Фото “форпоста” недалеко от границы Таджикистана с Афганистаном из статьи The Washington Post
В последние 5 лет наблюдается устойчивая тенденция к усилению влияния Китая в вопросах безопасности в Центральной Азии. Этот факт многие наблюдатели сначала отрицали, затем преуменьшали значимость. Между тем роль Китая в вопросах безопасности в регионе приобретает все более серьезное значение, постепенно получая институциональное оформление. В частности, с 2016 г. Китай частично решает вопросы безопасности в регионе при помощи «Четырёхстороннего механизма по сотрудничеству и координации» (Quadrilateral Cooperation and Coordination Mechanism), где помимо Китая принимают участие Пакистан, Таджикистан и Афганистан.
Подробно о четырехстороннем механизме, перспективах расширения военного влияния Китая в Центральной Азии, а также возможной реакции на такую активность КНР в регионе со стороны других держав рассказывает в интервью CAAN Иветта Фролова, старший научный сотрудник РИСИ.
Иветта Юрьевна Фролова
Расскажите подробнее, когда и по чьей инициативе был создан четырехсторонний механизм и какие основные цели он ставит перед собой?
Идея создания нового формата сотрудничества по безопасности в регионе была выдвинута китайской стороной. Произошло это в марте 2016 г. во время визита в Афганистан Фан Фэнхуэя, начальника Объединённого штаба Центрального военного совета КНР в то время. До поездки переговоры по этому вопросу с участием руководства генштабов Китая, Таджикистана и Пакистана прошли в Душанбе. После положительного решения Кабула стороны приняли решение сформировать Четырёхсторонний механизм по сотрудничеству и координации (ЧМСК).
Первое заседание высшего военного руководства ЧМСК прошло в августе 2016 г. в столице Синьцзян-Уйгурского автономного района КНР – г. Урумчи. Как официально было заявлено в совместном заявлении по итогам мероприятия, основная цель механизма – совместная борьба с терроризмом и экстремизмом ради поддержания мира и стабильности на территории всех стран – участниц. Стороны договорились укреплять антитеррористический потенциал друг друга и обмениваться разведывательными данными, соблюдать при этом принципы международного права, взаимно уважать суверенитет и территориальную целостность, не вмешиваться во внутренние дела друг друга.
На Ваш взгляд, какие основные факторы подтолкнули Китай инициировать этот формат?
Как представляется, к такому решению китайское руководство подтолкнул целый ряд задач, лежащих в плоскости как внутреннего развития страны, так и с точки зрения реализации внешнеполитических интересов КНР.
Прежде всего, это обеспечение стабильной внутриполитической обстановки в Синьцзяне и спокойствия на западных границах государства. Кроме того, Китаю необходимо благоприятное внешнее окружение для реализации программ внутреннего развития.
Пекин, столкнувшись с угрозой из Афганистана, был вынужден активизировать контртеррористическое сотрудничество со своими соседями по региону. КНР заинтересована в ускорении мирного урегулирования в Афганистане, поэтому, обладая существенным авторитетом в международных делах сегодня, стремится найти такой способ участия в жизни региона, который бы отвечал как собственным интересам страны, так и интересам его соседей.
Формат взаимодействия Китай – Таджикистан – Афганистан – Пакистан представляет для КНР своеобразную дугу выхода в Индийский океан.
Среди главных стратегических целей Пекина в оформлении ЧМСК можно рассматривать также его намерение укрепить свои позиции в Южной Азии, поскольку формат взаимодействия Китай – Таджикистан – Афганистан – Пакистан представляет для КНР своеобразную дугу выхода в Индийский океан.
Немалое значение имеет стремление Пекина защитить свои экономические инвестиции в Центральной и Южной Азии. Например, обеспечить безопасность Китайско-пакистанского экономического коридора, который является важной составной частью инициативы “Пояс и путь”.
Какие шаги или мероприятия уже организованы в рамках деятельности данного механизма?
В ходе заседания высшего военного руководства ЧМСК[1] в Душанбе (август 2017 г.) были подписаны два документа, направленные на укрепление сотрудничества в рамках нового формата: Соглашение о Координационном механизме по противодействию терроризму между вооружёнными силами Афганистана, Китая, Пакистана и Таджикистана, а также Протокол об Антитеррористическом информационном центре координации вооружённых сил четырёх стран. Сам факт существования этих двух документов известен, однако их содержание остаётся закрытым.
В формате ЧМСК проходят встречи рабочих групп. Как сообщало Министерство обороны КНР, 26 января 2019 г. в Пекине состоялось итоговое заседание совместной рабочей группы четвёрки. Стороны подвели итоги сотрудничества в рамках механизма за 2018 г. и пришли к общему выводу о том, что “международная ситуация в области борьбы с терроризмом продолжает оставаться сложной, наблюдается тенденция к объединению экстремистских группировок в регионе, что создаёт серьёзную угрозу стабильности четырёх стран“.
Как Вы можете оценить взаимодействие Китая и Таджикистана в рамках четверки, а также в двустороннем формате в военной сфере?
Формат ЧМСК предполагает сотрудничество как между армиями четырех государств, так и в двустороннем формате. Для борьбы с проявлениями “трёх сил зла” – экстремизма, сепаратизма и терроризма – Китай принял меры для оказания помощи пограничным войскам Таджикистана.
В октябре 2016 г. Пекин и Душанбе подписали межправительственное соглашение о модернизации пограничной инфраструктуры в сопредельных с Афганистаном районах Таджикистана. Договорённости предусматривают возведение трёх комендатур, пяти пограничных застав, пяти пограничных постов и одного учебного центра.
Также проводятся китайско-таджикские военные учения. Так, в октябре 2016 г. в учениях в Ишкашимском районе граничащей с Афганистаном Горно-Бадахшанской автономной области (ГБАО) Таджикистана было задействовано 10 тыс. человек. В августе 2019 г. там же прошли трёхдневные совместные учения таджикских и китайских подразделений.
Таджикский Горный Бадахшан – это прямая дорога в китайский Синьцзян, и Китай будет прикладывать все усилия, чтобы воспрепятствовать проникновению в СУАР идеологии экстремизма.
Пекин постоянно держит Таджикистан в фокусе внимания, поскольку считает его одной из ключевых точек в деле обеспечения национальной безопасности КНР. Таджикский Горный Бадахшан – это прямая дорога в китайский Синьцзян, и Китай будет прикладывать все усилия, чтобы воспрепятствовать проникновению в СУАР идеологии экстремизма. В Пекине опасаются, что джихадисты могут попасть в Синьцзян через афганский Ваханский коридор с целью дестабилизации обстановки на китайской территории.
Много писалось про создание военной базы Китая в этом самом Ваханском коридоре. Как вы думаете, Китай и Таджикистан действительно создали военную базу и, в целом, каковы перспективы военного присутствия Китая в Таджикистане?
Китайское руководство неоднократно подчеркивало, что, несмотря на всю сложность ситуации, Пекин не рассматривает возможность создания военной базы в ГБАО Таджикистана.
В публикациях западной прессы используют разную терминологию, когда речь заходит об определённых объектах на территории третьих стран, например “военная база”, “тренировочный лагерь”, “антитеррористический центр”. Нередко авторами они легко заменяются, хотя разница между ними весьма существенна.
Так, в феврале 2019 г. в нашумевшей статье в американской газете The Washington Post автор ошибочно принял одну из построенных КНР пограничных застав в Мургабском районе ГБАО за “форпост” китайских военных в Таджикистане. По данным издания, объект расположен вблизи Ваханского коридора, связывающего Афганистан с СУАР, а службу там проходят от нескольких десятков до нескольких сотен китайцев. Однако в МИД Таджикистана опровергли эту информацию, заявив, что на их территории “нет военных баз Китайской Народной Республики”.
К тому же такую терминологическую путаницу можно объяснить неготовностью стран – участниц ЧМСК предоставить детальную информацию по своим объектам на территории государств – партнёров. Но, как справедливо отмечают некоторые западные эксперты, намного важнее определять, для чего новые объекты спроектированы и как укомплектованы.
В чем заключается военная помощь КНР Афганистану сегодня? Есть ли какие-то особенности? Какой стратегии придерживаются китайские власти в решении (урегулировании) афганской проблемы?
Пекин, прежде всего, сосредоточен на провинции Бадахшан и своих границах с афганской стороной. По данным Министерства обороны Афганистана, в провинции Бадахшан создана новая военная база, а КНР оказывает финансовую поддержку, покрывая материально-технические расходы на нее, начиная от вооружения и военной техники и заканчивая обмундированием для солдат.
Помимо военной базы, Пекин финансирует афганскую горную бригаду, которая действует в провинции Бадахшан вблизи приграничных районов. Однако вопрос о том, будут ли там размещаться китайские солдаты, остаётся открытым.
Китайские дипломаты в Кабуле утверждают, что КНР занимается лишь “наращиванием потенциала” в провинции Бадахшан. К слову, Министерство обороны Китая опровергло сообщения о том, что военные осуществляют патрулирование в Афганистане, но признало, что обе стороны участвуют в “совместных операциях правоохранительных органов” в пограничных районах в антитеррористических целях.
Иными словами, можно сказать, что военная роль Китая в Афганистане растёт, но нет ясности относительно её масштабов. Особенно с учетом того, что Пекин стремится преуменьшить своё военное присутствие в этой стране.
Как сами китайские эксперты позиционируют четырехсторонний механизм?
Китайские эксперты постоянно подчёркивают, что ЧМСК не является организацией. И действительно, как пока показывает практика, формат взаимодействия с момента основания механизма не претерпел особых институциональных преобразований. Это может говорить о том, что сегодня стороны не видят необходимости пересматривать существующую форму четырёхстороннего сотрудничества и трансформировать её в какую-либо полновесную структуру.
В ближайшей перспективе, видимо, такой формат сотрудничества не претерпит существенных изменений, поскольку отвечает актуальным задачам в сфере безопасности и борьбы с «тремя силами зла» в приграничных районах.
Как воспринимают этот механизм его непосредственные участники, а также в России, страны Запада, и самое главное в Центральной Азии?
В первое время после публикаций о создании ЧМСК в экспертном сообществе РФ высказывались опасения, что причина появления нового механизма заключается в возможных сомнениях КНР по поводу эффективности Региональной антитеррористической структуры ШОС.
Дополнительное беспокойство в экспертной среде породило включение ЧМСК в “Белую книгу” КНР по безопасности в Азиатско-Тихоокеанском регионе (январь 2017 г.), где “квартет” был обозначен как новый формат содействия стабильности в регионе. Хотя в целом Пекин не предлагал никаких кардинальных изменений в уже сложившейся архитектуре безопасности в АТР, а лишь призывал совершенствовать существующие механизмы.
Озвучивались подозрения относительно усиления конкуренции между Россией и Китаем в Центральной Азии. Кроме того, некоторые отечественные аналитики называли новый механизм “центральноазиатским НАТО”, представляющим собой беспрецедентно смелый шаг КНР в деле обеспечения безопасности в регионе. Они строили предположения о создании Пекином альтернативной ОДКБ системы безопасности без участия России. Некоторые российские СМИ тут же усмотрели в подобных комментариях попытки внести разлад в отношения КНР и РФ.
Китайские военные чины также предпочли внести уточнения насчет ЧМСК с целью смягчить опасения России. В интервью агентству “Спутник” представитель Министерства обороны КНР подчеркнул, что деятельность механизма больше направлена на то, чтобы “дополнить” антитеррористические усилия, прилагаемые в рамках ШОС, а не на исключение из процесса России.
Между тем специальный представитель президента РФ по Афганистану З. Кабулов в позитивном ключе оценил создание ЧМСК. Он подчеркнул, что речь в первую очередь идёт о “контроле границ и пресечении инфильтрации террористов“. По мнению З. Кабулова, у России нет необходимости стремиться присоединиться к этому механизму, поскольку у Москвы существуют “свои планы в рамках ОДКБ” и, кроме того, российская и китайская стороны обсуждают соответствующие вопросы в рамках ШОС.
В экспертном сообществе КНР делают упор на то, что ЧМСК сегодня ещё далёк от институционализации. Основная задача Китая в рамках четырёхстороннего сотрудничества сегодня, по словам китайских аналитиков, – это контроль за перемещением боевиков из экстремистской организации ИГИЛ, которые проникают на территорию Центральной Азии и, пользуясь коррупционными схемами, приобретают себе новые паспорта на имя граждан государств этого региона.
Кроме того, в Пекине полагают, что разница в задачах четырёх стран для участия в ЧМСК может повлиять на дальнейшее развитие этого механизма, поскольку изначально у каждой из сторон было своё отношение к нему. Так, Афганистан ставил своей целью нанести удар по оппозиционным террористическим группам, укоренившимся в Пакистане. Таджикистан не выражал чёткой позиции, но был готов активизировать взаимодействие с КНР в области обороны и безопасности. С Пакистаном Китаю удалось достичь наибольшего консенсуса, так как оба государства участвуют в антитеррористическом сотрудничестве уже многие годы. К тому же у всех стран-участниц не только разные возможности в военной, экономической и политической сферах, но и серьёзные расхождения в национальных интересах, что в прошлом нередко приводило к периоду напряжённости и двусторонним разногласиям.
Не является ли создание этого механизма свидетельством желания Китая расширить свое влияние в Центральной Азии в военно-политической сфере?
Сегодня перед китайским руководством стоит целый ряд задач, которых необходимо решить с учетом особенностей внутреннего социально-экономического развития и продвижения проектов в рамках инициативы «Пояс и путь». Эти трудности еще более обострились в той ситуации с распространением коронавируса, в которой весь мир находится сейчас. Поэтому КНР предстоит урегулировать еще много проблем, прежде чем разрабатывать стратегические планы по наращиванию своего военно-политического присутствия, в каком бы то ни было регионе мира, тем более в таком сложном, как ЦА.
Другое дело, когда насущные потребности внутри страны не оставляют Пекину иного выбора, кроме как разделить усилия международного сообщества в деле обеспечения региональной безопасности. Поэтому ЧМСК призван внести свой вклад в обеспечение стабильного развития региона и в процесс мирного урегулирования в Афганистане наряду с такими структурами, как ШОС и ОДКБ.
В Центральной Азии появление и функционирование китайских частных военных пока звучит как нонсенс. По крайней мере, во всех странах, кроме Таджикистана, общественность крайне остро реагирует появлению каких-либо военных из Китая на своей территории. Меняется ли эта ситуация сегодня по мере расширения экономических отношений с Китаем и реализации “Пояса и пути”, а также расширения мягкой силы Поднебесной? Есть данные, что в нефтяных корпорациях в ЦА уже числятся сотрудники отдела безопасности. Если попытаться посмотреть на среднесрочную перспективу, насколько высока вероятность появления китайских ЧВК в Центральной Азии? Можно ли сказать, что это неизбежный процесс? Ведь руководству стран Центральной Азии уже все сложнее отказывать Китаю в чем-либо.
Вероятность вхождения сотрудников, отвечающих за вопросы безопасности, в китайские проекты на территории ЦА можно объяснить уязвимостью в современных условиях, как для китайских инвестиций, так и для граждан КНР, которые участвуют в этих проектах. Но представляется маловероятным, что увеличение численности таких сотрудников в ближайшее время примет регулярный характер. Тем более официальные представители КНР не раз подчеркивали, что на территории центральноазиатских стран нет китайских военных.
Кроме того, в последнее время в Китае не исключают вероятность корректировки своего внешнеэкономического курса в отношении ЦА из-за существующих трудностей во взаимодействии со странами региона.
В частности, чересчур активное, на взгляд некоторых китайских экспертов, развитие двусторонних связей с ЦА породило ряд вызовов для Пекина в инвестиционной сфере, обострило финансово-экономические риски для китайских капиталовложений. Частые изменения в кадровом составе политической элиты и среди чиновничества центральноазиатских стран, по их мнению, приводят к повышению непредсказуемости действий государственного аппарата, усугубляют коррупционные проблемы. Пекин также не может не учитывать умонастроения общественности стран ЦА по мере своего участия в жизни этого региона.
Для решения существующих проблем Пекин сейчас рассматривает вариант замедления «слишком быстрых» темпов сотрудничества с государствами Центральной Азии в двустороннем формате
Поэтому для решения существующих проблем Пекин сейчас рассматривает вариант замедления «слишком быстрых» темпов сотрудничества с государствами Центральной Азии в двустороннем формате. И уж тем более не намерен накалять обстановку наращиванием там своего военного присутствия.
Если в Африке или в странах Ближнего Востока Россия и Китай, в целом, находят общий язык, то какова ситуация в Центральной Азии? Имеется в виду как будет оценено Москвой вероятное появление китайских военных баз и ЧВК в Центральной Азии?
Появление китайских ЧВК в регионе в настоящее время видится весьма сомнительным. Да и в целом «страшилки» о соперничестве РФ и КНР в ЦА уже утратили свою актуальность.
Сегодня стратегические интересы Москвы и Пекина в регионе совпадают. Одной из основ взаимодействия наших стран в ближайшей перспективе является сопряжение национальных стратегий развития – Евразийского экономического союза и китайской инициативы «Пояс и путь» и формирование в дальнейшем Большого Евразийского партнерства. Государства Центрально-Азиатского региона будут играть при этом одну из ключевых ролей. Поэтому появление сегодня таких механизмов, как ЧМСК, представляется своевременным и важным с точки зрения поддержания общих усилий и интересов различных стран ради сохранения мира и стабильности в Центральной Азии.