Турция выстраивает свою политику в Центральной Азии как оперативно на двусторонней основе, так и долгосрочно – на институциональном уровне. Каковы перспективы Совета сотрудничества тюркоязычных государств (ССТГ) на фоне его расширения и с учетом усиления позиций Турции во время конфликта в Нагорном Карабахе? Какие итоги деятельности ССТГ можно выделить? Можно ли говорить о скором начале военного сотрудничества под эгидой ССТГ? Эти и другие вопросы в интервью с директором аналитического центра «Prudent Solutions», к.и.н. Эсеном Усубалиевым.
Усиливает ли потенциал ССТГ его расширение? С другой стороны, может ли успех политики Турции в поддержке Азербайджана во время конфликта в Нагорном Карабахе усилить значение ССТГ?
Расширение ССТГ, теоретически, способствует аккумуляции совокупного потенциала всех стран, которые в него в ходят. И по задумке турецкого руководства, чем больше стран и народов будет вовлекаться в общую сферу сотрудничества, тем эффективнее и шире будут развиваться их идеи «цивилизационной геополитики» (Medeniyetsel Jeopolitik), согласно которым Турция отказывается от «физической географии» и идеологии в их международно-политическом смысле, и выстраивает свою политику, исходя из собственного понимания культуры, цивилизации и целостности общего пространства. Выстраивание общего цивилизационного пространства (общности языка и культуры) под руководством Турции, в данном случае в ареале распространения тюркского этноса от Балканов и Южного Кавказа до Центральной Азии и Алтая, представляет собой важную цель внешней политики Турции, но было бы неправильным считать, что эта цель является приоритетом внешнеполитической деятельности в настоящее время.
Центральная Азия воспринимается в Турции как регион ее исторического влияния и входит в ее понимание термина «историческая глубина», определяющего геополитическое пространство активности турецкой внешней политики наряду с такими регионами, как Ближний Восток, Балканы и Южный Кавказ. Хотя, справедливости ради, следует признать, что Турция никогда в истории «физически» не присутствовала в Центральной Азии, но всегда считала этот регион пространством потенциального влияния. Таковым он и остается в настоящее время, и пока Турция не имеет широких возможностей для активного участия в экономической и политической жизни региона. Более того, Турции приходится учитывать фактор влияния России и КНР, а также других стран в регионе, что значительно корректирует ее позиции.
В настоящее время главная цель внешней политики Турции – это постепенное превращение в державу мирового уровня, без учета интересов которой невозможно решать не только региональные вопросы на Ближнем Востоке, Средиземноморье, Балканах, Южном Кавказе, но и другие проблемы глобальной безопасности и мирового развития.
В этой связи, Центральная Азия для Турции – это, во-первых, регион, «который никуда не убежит» (с учетом языковой и культурной общности), во-вторых, это пространство для аккуратной и прагматичной политики, с оглядкой на факторы влияния, и наконец в-третьих, это регион, посредством которого Турция повышает свою значимость в международной политике, создавая механизмы (институты) как коллективного, так и двустороннего сотрудничества в Центральной Азии, что будет гарантировать ее интересы в будущем.
Политику Турции на Южном Кавказе, выраженную в безоговорочной поддержке Азербайджана по нагорно-карабахскому и армяно-азербайджанскому конфликту, можно считать впечатляющим успехом и реальной демонстрацией стратегического взаимодействия между Турцией и Азербайджаном, как с точки зрения их взаимных обязательств, так и с точки зрения важности тюркской общности в международной политике. Окончание 30-летней оккупации территорий Азербайджана, снятие с повестки переговоров обсуждения статуса Нагорного-Карабаха и фактическая капитуляция Армении, это в первую очередь, историческое достижение Азербайджана и успех внешней политики Турции, который, безусловно, будет использоваться для усиления интеграционных процессов в рамках ССТГ по всем возможным направлениям.
И это было бы непростительно для Турции, если бы она не попыталась использовать этот успех для активизации политических, экономических и военных связей со странами Центральной Азии.
Больше 10 лет прошло со времени создания организации; какими итогами может похвастаться Совет? Можно ли утверждать, что гуманитарное направление – определяющее в развитии организации?
Безусловно, за последние 10 лет ССТГ не может похвастаться реальными успехами, кроме как декларации и подтверждение общих культурно-исторических ценностей и сотрудничества в этих сферах. Но здесь следует понимать, что в Центральной Азии, кроме России и КНР, другие страны не создали механизмов, способных привлечь большинство стран к участию в том или ином проекте, равно как ни одной из стран не удалось сформировать общую и эффективную платформу для регионального сотрудничества всех стран по всем значимым направлениям. Центральная Азия – это регион разноплановой и разноуровневой интеграции, и пока еще не выработана общая платформа, которая бы по всем параметрам устраивала все страны региона. В этой связи, культурно-гуманитарное направление сотрудничества ССТГ пока может считаться более удачливой формой коллективного взаимодействия, которая, впрочем, не имеет серьезных обязательств. Поэтому следует обращать внимание на успешность турецкой внешней политики на двустороннем уровне со странами региона.
Центральная Азия – это регион разноплановой и разноуровневой интеграции, и пока еще не выработана общая платформа, которая бы по всем параметрам устраивала все страны региона
Таджикистан остается на «задворках» Совета сотрудничества тюркоязычных стран, а Туркменистан так и не стал полноправным членом организации. Подвергается ли ЦА фрагментации вследствие подобных инициатив?
Центральная Азия изначально являлась фрагментированным регионом. С этнической точки зрения Таджикистан, как представитель персидского этноса, фактически выпадает из форм сотрудничества в рамках ССТГ. Однако таджики – это неотъемлемая часть общего тюрко-персидского религиозного, культурного и цивилизационного пространства. Более того, научное и религиозное пространство тюркского мира сформировалось благодаря персидскому влиянию. В этой связи, таджикский этнос – это результат и пример сочетания персидского и тюркского «миров», которые бы не состоялись друг без друга. По сути, Таджикистан, несмотря на принадлежность к персидскому этносу, в культурном плане ближе к тюркскому миру, чем к персидскому. В этой связи, исключение Таджикистана из общей тюркской платформы взаимодействия – это большой недостаток ССТГ. Причем, несмотря на хорошие отношения и уровень сотрудничества между Турцией и Таджикистаном.
Отстранение Туркменистана от полноформатного участия в ССТГ – это, безусловно, политика, основанная на идее о том, что у Туркменистана при нынешнем руководстве собственный, уникальный путь и уникальное место в общей региональной системе отношений в Центральной Азии. Тем более очевидно, что туркменское руководство не пойдет на коллективные формы сотрудничества, которые могут выходить за рамки культурно-языкового взаимодействия в рамках ССТГ.
И с сожалением приходится констатировать, что ССТГ лишь фиксирует уже существующую фрагментированность региона, не внося коррективы как в сущность, так и в формы сотрудничества в рамках тюркской культурной и исторической общности. А между тем, Центральная Азия это в первую очередь переплетение и историческое взаимодействие как тюркского, так и персидского этносов. Представляется, что до тех пор, пока не произойдут эволюционные изменения в самой идее и представлении о тюркской культуре и общности, регион в этом плане и дальше будет фрагментирован.
Какие направления сотрудничества могут стать «центральными» в странах тюркского мира? Может ли религиозная идентичность стать интегрирующей основой для стран тюркского мира?
Если отталкиваться от того факта, что Турция сейчас выступает главным инициатором сотрудничества под эгидой тюркского мира, то это, в первую очередь, экономика, торговля и энергоресурсы. В этом отношении для Турции, равно как и для других стран региона, в Центральной Азии произошли серьезные позитивные изменения, связанные с реформами президента Ш. Мирзиёева и готовностью к региональному сотрудничеству Узбекистана.
Это сопоставимо с целями Турции во внешней политики и их концепции «энергетического терминала и коридора» (Enerji Terminali ve Koridoru): один из «энергетических хабов» по транспортировке мировых энергоресурсов из Евразии в Турцию и Европу. По сути, это внешнеполитическая стратегия, направленная на усиление взаимозависимости между странами во внешней политике и нацеленная на обеспечение стабильности энергетических потоков. С географической точки зрения международное положение Турции определяется по линии «восток-запад» и «север-юг», как наиболее важный центр диверсификации источников энергии для стран-получателей. Наиболее ярким примером может служить реализация проекта трубопровода Баку-Тбилиси-Джейхан в 2006 году, Баку-Тбилиси-Эрзрум (Транскаспийский трубопровод) и другие проекты Джейханского энергетического терминала в Турции.
После карабахского конфликта обеспечение прямого транспортного сообщения с Турцией открывает широкие перспективы для формирования новых транспортных и энергетических путей
Теперь, после карабахского конфликта, обеспечение прямого транспортного сообщения с Турцией через Нахичевань открывает широкие перспективы для формирования новых транспортных и энергетических путей, соединяющих Центральную Азию, Южный Кавказ и Турцию, формируя уже фактически цельное географическое пространство тюркского мира. Полагаю, что это также окажет влияние на обсуждение будущих форм сотрудничества в рамках ССТГ в апреле 2021 года.
Что касается религии, то учитывая секулярный характер всех государств Центральной Азии, а также особенное отношение к исламу в некоторых странах региона, которое тесно связано с вопросами безопасности и стабильности общественно-политических процессов, маловероятно, что религия будет намеренно выдвигаться как один из центральных факторов сотрудничества между странами тюркского мира. Ислам, тем не менее, фактически признан одной из основ общего культурно-исторического наследия всех стран Центральной Азии – Самарканд, Бухара, Ташкент, Хива известны как мировые центры исламской науки, культуры и цивилизации.
В связи с визитом министра национальной обороны Турции Хулуси Акара в октябре этого года в Ташкент и Нур-Султан, можно ли говорить о скором начале военного сотрудничества под эгидой ССТГ?
Сомневаюсь, что военное-политическое сотрудничество в обозримом будущем будет обсуждаться в рамках ССТГ. Сама Турция не пойдет на формирование отдельных региональных форм военно-политического сотрудничества, отчетливо понимания, что это приведет к осложнению отношений с Россией. Для Турции важно сохранение форм сотрудничества и взаимодействия с Россией в тех регионах, которые представляют для нее наибольший приоритет, а это в первую очередь Сирия и Южный Кавказ. Центральная Азия никогда не входила и в обозримом будущем не будет входить в зону военной ответственности Турции. Как член НАТО, Турция и так присутствует в Центральной Азии в рамках программ этой организации со странами региона.
Центральная Азия никогда не входила и в обозримом будущем не будет входить в зону военной ответственности Турции
Другой вопрос касается перспектив военно-технического сотрудничества со странами Центральной Азии. Здесь очевидно, что Турция старается выйти на рынок вооружений в Центральной Азии в той части, в которой, к примеру, Россия либо представлена слабо, либо вовсе не представлена. Здесь имеются в виду беспилотные и ударные беспилотные летательные аппараты. Здесь очевидно, что итоги карабахского конфликта показали насколько важно и эффективно использование современных военных технологий, и полагаю, что страны Центральной Азии, в частности Казахстан и Узбекистан, могут проявить интерес к ним.
Сможет ли принятая концепция интеграции тюркского мира реализоваться в жизнь либо она останется на уровне «декларации намерений»?
В целом, могу отметить, что идеи по развитию тюркского мира, безусловно, занимают важное место в перспективах развития Центральной Азии, однако они не могут быть успешны до тех пор, пока сами страны региона не выработают свое видение развития общего тюркского культурно-исторического пространства, которое бы подразумевало не только этничность как фактор единства, но делало бы упор на историческую и культурную общность народов, населяющих этот регион, и отражало историческую специфику развития народов Центральной Азии.
