В недавно вышедшей научной монографии доктора исторических наук Дины Аманжоловой исследуются проблемы реализации советского национального проекта в 1920 – 1930-е годы на примере Казахстана: основные направления и события истории становления казахского советского политического класса, механизмы и значение взаимоотношений центра и казахской этнополитической элиты. Особое внимание уделяется истории большевизации национального кластера управленцев, этнокультурной специфике и взаимосвязи процессов большевизации и советизации, власти и этничности. В этом обзоре мы остановимся на нескольких, описанных автором книги, факторах становления советской этнополитической элиты как ключевого фактора нациестроительства в СССР 1920—1930-х.
Большевизация национального кластера управленцев
Основные управленческие функции в казахском обществе осуществлялись через традиционные институты, в то же время общегосударственные структуры были обязательным и решающим звеном организации хозяйственной и социально-политической жизни казахского общества в советское время. И одним из направлений политики власти в степи стало формирование нового сословия – казахского чиновничества. К 1917 году главным образом это были младшие чиновники особых поручений областных управлений, переводчики (толмачи), письмоводители областных и уездных управлений. Казахи получили все атрибуты чиновника административного аппарата страны: казенное жалование, офицерские и даже генеральские чины, право ношения мундира и знаков отличия, ордена, медали, награды. На основании этих признаков они также получили право войти в состав привилегированного сословия – потомственное или личное дворянство. Становясь посредниками между властью и населением, они выступали носителями новой для традиционного общества политической культуры.
Наряду c политически слабой группой так называемых казахских “тюркофилов”: М.Шокай, С.Лапин, С.Ходжиков, ориентировавшихся на мусульманское единство народов региона, в казахском политическом поле к 1917 году появились и немногочисленные левые, такие как: А.Джангильдин, Т.Рыскулов, К.Тогусов, С.Сейфуллин, А.Кенжин. Социал-демократические группы в 1914-1916 гг. подпольно действовали в Омске и Петропавловске., эсеры были разрозненны и предпочитали легализоваться через кооперацию. Сторонниками либерализма, прежде всего кадетов, были организаторы газеты “Казах” во главе с А.Букейхановым, хотя их взгляды соединяли разные идеи и принципы либерализма, социализма и национализма.
Автономизм, считает автор, был наивысшим и самым радикальным пунктом в эволюции политических приоритетов казахского образованного слоя в условиях революции и Гражданской войны: от пробы политических интересов в общероссийских партиях и создания этноцентристской партии «Алаш» к провозглашению на ее основе автономии. Большая часть казахского политического класса, объединившись вокруг автономного правительства Алаш-Орда, после малорезультативных попыток реализовать свой проект в союзе с антибольшевистским правительством в 1918-1919 гг., была вынуждена признать советскую власть.
Непосредственно в установлении советской власти на территории Казахстана участвовали немногие представители коренного населения. Среди казахов лишь А.Джангильдин вступил в партию большевиков до 1917 г. В 1924 году из 190 руководителей КАССР вплоть до уездного уровня казахов было 38, в целом партийный стаж до 1917 года имели 4, с марта по октябрь 1917 года – 25, а в период 1917-1919 гг. – 93.
Образование КАССР было принципиально важно для настоящего и будущего казахской государственности. Понимая это, многие алашординцы всемерно участвовали в ее становлении, добиваясь максимально возможной реализации заложенного в автономистский проект потенциала социально-экономической и культурной модернизации казахского общества.
А.Ермеков возглавил представительство Киргизского края в Москве, Х.Габбасов стал уполномоченным Киргизским военно-революционным комитетом (КирВРК), Б.Сарсенов – сотрудником краевой комиссии по созыву учредительного всеказахского съезда, В.Таначев – заведующим подотделом законодательных предположений КирВРК, А.Кенжин – заведующим внешкольным отделом КирВРК. В советских органах в начале 1920-х гг. работали также Б.Каратаев, И.Омаров, К.Таттибаев, С.Дощанов, А.Козбагаров, С.Кадирбаев и др.
Конечно же, привлечение большевиками на свою сторону национальной элиты не означало полного взаимного доверия и порождало серьезные коллизии в отношениях власти и интеллигенции, самой элиты и масс, внутри малочисленной когорты националов во власти. Представители алашординцев и руководители КАССР, прибегая по возможности к альянсу с лидерами других близких по условиям республик (Туркестан и Башкирия), в условиях становления федерации настаивали на более четком определении своего правового статуса, представительстве меньшинств в центральных органах законодательной и исполнительной власти, ведении государственного делопроизводства на родном языке в судебных и других учреждениях.
Создание чиновничества и столицы
Одним из уникальных факторов формирования советской государственности в Казахстане была трехкратная смена столичного центра. Специфический характер взаимосвязи политических, географических условий и этносоциальных отношений сказался на процессе советского строительства в Казахстане, сопровождавшемся активными административно-территориальными преобразованиями. Первой столицей КАССР стал Оренбург, где расположился созданный 10 июля 1919 года чрезвычайный орган по управлению краем – Киргизский военно-революционный комитет.
Административно-территориальные преобразования середины 1930-х годов вкупе с переносом в центр с 1935 года назначения руководителей округов укрепляли вертикаль власти в ущерб относительной самостоятельности регионов и республик. Смена составов местных элит в ходе провалов коллективизации и репрессии, параллельно с компанией “борьбы с бюрократизмом”, создавали условия для вовлечения в их число нового поколения более образованных, благонадежных и менее амбициозных кадров.
Итак, в 1921 году КАССР состоял из семи губерний и одного уезда, в 1925 году – из четырех губерний, одного округа и того же Адаевского уезда, к ним прибавилась Каракалпакская АО (но лишь до 1930 года). В 1926 году это были шесть губерний, по одному округу, уезду, АО. В 1928 году вместо шести губерний и 42 уездов создаются 12 округов и 189 районов, причем округа в том же году было решено упразднить, но этот процесс затянулся, а число районов сокращено до 123. В 1932 году происходит возврат к областной структуре: каждая из шести бывших губерний при этом делилась на 17-20 районов. Округа сменились на области, некоторые сменили названия и всего стало шесть областей: Алма-Атинская, Актюбинская, Восточно-Казахстанская, Западно-Казахстанская, Карагандинская, Южно-Казахстанская.
Если до ликвидации округов в республике в августе 1930 года в 13 окружных исполкомах (включая Каракалпакскую АО) работали 4845 человек, а в районных – 2608, то теперь в районы требовалось направить еще 4113 человек. Аналогичная перестройка охватывала следом все аппараты – от партийного до профсоюзного, комсомольского, кооперативного и так далее.
Разбухшая структура управления в бесконечно дробившихся и объединявшихся территориях СССР и в том числе РСФСР, куда входила КАССР, затрудняла развитие экономических взаимосвязей и хозяйственную интеграцию республик. Бесконечные изменения границ территории приводили к дезорганизации общества, росту бюрократий на всех уровнях. В отношениях с центром бюрократизация, низкий культурный уровень чиновничества в аппаратах управления, связанных с национальными регионами, провоцировали недовольство и придавали этническую окраску организационно-административной практике межведомственных отношений.
Что касается качества чиновничьего класса, то оно не отвечало принципам “социалистической чистоты”, которые подразумевали искоренение всего, что казалось не отвечающим идеалу большевика, в том числе этнокультурных признаков поведения, причем не только делового, но и повседневного, бытового. Эти изъяны обнаруживались в самых разных областях и определялись как “болезненные явления”.
Так в 1922 году Кустанайская контрольная комиссия губкома РКП (б) привлекла к партийной ответственности 150 человек, из них 88 ответственных работников. Их обвинения классифицировались следующим образом: дезертирство, спекуляция, шкурничество, преступления по должности, исполнение религиозных обрядов, нарушение партийной дисциплины, нетактичное поведение, азартные игры, пьянство, халатные отношения к партийным обязанностям, хищение казенного имущества, оскорбление, чуждый элемент, националистический уклон, взяточничество, превышение власти.
Также стоит упомянуть беспартийную интеллигенцию, которая влияла на казахов-коммунистов, а не наоборот. Она, не имея рычагов власти, кулуарно стала активнее опираться на неформальные иерархические сети, основанных на персональных, в том числе родственных отношениях, где сохраняли чувство уважения и солидарности. Собственно, иначе и не могло быть: устойчивая внутриэтническая иерархия служила естественным организационным механизмом, который в отношениях с новыми институтами власти оказался ценным теневым ресурсом. Однако надо признать, что родовая и жузовая принадлежность не всегда играла ведущую роль. По разные стороны баррикад оказались выходцы из рода “аргын”, представлявшие одно из самых многочисленных племен Среднего жуза: А.Букейханов, Ж.Акпаев, А.Байтурсынов, Х.Габбасов, А.Ермеков и – Н.Нурмаков, С.Сейфуллин, кипчаки: М.Чокаев и А.Джангильдин, найманы: К.Тогусов и М.Тынышпаев. К Младшему жузу относились: Халел и Жанша Досмухамедовы и О.Исаев, М.Мурзагалиев. Политические конкуренты и выходцы из разных жузов в определенных ситуациях могли выступать солидарно. Так, например, в октябре 1922 года глава Совнаркома Туркестанской АССР Т.Рыскулов и заместитель Председателя Туркестанского ЦИК С.Ходжанов телеграфировали в ЦК РКП(б) просьбу освободить из-под ареста А.Букейханова, в итоге высланного в Москву. Это не помешало им вести довольно долго ожесточенную непубличную борьбу друг против друга, использую служебные, личные и семейные коммуникации.
17 июля 1925 года столица была перенесена в город Ак-Мечеть, позже переименованный в Кызыл-Орду. Как считал С.Ходжанов: “смысл переноса центра в Ак-Мечеть заключается не в квартирном удобстве, а в желании заложить непременно собственно киргизский центр”. Однако в новой столице условия труда и быт номенклатуры ухудшились.
Так, комиссии по переносу столицы пришлось приспосабливать под учреждения и квартиры сотрудников разваливающиеся сараи, кухни, бани, выселять часть жителей из их домов, чтобы разместить сотрудников республиканских учреждений. В городе элементарно не было электричества, также чтобы бесперебойно пользоваться керосиновыми лампами, служащие носили с собой бутылки и после работы шли на склад за керосином. Столица утопала в пыли, и владельцы домов и торговых палаток в качестве повинности обязывались мостить улицы. Единственная водокачка не могла обеспечить город речной водой, а арыки служили местом сливы нечистот и мусора, водопоя для скота, создания строительных растворов. Начались перебои с мукой и хлебом из-за отсутствия мукомольни и задержки поступлений из Оренбурга.
В итоге уже спустя неполных два года, в марте 1927 года было принято решение о переносе столицы Казахстана в г. Алма-Аты. Комиссия Совнаркома РСФСР констатировала поспешность переезда в Кызыл-Орду без учета объективных трудностей, но республиканские лидеры постарались снять с себя основную ответственность за провал в обустройстве города.
Языковая политика
Языковая политика являлась частью комплекса мер по утверждению национального равенства и самоопределения народов. По данным переписи 1926 года, грамотность казахов составляла 6,9%. Для управленцев тип письменности имел принципиальное значение, так как делопроизводство и коммуникации составляют важнейшую часть их работы.
Всего произошло три этапа трансформации казахской письменности: 1) Введение казахского языка в делопроизводство с использованием арабской графики – 1920-1929 гг. 2) Переход на латинский алфавит – 1927-1940 гг. 3) Введение кириллицы с 1940 года.
Первый этап был связан с проводимой политикой коренизации. 22 ноября 1923 года был принят декрет “О введении делопроизводства на киргизском языке”. А уже с 1 января 1924 года делопроизводство должно было проводиться на казахском языке в волостных исполкомах казахских волостей, а в смешанных по составу населения – на казахском и русском. Но в Казахстане реализация этого решения затягивалась и была продлена до 1928 года. Поступавшая в местные органы документация на национальном языке часто оставалась без перевода. Местные учреждения были обязаны снабжать переводами лишь документы, направленные в центральные органы РСФСР.
Новый тюркский алфавит на основе латинской графики был утвержден в 1927 году. За этот алфавит выступали: Т.Жургенев, С.Асфендияров, У.Жандосов, И.Кабулов, Т.Шонанов. В то время как А.Байтурсынов, М.Дулатов, Х.Досмухамедов продолжали доказывать жизнеспособность арабской графики. А.Байтурсынов, будучи лингвистом по профессии, писал, что в том виде в каком функционирует латинская графика, ее нельзя применять к тюркским языкам, поскольку она должна подвергнуться реформированию как минимум на 25-30%. Байтурсынов допускал постепенную смену арабской графики при параллельном существовании двух типов письменности до полного перехода на латинскую. Условием для этого он считал методический потенциал в обучении чтению и письму, а также более легкое зрительное восприятие.
13 ноября 1940 года принят закон “О переходе казахской письменности с латинизированной на новый алфавит на основе русской графики”. При переходе на кириллицу участились случаи разрыва между написанием и произношением, поскольку написание осуществлялось близко к русскому языку. Предпочитая общение на родном языке, чиновники на деле тормозили развитие письменной культуры. В итоге было принято решение Т.Жургенева – не изменять международные термины, обеспечить общность понятий в русском и казахском языках. Языковая и культурная социализация новых поколений управленцев происходила при отсутствии личной памяти о предшествующей письменности.
Вопрос о языке определялся не только выбором оптимального средства коммуникации и модернизации полиэтнического населения, но и как мы видим из вышеизложенного имел также глубокое символическое и политическое значение.
Заключение
В целом советское прошлое – неотъемлемая часть всей истории Казахстана и казахского народа, и советскость в ее казахстанском варианте стала не только проектом, навязанным сверху, но и совокупностью свойств воспринятых и встроенных в этносоциальный и культурный ландшафт усилиями всех групп общества, делегированным коллективным актором которых стала элита.
Исследование Дины Аманжоловой заслуживает высокой оценки как фундаментальное и обстоятельное исследование важной и вместе с тем сложнейшей темы – реализации советского национального проекта в 1920 – 1930-е годы (на примере Казахстана). Она вносит заметный вклад в современную историографию проблематики истории советского Казахстана периода 1920–1930 гг., особенно в тот ее пласт, который в Республике Казахстан все еще остается недостаточно разработанным.
