В июне 2020 года Уйгурский проект по правам человека выпустил отчет, написанный молодым американским исследователем Уильямом Дрекселем.
Уильям Дрексел с отличием окончил Йельский университет в 2016 году со степенью бакалавра гуманитарных наук, а в 2018 году получил степень магистра в области политической мысли и интеллектуальной истории в Кембриджском университете. Он был стипендиатом Шварцмана в Университете Цинхуа в 2018-2019 годах, где изучал китайскую систему слежки.
Осенью 2018 года автор совершил недолгую поездку в Восточный Туркестан, где наблюдал за разрушением Старого города и натолкнулся на недокументированные доказательства более недавнего культурного уничтожения в районе Козичи Ярбеши.
Историческое и этническое значение
Отчасти благодаря уникальному географическому положению города, историческое наследие Кашгара обширно. Кашгар был резиденцией многочисленных королевств, жемчужиной, за которой бились разные империи, и домом манихейских, буддийских, зороастрийских и несторианских традиций. Когда ислам вошел в Китай (и тюркский мир) через Кашгар, город был тем местом, где «ранние мусульмане столкнулись с сильным китайским, персидским, тюркским и индийским влиянием» из-за «естественного пересечения древних путей, идущих из столиц Рима, Персии, Монголии и Китая» – так городом в 1271 восхищался Марко Поло. Столетия культурных трансформаций, развития торговли и религиозных знаний с древних времен превратили город в прочный культурный эпицентр Центральной Азии.
Помимо своей давней исторической важности как перекрестка империй и цивилизаций, в течение сотен лет город также был «историческим сердцем мусульманской уйгурской культуры…». Ли Кай, известный и авторитетный китайский писатель и ученый, утверждает, что город является «квинтэссенцией уйгурской культуры» с самой высокой концентрацией уйгуров во всем мире и уникальным культурным кодом.
В 20-м веке история Кашгара взяла новый поворот, когда в 1949 году город заняла Народно-освободительная армия (НОАК), требуя «мирного освобождения» его жителей. С того времени город находился под властью коммунистов, что отчасти привело к стиранию культурного наследия города. Следует признать, что удаленное расположение города уже означало, что он долгое время считался далеким и загадочным для большей части внешнего мира; тем не менее, коммунистическое управление еще более изолировало Кашгар, ограничив зарубежные поездки в город, за исключением «немногих доверенных лиц, которые положительно оценивали развитие Синьцзяна под властью КПК».
Культурная революция (1966-1976 гг) оказала драматическое влияние на Восточный Туркестан в целом, и на Кашгар, в частности. Хотя культурную революцию часто считают чисто китайским процессом, с точки зрения уйгуров, в Восточном Туркестане она проявилась в виде жестоких репрессий со стороны ханьцев в отношении завоеванных оккупированных земель. Преимущественно ханьские красногвардейцы вторглись в Восточный Туркестан с целью уничтожить «четыре С»: старые обычаи, старую культуру, старые привычки и старые идеи. В случае с этническими меньшинствами, такими как уйгуры, это означало согласованную, проводимую ханьцами кампанию устойчивого этнического культурного преследования, включая массовое сжигание книг и повсеместное уничтожение культурных артефактов. В начале кампании Кашгар был городом 107 мечетей; в конце концов, из этого числа осталось только 2. На улицах насильно выбривали мужчин, принуждали разводить свиней и заставляли обменивать традиционную одежду и украшения на костюмы Мао. Культурное унижение нанесло серьезный урон, так как многие интеллектуалы и лидеры общин были заключены в тюрьму и подвергнуты пыткам.
Культурная революция оказала длительное влияние на Кашгар. Например, изменила архитектуру Старого города: в 1970-х годах жители Старого города «отстроили еще более сложный подземный «город» под и без того лабиринтной поверхностью старого города», чтобы скрываться от нападений во время Культурной революции. Кроме того, вследствие всестороннего уничтожения ценных культурных книг, рукописей, артефактов и произведений искусства в ходе культурной революции воплощенная материальная культура Старого города Кашгара приобрела повышенную значимость для уйгуров. Их писания и артефакты, возможно, были уничтожены, но древний город со своим особым образом жизни оставался выдающимся оплотом уйгурского образа жизни и непреходящим символом культурных достижений.
Кашгар обладал поистине уникальным и своеобразным архитектурно-коммунальным стилем до реконструкции. «Величие» Кашгара не было, как в случае многих аналогов, просто вопросом архитектурного богатства города. Вместо этого, многовековая, переплетенная, фрактальная структура глиняного кирпича Кашгара создала действительно замечательную социально-архитектурную сеть. Точно так же, как необычный водно-переплетенный городской пейзаж Венеции интуитивно завораживает своих посетителей своей редкой водной структурой, так и Кашгар может очаровать посетителя своей необычной, многослойной и переплетенной земляной структурой. И органические строительные материалы, и запутанные структуры по всему Старому городу создали уникальную коммунальную эстетику, сравнимую со структурой норы: словно гигантский глиняный улей, выпирающий из земли, выступает в качестве субстрата для совершенно уникального стиля общинно-религиозно-культурной жизни на протяжении веков.
Вот как работает переплетенная архитектура традиционного уйгурского айванского стиля строительства в Кашгаре снизу вверх:
«сложная система туннелей (предполагаемая общая длина 36 км) … была выстроена по отдельности, в режиме секретности и часто сочеталась с подвальной структурой домов в стиле айван … соединить дома родственных семей, живущих в непосредственной близости. Это создало еще более сложный подземный «город» и без того похожий на лабиринт под поверхностью старого города. Хотя неорганизованные по форме и гибридны по своим функциям, эти вертикальные расширения представляют собой спонтанные, локально определенные практики жизненного пространства…
… [На верхнем уровне] нерегулярное распределение и непрерывные изгибы в стенах айванского дома снабжают район множеством точек входа и выхода, визуальными слепыми зонами и тупиковыми улицами… Это превращает район в территориальную экосистему внутренне ориентированных (но извне отчуждаемых) анклавов, которые, в общем и целом, могут быть лекгодоступными в распоряжении инсайдеров (то есть местных уйгурских жителей). Таким образом, благодаря трехмерной матрице домов, улиц и туннелей, многоэтажная структура старого города обеспечивает связь между различными жилищами и прилегающими улицами, превращая окрестности во внутренне взаимосвязанное пространство…
Дома в виде мостов, построенные над землей [на вершине ранее существовавших жилищ]… местными семьями таким образом, чтобы справиться с нехваткой жилых помещений для быстро растущих семей в старом городе… [расширяя] коннективность на крыше… Эти мосты превращают старый город в монолитную сеть и, подобно кровеносным сосудам, поддерживают многовековую социальную экологию старого города. Сотни официально незарегистрированных и нерегулярных мостовых домов обеспечивают вертикальное решение проблемы переполненных жилищ, но одновременно создают (и усложняют) уникальные вертикальные пространства старого города».
Как отмечается в одном отчете Уйгурского проекта по правам человека, Кашгар «для уйгуров это как Иерусалим для христиан, евреев и мусульман».
Реконструкция
Реконструкция Кашгара была нескончаемым и поэтапным процессом, мотивы которого невозможно точно определить. Многочисленные предварительные исследования изучали мотивы этапов реконструкции Кашгара. Наиболее полное исследование этих вопросов, отражено в отчете Uyghur Human Rights Project (UHRP) за 2012 год “Living on the Margins: The Chinese State’s Demolition of Uyghur Communities”.
Начало 2000-х годов: расчистка площади Ид Ках и ранняя реконструкция в рамках программы развития Великого Запада
Агрессивная политика в отношении Кашгара началась с объявления в 1999 году Центральным правительством Китая «Программы развития Великого Запада», в рамках которой правительство стремилось сосредоточиться на развитии своих западных территорий после двух десятилетий развития прибрежных районов. Под эгидой этой программы были проведены первые недавние реконструкции Старого города, прежде всего расчистка площади мечети Ид Ках около 2000–2001 годов. Базар из глиняного кирпича перед мечетью Ид-Ках был центром общественной жизни Кашгара, с множеством семейных магазинов, примыкающих к рынку, прилегающими жилыми помещениями. Внезапно магазины, семьи и дома были расчищены, чтобы освободить место для более открытой, «современной» площади. Разрушенные семейные магазины и дома, как правило, заменялись более коммерческими магазинами и гигантской бетонной платформой.
2009–2014 гг.: Массовая реконструкция, программа «Реформа опасного дома в Кашгаре»
Реконструкция Кашгара значительно ускорилась в 2009 году, когда правительство объявило о крупномасштабном проекте по сносу и восстановлению 85% Старого города в рамках программы «Реформа опасного дома в Кашгаре». Согласно Исполнительному комитету Конгресса по Китаю, план направлен на переселение почти половины всего населения Кашгара (Старого города вместе с внешними районами) с бюджетом объемом 439 млн. долл. США. Несмотря на международное возмущение и согласованные усилия, направленные на сохранение (а не разрушение и реконструкцию), план продвигался быстро. Летом 2009 года должностные лица Кашгара обнародовали план по перемещению и реконструкции домов 65 000 семей, в которых проживает более 200 000 человек. В 2010 и 2011 годах были объявлены расширенные правительственные предложения, предполагающие расширение сносов десятков тысяч домашних хозяйств.
К концу 2010 года было разрушено более 10 000 домов в Старом городе. Общественная жизнь в Старом городе претерпела коренные изменения, что бросило вызов сохранению ключевой роли, которую Кашгар играл в культурном наследии уйгуров.
2014 – настоящее время: лагеря перевоспитания и продолжающиеся сносы
В период с 2014 по 2016 год гайки государственного угнетения уже значительно закручивались. Статистика случаев тюремного заключения для меньшинств в Восточном Туркестане росла, так же, как и слежки и секьюритизация, что имело разрушительные последствия. Cтроительство и реконструкция зданий в качестве лагерей перевоспитания можно рассматривать как еще один вид «реконструкции», следующего шага в изменении облика города. Исследовательская работа с открытым исходным кодом Шона Чжана показывает приблизительно 10 известных лагерей перевоспитания в районе Кашгара (включая прилегающий округ Йенгисахер [китайский язык: Шуле]).
Ситуация продолжает развиваться, с новыми изменениями в городе каждый день. Последний оставшийся традиционный район Старого города Кашгара, похоже, находится под угрозой. Известный на китайском языке как Гаотай Минью, район Козичи Ярбеши расположен на холме у старой городской стены и остается единственным сохранившемся наследием традиционной архитектуры Старого города. Рано утром и поздно вечером район посещали туристы, даже когда этот район был официально закрыт для туристов в период 2016–2018 гг. Но при посещении Кашгара в октябре 2018 года, автор этого отчета обнаружил тревожные признаки недавнего выселения, в том числе написанную на дверях большую «Х», недостающие распределительные электрические коробки, мусор на улицах, двери с замком и полное отсутствие людей.
Недавние фотографии одного из гидов из этого региона подтверждают наличие тяжелых машин для сноса вблизи района.
В этом районе проживают одни из активистов сохранения уйгурской культуры, которые сопротивлялись реконструкции Старого города с заметным рвением. Хотя получение любой достоверной информации из Кашгара сегодня является проблематичным, ухудшающееся состояние района в сочетании с наличием вблизи оборудования для сноса может только указывать на скорое разрушение последних остатков традиционной архитектуры Кашгара.
Пространственное наблюдение – самый непосредственный способ наблюдения за Кашгаром как городским пространством. Как и во всем Китае, в Восточном Туркестане повсюду работают записывающие устройства.
Как только камеры распознают лицо, все движения и действия, связанные с биометрическим профилем человека, включая его группу крови, отпечатки пальцев, радужную оболочку и анализ ДНК; все цифровые сообщения – устные, письменные или даже просто прочитанные – становятся доступными системе, следящей за действиями и передвижениями по городу, улавливая даже большую часть того, что говорится на улицах. Многочисленные элементы поведения – одежда, использование электричества, социализация, участие в церемониях поднятия флага и в вечерних занятиях по изучению китайского – создают профиль человека, что в дополнение к информации, полученной в результате шпионажа внутри сообщества и наблюдениями за родственниками, также используется для отслеживания действий в реальном времени по всему городу.
В целом, продолжающийся процесс реконструкции в Кашгаре представляет собой тотальную кампанию буквального и символического культурного разрушения. Остатки Кашгара были не просто уничтожены, а символически реконструированы в новую социокультурную экосистему, дополненную новыми зданиями и общинными практиками, которые в конечном счете направлены на принудительную ассимиляцию и контроль. Жизнь города ныне географически формируется вокруг сети лагерей «перевоспитания», поддерживающих агрессивную кампанию социологических и городских преобразований, проводимых китайским правительством. В отличие от разрушенных городских стен, которые когда-то защищали Кашгар от внешнего вторжения, это новое окружение делает Кашгар заложником процессов культурного уничтожения. Этот процесс продолжается, как в случае с районом Козичи Ярбеши, и также воспроизводится в других исторических кварталах Восточного Туркестана, что вместе с мощными механизмами экономической эксплуатации и надзора и далее искажает жизнь и историю уйгуров.
Выводы
Благодаря уникальному строительству и длительной истории в качестве «колыбели уйгурской культуры», город Кашгар имеет огромное значение, которое трудно переоценить. Но нынешние кампании принудительного труда и перевоспитания вкупе с реконструкцией, экономической эксплуатацией и функционирующей системой слежки систематически изменяли вид и сущность города с начала 2000-х годов. В результате появился тоталитарный «умный город» нового поколения, где все работает на служение китайскому государству и в ущерб традиционному уйгурскому обществу.