Алишер Навои, тюркский поэт, писатель, политик, лингвист, мистик и художник, родился в 1441 году в Герате и был величайшим представителем чагатайской литературы. Он оказал длительное влияние на всю среднеазиатскую литературу. Навои называл себя тюрком в трактате “Мухакамат аль-Лугатайн” («Суждение о двух языках»), где утверждал о превосходстве тюркского языка над персидским в силу его гибкости. Он также хотел сделать тюркский язык равным персидскому и арабскому языку для выражения исламских идей. Из-за его выдающейся поэзии, написанной на чагатайском языке, Навои, как полагают многие в тюркоязычном мире, является основателем раннетюркской литературы. Многие места и институты в Центральной Азии названы в его честь, в Узбекистане – город и область.
Николас Волмзли (Nicholas Walmsley) – историк литературы, интересующийся поэзией Центральной Азии, и исследовавший множество рукописей тюркских и персидских авторов. Он получил докторскую степень на факультете Центрально-Евразийских исследований Университета Индианы. Темой его докторской диссертации было творчество Алишера Навои (Али Шир Наваи) и влияние его поэзии на литературную культуру тюрко-персидского мира между 1500-1865 годами. В настоящее время он преподаёт литературу в Американском Университете в Центральной Азии, в Бишкеке. Он также является Директорoм программы гуманитарных наук и академического письма (Core Humanities and College Writing)Алишер Навои – великий поэт Центральной Азии и шире, тюрко-персидского мира. Он сыграл важную роль в том, что чагатайский язык стал использоваться в качестве языка искусств, оспорив тем самым тогдашнее главенство персидского языка. Какие особенности его поэзии мы можем выделить? Насколько Навои отличается от других великих предшественников (Хафиза, Руми и др.) и какие новшества он привнёс в классическую персидско-мусульманскую поэзию?
Первое, что отличает Навои от его предшественников, писавших на чагатайском языке (о них я поговорю чуть ниже), это то, что он написал гораздо большее количество стихов, чем кто-либо до него и даже после него! Он также использовал самые разные формы и жанры, например, газель (газал), касыда, маснави, рубаи, туюг, мухаммас, тарих. И Навои был не просто поэтом: он писал рассказы о пророках, короткие исторические труды, мемуары, а также перевёл Аттара и Джами на чагатайский язык. Он сочинил дива́н персидской поэзии, который по стилю очень похож на творчество таких великих поэтов, как Хафиз, Низами, Амир Хусрав и, конечно же, его хорошего друга Джами. В этом смысле, поэзия Навои на чагатайском языке основывалась на тех же формальных структурах (в частности, речь идёт о метре пропеваемого стиха (вазн) и рифме (кафия), и была посвящена темам, характерным для творчества этих персидских поэтов, но он сумел адаптировать чагатайский язык так, чтобы он соответствовал техническим требованиям этих форм и жанров. Навои не был первым чагатайским поэтом, но он потратил больше времени, чем кто-либо другой на работу по развитию чагатайского языка для поэтического выражения. И хотя он позаимствовал много слов и выражений из персидского языка, что является одной из определяющих черт чагатайского языка (как он объяснял сам), Навои также работал над прямым переводом идей и концепций с фарси на чагатайский язык.
Навои не был первым чагатайским поэтом, но он потратил больше времени, чем кто-либо другой на работу по развитию чагатайского языка для поэтического выражения.
Как бы Вы описали основные традиции и корни поэзии тюркских поэтов? Заимствуют ли они больше из арабской или персидской лингвистики и литературных образов? Какие особенности присущи их жанрам (например, газелям Навои)?
Как уже отмечалось ранее, Навои был не первым, кто сочинял поэзию на чагатайском языке: в «Мухакамат аль-лугатайн» («Суждение о двух языках») он пишет о своих предшественниках, таких как Хайдар Хваразми (Хорезми), Атаи, Гадаи, Саккаки и Лутфи, но добрые слова у него находятся только для Лутфи. Это было преднамеренной попыткой Навои отметить себя как первого действительно великого чагатайского поэта! Однако, эти поэты не так хорошо известны, потому что сохранившихся образцов их дива́нов мало, следовательно, большинство читателей и историков классической поэзии в средневековой Центральной Азии склонны знать только имя Навои и поэтому считают, что с него начинается литературная чагатайская традиция. Но если вы сможете прочесть работы этих поэтов – а это следует сделать – вы обнаружите прекрасные примеры газелей Атаи и Гадаи, которые часто проще и легче понять, чем у Навои. Точно так же маснави Гюль у Навруз, написанный Лутфи, являются прекрасным примером аллегорического повествования в форме стихосложений, принятых в персидском языке. Поэзия также использовалась для восхваления правителей посредством мудда пера Саккаки, например.
В советское время работы поэта были отредактированы и изданы в новом виде, т.е «осоветизированы» (его даже называли “красным Навои”). Был ли Навои выборочно переведен на русский (и узбекский), и как его изучали в советское время и сейчас?
Основное влияние советского периода заключается в том, что Навои был определён как национальный поэт узбекского народа, и как национальный поэт он должен был представлять определенные ценности и убеждения, которым люди должны были следовать и подражать. Но дело в том, что Навои был мусульманином, и многие из его сочинений могут быть правильно поняты только в том случае, если читатель также знает об исламском происхождении его творчества. Например, он перевел «Мантик аль-Тайр» («Язык птиц») Аттара на чагатайский, а Аттар написал эту дидактическую работу для просвещения мусульман, заинтересованных в следовании пути суфиев. Однако, поскольку Советский Союз был официально атеистическим государством, запрещавшим религию, комиссарам культуры, отвечающим за развитие и становление советской узбекской культуры, пришлось искать способы сделать Навои приемлемым в качестве национального поэта, преуменьшая или даже искореняя существующие исламские темы почти во всём его творчестве. Таким образом, Навои стали прославлять как «великого гуманиста», чью работу можно было рассматривать как руководство к человеческому состоянию в более общем плане, без ссылок на ислам.
Кроме того, он был министром и бюрократом в империи Тимуридов, государстве, основанном на племенном феодализме, осуждаемом советскими властями, что, в соответствии с марксистской интерпретацией исторического материализма, являлось отсталой и фундаментально репрессивной формой правления. Поэтому в советское время Навои представляли как защитника простых людей, основываясь на его благотворительных проектах (мечети, медресе, хосписы, бани, караван-сараи, базары), которые служили более широкому населению Герата. Они также прославляли его как великого покровителя искусств и ремесленников, например, художника Бекзода, каллиграфа Султана Али Мешхеди, историка Хондамира и многих других.
Известный пример этого советского образа Навои можно встретить в фильме «Алишер Навои» (1947), в котором роль Навои играет известный узбекский актер Разак Хамроев. В фильме мы видим, как он защищает людей от своего соперника Мадждуддина, который изображается коррумпированным и коварным министром. На самом деле это было чрезмерным упрощением и искажением исторических данных, поскольку настоящий Мадждуддин был реформатором и искоренителем коррупции!
Естественно, произведения Навои были широко напечатаны и перепечатаны на узбекском языке и переведены на русский язык. Тем не менее, одна из главных проблем прочтения работ Навои в этих изданиях заключается в том, что использованная кириллица была (и остаётся) ужасным шрифтом для чагатайского языка, и часто скрывает тот факт, что многие слова и выражения были заимствованы из арабского и персидского языков, следовательно, перо Навои становится еще более запутанным для читателей (тогдашних и нынешних), незнакомых ни с одним из этих языков и, возможно, не встречавших этих выражений на современном узбекском языке. В конце концов, даже современному носителю английского языка очень трудно понять работы Чосера, писавшего более шестисот лет назад, а теперь представьте, как трудно говорящему на современном узбекском языке понимать Навои! Теперь, будучи национальным поэтом независимого Узбекистана, стихи Навои цитируются людьми на улице и исполняются во время празднования суннатов и свадеб.
Как насчёт исторического контекста? Когда и почему тюркская/персидская поэзия процветала при разных правителях? Насколько решающей была поддержка двора?
Было неизбежно, что тюркская поэзия станет более распространенной при Тимуридах – тюркской династии, даже если её правители и их последователи часто были двуязычными и поддерживали как персидских, так и тюркских поэтов. То же самое относится к династии Ак-Коюнлу в Иране, которые были этническими тюрками. Тем не менее, несомненно и то, что персидская литература по-прежнему имела сильное влияние в это время и в этом регионе, потому что обе династии правили большим персидскоязычным населением. У династии Сефевидов тоже были тюркские корни, Шах Исмаил I сочинил диван на тюркском. Но в шестнадцатом веке центр тюркской поэзии уже находился в Османской империи, где Навои был чрезвычайно популярен и высоко ценился. Османские ученые называли чагатайский язык «языком Навои», и знание чагатайского считалось одним из признаков образованного человека. Знаменитый османский словарь чагатайского языка был основан преимущественно на произведениях Навои. Фузули, величайший османский поэт шестнадцатого века, был страстным поклонником Навои и часто подражал ему в своих газелях. Точно так же Бабур и его ранние потомки в Индии, продолжали сочинять стихи на чагатайском языке, но со временем он был понижен до вторичного статуса, а персидский и урду стали основными языками в империи Моголов.
Ранние узбекские правители, такие как Мухаммад Шейбани-хан и Убайдулла-хан, сочиняли чагатайскую поэзию и, вероятно, находились под влиянием или вдохновлялись Навои, но я считаю, что далее можно увидеть и некоторый спад в популярности Навои среди читателей в Центральной Азии из-за небольшого числа сохранившихся экземпляров его дивана Хамса (Пятерица) и его произведений. К концу семнадцатого века, я думаю, мы можем увидеть оживление интереса к Навои из-за увеличения количества рукописных копий, а также роста числа чагатайских поэтов. Это было особенно заметно в регионе, известном как Могулистан (современный Синьцзян): Джахан Хаджа Арши, правитель Яркента, написал диван в подражании Навои. Так же поступали и более известные суфийские поэты Залили и Машхури.
Начиная с середины восемнадцатого века, дворы узбекских правителей Хивы, Бухары и Коканда поощряли и поддерживали всех писателей, в основном, потому что сами правители увлекались сочинительством. В начале XIX века Умар-хан Коканда и его жена Надира весьма поддерживали поэтов. Вдохновленные Навои, они сочиняли стихи, и этот пример пронизывал всю литературную культуру Коканда. В конце столетия Мухаммад Рахим Хан II, правитель Хивы, также оказывал поддержку писателям и литературной культуре, уделяя особое внимание подражанию тимуридскому ренессансу как образцу высокой культуры. Поэтому я не считаю необычным то, что Навои стал национальным поэтом Узбекистана, он уже был самым уважаемым тюркским писателем Центральной Азии на территориях, где правили узбекские династии до создания Узбекской ССР.
Как письменная поэзия центральноазиатского оседлого населения контрастирует с устными традициями степных кочевников? Как эти разные культуры описывали образы любви, политики и жизни? И друг друга?
Честно говоря, это ложная дихотомия: устная культура степных кочевников не менее богата и сложна, чем письменная культура оседлых народов. Кроме того, у оседлых народов Хивы, Бухары и Коканда существовала традиция устной культуры в форме пословиц и басен, а среди кочевников казахской степи имеются свидетельства обширной письменной культуры. Неоспорима утончённость кыргызского эпоса «Манас» – этот удивительный акт запоминания – или же тонкость и величие Абая. Также интересно отметить, что Диван-и Хикмат, который, как предполагается, был составлен Ахмадом Яссави (хотя этому нет никаких доказательств), был ошибочно охарактеризован как простой труд, потому что был написан якобы для того, чтобы его могли легко понять кочевники. На самом деле, по стилю и содержанию он очень близок к чагатайской поэзии и основан на одних и тех же сложных метрах.
Тем не менее, я не эксперт по устным культурам Центральной Азии, поэтому я не могу дать объективную оценку ни им, ни взаимодействию письменной и устной культуры. Но если мы вернемся к Навои, мы сможем услышать его отчётливый голос, обращающийся к универсальным темам любви, политики, религии и жизни через творчество, и в этом смысле, мы можем использовать слова английского поэта Перси Шелли, чтобы описать Навои как одного из «непризнанных законодателей мира».
