Sophie Hohmann (Софи Оманн) “Gouverner face aux «monstres invisibles» en Asie centrale au XIXème et XXIème siècles : du choléra au coronavirus“
Центральная Азия, через которую еще в античности проходил легендарный Шелковый путь, познала всевозможные эпидемии, среди которых чума, проказа, оспа и холера. Перемещение людей и караванов способствовало распространению эпидемий. Черная чума[1] (1347-1352) нагрянула из Центральной Азии в Европу, когда монголы Золотой Орды осадили генуэзскую колонию Каффа в Крыму. Двенадцать генуэзских галер, зараженных в Каффе, распространили чуму, что привело к демографическому коллапсу (смертность населения составляла от 40 до 60% в зависимости от региона и города). Эти эпидемии навсегда остались в коллективной памяти и воображении. До сих пор слова “чума” и “холера” обладают особым смыслом.
В XIX веке в колонизированной Центральной Азии (русском Туркестане) эпидемии холеры повторялись на протяжении 1872 -1923 гг. Как минимум, двенадцать циклов холеры поразили регион[2] (1872, 1892, 1904, 1905, 1907, 1908, 1910, 1915, 1918, 1921, 1922, 1923). Эти эпидемии были завезены из Индии через Афганистан, Иран и Россию. В Центральной Азии ситуация развивалась следующим образом: после взятия Ташкента русскими (1865 г.) с 1867 года (год создания генерал-губернаторства генералом фон Кауфманом) Туркестан отходит под управление царской колониальной администрации. Сегрегация в Туркестане происходила так же, как и на большей части других колонизированных территорий. В Ташкенте эта сегрегация отразилась в разделении города каналом: с одной стороны колонизаторы, а с другой – туземцы из “азиатской” части города.
Однако первая эпидемия 1872 года повлияла на изменение сегрегации пространства для колонизаторов и колонизируемых. Действительно, холерный вибрион – это “невидимое чудовище” – не могли остановить ни границы, ни заграждения, ни идеологии. Местная система здравоохранения той эпохи была ориентирована исключительно на новых поселенцев и их семьи[3]. Для туземцев было выделено очень мало коек и только к концу 1880-х годов несколько прогрессивных русских женщин-врачей с разрешения генерала Черняева создали небольшие лазареты для туземных женщин и детей (от 10 до 20 коек на каждый город). Коренное население обращалось за помощью к своим традиционным лекарям: травникам и чудодеям-целителям[4]. Лечебные практики врачевателей – коз ачык, багши и табибов сочетали несколько этиологических систем: натуралистическую и персоналистическую[5]. Гигиена в Туркестане оставляла желать лучшего, в то время как в Европе и США движение за гигиену в конце XIX века было в полном разгаре. Россия была прекрасно осведомлена о последних достижениях в этой сфере, благодаря международным медицинским конгрессам. «Периферия» использовалась как лаборатория, в том числе для изучения тропических болезней, таких как лейшманиоз и дракункулез (медицинский струнец).
Эпидемии 1872 и 1892 годов изменили колониальную политику в области здравоохранения. Пришлось научиться информировать о болезнях и проводить соответствующие профилактические мероприятия. Для этого власти обращались за помощью к имамам, аксакалам и т.д[6].
Наиболее крупные эпидемические вспышки в Туркестане произошли в 1872 году, когда погибло 72 205 человек, и в 1892 году – 47 520 человек. Вопрос о ведении учета смертей возник, когда люди стали прятать тела умерших для проведения погребальных обрядов, запрещенных во время эпидемий.
Ташкент[7] тогда сильно пострадал по причине тесных контактов с центральной Россией, так же как и Закаспийская область, куда эпидемия проникла из Ирана и Афганистана. Внутренние районы Туркестана пострадали реже, и в основном из-за вируса, проникшего из Ирана в 1872 году, унеся 38 000 жизней в 1892 году. Эти эпидемии затем распространились по Транскаспийской железной дороге[8], которую многие священнослужители называли не иначе как “сатанинской колесницей”. Они считали, что железнодорожное сообщение способствует пролиферации опасных идей (по крайней мере, в самом начале, потому что позже поезд становится основным транспортом для отправляющихся в хадж в Мекку паломников). В любом случае распространение заболеваний происходило в том числе через железнодорожные пути.
Сатирический журнал “Молла Насреддин”, 1909 год, Тифлис, иллюстрирует борьбу реформистов-джадидов с консерваторами (кадимистами). Локомотив Транскаспия несет новый метод (усул-и-джадид).
По железной дороге в Туркестан путешествует все больше пассажиров: в 1899 г. – 442,9 тыс., в 1907 г. – 1,934,162, в 1908 г. – 2,709,926, в 1909 г. – 2,981,953. В начале XX века сформировались новые пути распространения холеры с севера на юг и с запада на восток. Распространение эпидемии в центральной и западной части России привело к росту инфицированных холерой в Туркестане.
Четыре эпидемии холеры были завезены из России в период с 1908 по 1921 гг[9]. Причиной одной из холерных вспышек в 1904 году был Иран, источниками вспышек в 1907, 1910 и 1921 гг. считаются Астрахань и Кавказ. Вирус не передавался через караванные пути, поскольку долгое путешествие обеззараживает холерный вибрион. Холера 1892 г. была продолжением эпидемии, которая началась в 1881 г. в Аравии и в 1884 г. поразила большинство стран Европы, а также Азию и Америку. В 1887 году холерная пандемия затихла на какое-то время, чтобы позже вспыхнуть с новой силой.
Смертельная эпидемия холеры, пришедшая в Туркестан в июне 1892 г., обострила не только санитарную ситуацию, но и социальную напряженность в обществе с высоким расслоением: массовое переселение русских крестьян стало основным фактором для нарушения сложившегося социально-экономического порядка. Действительно, эти массовые переселения разрушили часть местной экономики, которая уже испытала негативное влияние из-за решений колониальных властей, запретивших местным торговать в российских регионах империи и на время эпидемии закрывших базары. В торговых обществах Центральной Азии эти решения вызвали протесты и привели к глубоким социально-экономическим и политическим потрясениям.
“Le Petit Journal” иллюстрирует беспорядки в Астрахани во время эпидемии холеры 1892 года[10]
В 1892 г. царские власти и врачи были осведомлены о надвигающейся эпидемии: официальная газета Туркестана “Туркестанские ведомости” от 2 июня 1892 г.[11] сообщала о необходимости соблюдения профилактических мер и предписывала к обязательному прочтению сведений о холере, распространявшихся на русском и местных языках. Более того, в этой газете освещались открытия Луи Пастера и Роберта Коха. Это делалось, чтобы успокоить население и показать значение “веры в современную науку»” в борьбе с холерой[12]. Очень скоро генерал-губернатор Туркестана Константин Петрович фон Кауфман инициировал создание комитетов по борьбе с холерой по всему региону и предписал соблюдать самые современные профилактические меры, принятые в городах Европы. В то время борьба с эпидемией основывалась по сути на эмпирических методах. В большинстве случаев пациенты не госпитализировались, что усиливало риск заражения. Открытия Роберта Коха в 1883 году (в 1849 году к этим выводам пришел Джон Сноу, который также говорил о роли воды в передаче инфекции) способствовали распространению профилактических мер, связанных с водой.
Так называемый “холерный бунт”[13] разразился в ответ на принудительные меры, введенные колониальными властями (запрет на проведение похоронных ритуалов, принудительная дезинфекция известью и сулемой, сожжение трупов и имущества, личных вещей и т.д.) в 1892 г. Холера очень быстро распространилась в Ташкенте и особенно в казармах, где проживали военные, участвовавшие в карательных операциях в старом городе. Многочисленные смерти местных, которые связывали с отравлением от дезинфекции сулемой, стали официальным предлогом для восстания в Ташкенте.
“Холерный бунт” показал, что насилие остается неизбежным инструментом колониального господства, несмотря на бактериологические открытия того времени и распространение передовых научных знаний. Причины бунта в Ташкенте были гораздо глубже и обусловлены социальными проблемами: национальным угнетением и царской политикой порабощения периферии. Аналогичные восстания происходили также во время эпидемий оспы[14]. Такие протесты стали предлогом для призыва к джихаду, сплотив против российского колониализма даже самых консервативных.
В заключение
Несмотря на разницу эпох, контекстов и политических режимов, эпидемии холеры и коронавируса объединяет высокая скорость распространения, чему способствует интенсификация транспортного сообщения по суше, воде и воздуху. Запреты, ограничения на поездки, закрытие школ, университетов и предприятий, ограничения на религиозные и похоронные ритуалы порождают сомнения и протесты против действий властей. Интересно проследить, как изменялось значение слова карантин на протяжении веков и эпидемий: термин “карантин”, который обозначает изоляцию на 40 дней эволюционировал в термин “14-дневный карантин”, поскольку стало считаться что 14 дней достаточно для избежания заражения. При этом наблюдается двух- и даже трехуровневая “самоизоляция” (полная изоляция в Китае отличалась от изоляции в Италии); частичная самоизоляция в Германии, Соединённых Штатах, Соединённом Королевстве, Франции или абсолютная (но с разными уровнями), как в Китае, Италии, Испании, Индии и в Южной Африке[15]. Мишель Фуко рассматривал введение карантина во время эпидемии чумы как результат биополитики: проявление власти над телом и над жизнью. Фуко объясняет биополитику и ее регулирующие механизмы: “Речь идет о введении механизмов безопасности вокруг опасных случайностей, дабы оптимизировать … состояние жизни …”. Слова Мишеля Фуко резонируют в контексте эпидемии COVID-19. И в авторитарных странах, как Китай, и в демократических странах Западной Европы наблюдается аналогичная ситуация: страх перед инфицированием на фоне наибольшего страха поставил под сомнение легитимность политических режимов. История уже показала, что эпидемии могут серьезно нарушить политический баланс. “Черная смерть” повлияла на крушение Восточной Римской империи; различные эпидемии холеры в Туркестане отразились на эрозии колониальной системы. Со временем мы узнаем, как пандемия повлияет на чрезмерную глобализацию, как отразится на менталитете и сможет ли укрепить социальные связи по всему миру.