и социальную основу.
Юрий Ботяков рассматривает аламан в социально-экономическом контексте. Автор пытается выяснить, как аламан связан с глубинными процессами, протекавшими в туркменском обществе. Временами аламан был катализатором этих процессов, а чаще – служил «консервативным фактором, тормозящим дальнейшее развитие».
Аламан и экономические процессы
По мнению ряда исследователей, изучающих аламан, причины возникновения этой практики заключались в экономической нестабильности хозяйства туркмен – в трудных экономических условиях голод был причиной многих аламанов. Аламан формировался на добровольных началах, что ставит его буквально в один ряд с организацией охотничьих и промысловых артелей. В монографии приводится цитата автора XIX века, который рассказывает, как создавался аламан: «Прослыщит какой нибудь из «батырей», что вблизи проходит торговый караван, или же задумает сделать более дальнюю прогулку, в Хиву, например, не то на персидскую границу, и выставляет у своей кибитки длинную пику с навешенной тряпкой. Тогда всякий желающий принять участие в набеге втыкает рядом и свою пику» (К. Абаза. Завоевание Туркестана. Спб. 1902). Чем популярнее был сердар, тем более многочисленнее собирался отряд. Добыча делилась поровну между всеми участниками похода. Сердару доставалась наибольшая доля, равная долям остальных членов отряда. У туркмен-йомутов и эмрели особо отличившиеся могли быть вознаграждены дополнительной долей. Награда за особую доблесть называлась «батыр пай». Аналогичным образом распределялась добыча после коллективной охоты или рыбалки.
До сих пор нет единого мнения касательно того, оседлые (чомур) или кочевые (чарва) туркмены предпринимали аламаны. На конец XIX – начало XX века скотоводством занималась всего 1/3 туркмен, то есть доля оседлых или занимающихся земледелием была намного выше. При этом важной особенностью являлась возможность для чомур и чарва менять свой социально-экономический статус, что было закреплено нормами обычного права. «Обычное право таким образом предоставляло возможность земледельцу возможность стать скотоводом, точно также, как и скотоводу при неблагоприятно сложившихся для него обстоятельствах вернуться в свою земледельческую общину».
Молодежные формирования в системе аламана
Начиная с 6 лет мальчика мужского пола именовали оглан. В возрасте 7-12 лет обряд сунет (обрезание) и последующий праздник первого сажания на коня ознаменовали переход оглана в возрастную группу етгинджек. С переходом в новую группу менялся правовой статус подростка. Он получал ряд прав: принимать участие в похоронах, совместно трапезничать с мужчинами, резать скот, носить и пользоваться оружием. В их гардеробе появлялся обязательный праздничный ак-тельпек (высокий головной убор из белой овчины). Следующая возрастная группа – джагыл, которые получали право жениться. Возрастной статус иигит обретался после женитьбы. Однако четкая фиксация возрастных групп – оглан, етгинджек, джагыл и иигит затруднялась двумя обстоятельствами. С одной стороны, ранними браками при возрасте жениха в 12-13 лет в XIX – начале XX века. С другой – некоторые молодые люди, достигшие брачного возраста, не могли жениться из-за высокого калыма. Возрастная группа орта яш определялась возрастом в 40-60 лет, возраст стариков (годжа) наступал с достижением 60 лет: «старики побережья, достигшие 63-летнего возраста (возраст в котором умер пророк Мухаммед), отмечали эту дату, называемую местными туркменами «ак аш» (угощение в честь старости)».
Начиная с 12-летнего возраста етгинджек мог участвовать в аламане. Например, предводитель защиты крепости Геок-тепе Тыкма-сердар участвовал в аламанах с 13 лет. Во время похода етгинджеки готовили пищу, выполняли роль коноводов и оказывали услуги старшим товарищам. Етгинджеки набирались боевого опыта в аламанах под опекой старших. В 17-20 лет роль туркменских юношей становится более активной. «По народным представлениям война являлась той сферой деятельности, где должен был проявить свои качества молодой туркмен перед вступлением в брак». Участие в набегах помогало в том числе добыть скот и другие ценности для калыма. Участие юношей джагылов в аламане было обязательным, в противном случае он мог получить прозвище бинамсыз (бесстыдный). Женатый иигит не был обязан участвовать в аламанах, в отличии от холостых иигитов и джагылов. Именно последние составляли костяк аламанов, миграций туркмен и основания новых поселений. Обделенные землей и водой, ибо в силу перенаселенности оазисов наделы того и другого получали в первую очередь семейные, иигиты и джагылы были вынуждены покидать «насиженные места» в поисках новых территорий. Здесь они основывали новые, первоначально военные поселения. «Военные поселения являлись своеобразной переходной формой, которую проходил военный отряд, завоевавший территорию и осевший на ней. Первоначально отряд продолжал сохранять черты воинского формирования, которые проявлялись главным образом в исполнении функции обороны. Любой аламан, осев на землю, должен был первое время исполнять эту функцию (…) занимая пограничное положение. В дальнейшем, когда территория осваивалась дальше, функции пограничного отряда могли перейти следующей группе (…) Военные поселения по своему составу часто практически ничем не выделялись на фоне остального племенного массива.» В качестве примера приводятся поселения туркмен на левом берегу Аму-Дарьи в пределах Афганистана. В случае военной угрозы эти поселения должны были защитить переправы через реку.
Набег в контексте обычно-правовых норм и некоторых традиционных социальных институтов
«До конца XIX века в Туркмении не завершился процесс формирования ханской (племенной) власти. Не были созданы надродовые структуры власти и управления (…) Набег оставался тем инструментом, с помощью которого туркменская община имела возможность поддерживать правовое равновесие». Туркмены разделяли набеги на разрешенные и запрещенные адатом. Пытаясь разобраться в этих категориях, автор выделяет набег известный под названием чапаул. На территории Хорезма этот термин приравнивается к аламану, в Хиве набеги чапаул совершали отряды хивинского хана в качестве мести за туркменские аламаны, аналогичные карательные операции производили персидские отряды. Набег-возмездие чапаул известен также у сарыков и геклен. Тем самым чапаул переплетался с обычаем кровной мести, который был одной из причин вооруженных нападений, наряду со стремлением к славе и наживе. Сюжеты кровной мести представлены в туркменском эпосе «Гер-оглы», в котором туркменский герой мстит за своего дядю и деда, убитых Хункар-падишахом.
Историк Г. Карпов, который работал в советском Туркменистане в 1920-е годы, сделал любопытное заявление, что из 46 официально зафиксированных в 1920-1924 годы вооруженных формирований «бандшаек» только 3 были вовлечены в вооруженную политическую борьбу. Остальные были ответной реакцией общины на убийство одного из ее членов. Одним из таких эпизодов в череде многочисленных был вооруженный конфликт между туркменами саятами и эрсары в Карабекауле во время гражданской войны.
Другая причина чапаула – оскорбления, нанесенные роду или его представителем. «Условия, касающиеся чести родовой группы, соблюдались очень строго (…) Полтора века назад между племенными подразделениями эрсаринцев ерлы и сарлы произошел вооруженный конфликт, протекавший в форме серии вооруженных нападений. Начало конфликту положила ссора представителей тире сарлы и ерли, один из которых был избит на базаре другим, требуя возвращения долга. Сарлы собрали отряд и, мстя за оскорбление, напали на ерли, нанеся им ощутимый материальный ущерб».
Туркменская поговорка «Пусть у хорошего иигита не будет сестры, а если и будет, да не омрачится его лицо» недвусмысленно сообщает, что похищение девушки было позором для всех ее родных по мужской линии. Поэтому львиную долю набегов иди актов возмездия провоцировали враждебные действия против женщин. Возмездие носило обязательный характер, в противном случае неотомстивший получал позорное прозвище. Желающие отомстить должны были прибегать к любой возможности и на время мести разрывать связи с общиной. По достижении цели и свершении мести они возвращались, восстанавливая связи со своим родом. В изоляцию уходили и те, кто открыто конфликтовал с общиной. Для таких изгоев у туркмен существовал институт отречения: «В исключительных случаях, когда кто-нибудь из рода становился неисправимым, обычай разрешал его родственникам отказаться от такого лица, причем через джарчи (глашатая) объявлялось по аулам, что за деяния такого-то его сородичи более не отвечают». Изгои были вне закона, они скрывались на территории соседней Персии и именовались «дунюк» (отверженный).
Аламан и традиционное военное искусство туркмен
Непрерывность традиции аламанов у туркмен вплоть до 20-30х годов XX века позволяет автору рассматривать туркменский материал как один из интереснейших источников по военному делу степняков. Аламаны, как правило, проводились в осенне-весенний период; с учетом пустынной местности большое стратегическое значение приобретали колодцы с питьевой водой. Их количество было ограничено и местонахождение каждого было хорошо известно. Стратегию засыпания колодцев песком использовали еще скифы в войне с персами в 512 году д.н.э., которые решили: «отступать со своими стадами, засыпать попадавшиеся на пути колодцы и источники и истреблять повсюду растительность». Огузы, сопротивляясь газневидскому правителю Масуду, также засыпали колодцы землей. Аналогичным образом поступали туркмены-аламанщики, также практиковались засады у колодцев. Крупный аламан подразделялся на «ат гошун» (конное подразделение) и «дюе гошун» (караван сопровождения на верблюдах). Успешное ведение боевых действий было невозможно без поставок фуража, воды и продовольствия. Тактическое значение при проведении аламанов имели скакуны местных ахалтекинской и йомудской пород. Аламанщики тщательно готовили своих скакунов к набегу: «Намереваясь отправиться в дальний набег, туркмен постепенно приготовляет к тому лошадь. Если она сыра, то заставляет ее похудеть, для чего перестает давать ей сено или «самон» (рубленая солома) и даже уменьшает дозу ячменя (…) каждый день, проезжает ее, постепенно увеличивая расстояния». Отправляясь в поход, туркмен брал с собой минимум еды – «котомку с запасом ржи, ячменя или сорго для своего коня, да хлеба для себя» и бурдюк с водой. В ход шли полуфабрикаты: курт (сушеный сыр), гаурдак (жареная баранина) и жесткие, но питательные лепешки кульче на масле и яйце. В боевой тактике аламанщики использовали условия местности, горные и пустынные ландшафты. «Излюбленным приемом кочевников издревле была организация непрерывной цепи мелких набегов на территорию врага» – к такой тактике прибегали туркменские воины.
Одежда для набегов соответствовала определенным требованиям. Она должна была быть удобной и обладать защитными функциями. «Туркмены-сарыки говорили о том, что в аламаны часто надевали короткий тулуп-постун, чтобы предохранить всадника от сабельных ударов, или надевали на себя с этой целью несколько халатов». Туркменам была известна одежда маскировочного типа, но подобную надевали для охоты. Большое значение имело холодное оружие, используемое в ближнем бою: ножи, сабли и пики. Туркменские сабли отличались крутым изгибом клинка, приспособленным для рубки с коня. В отличии от сабель, у туркмен не было специальных боевых ножей собственного производства. Оружие дальнего боя – лук и стрелы, играло меньшую роль. Употребление огнестрельного оружия носило ограниченный характер. Для обороны кочевой лагерь окружали кольцом повозок, для селений в оазисах возводились укрепления. Вокруг крепости Денгиль-тепе (Геок-тепе) был возведен земляной вал, который сопровождался глубокими рвами с водой и сплошными рядами кибиток. Последнее крупное военное сражение туркмен можно сравнить с битвой в 1153 году, в которой их предки огузы победили сельджукского султана Санджара. Дело в том, что оборонные сооружения огузов были практически аналогичны тем, что туркмены соорудили в крепости Денгиль-тепе в 1881. В целом в тактике туркмен можно выделить два пласта. Более ранний «сарматский», исходя из типа холодного оружия, приспособленного для ведения боя воина-всадника, и более поздний – «древнетюркский».
Заключение
Аламан можно рассматривать как институт, вошедший в систему экономических связей туркмен. О чем в первую очередь говорят его структурные особенности – добровольный характер формирования, право участия для иноплеменников, широкие полномочия у предводителя набега, регламентация раздела добычи. Они же позволяют приравнять аламан к охотничьим, промысловым и производственным артелям. «Аламаны совершались вчерашними скотоводами, еще не ставшими земледельцами, с четко проявляющимся стереотипом кочевника. Наличие массы высвобожденных из хозяйственного процесса, лично свободных скотоводов, находящихся в состоянии социальной взвешенности, стало той питательной средой, на основе которой аламан смог приобрести черты широкого социального явления».
Географически-природные особенности местности, использование сети колодцев, обязательность отрядов сопровождения, ограниченное количество участников- аламанщиков, в основном представителей небольших соседних групп, использование лошадей местных пород сформировали туркменскую модель ведения боевых действий. Небольшие отряды аламанов показали свою живучесть, сохранив ключевые принципы кочевого военного искусства.
