План «Б» для глобализации и либерализма.
Необратимость глобализации
В связи с коронавирусом стали появляться мрачные прогнозы о судьбе глобализации и демократии. Вот мол, к чему привела глобализация; теперь усилится обратная волна и страны изолируются друг от друга; нарушится международная цепочка поставок продукции; идеология консерватизма станет доминировать; конец либерализму; после пандемии человечество не вернется к прежнему состоянию, люди и страны станут другими в отношениях между собой; зато мировая экология улучшится и воздух станет чище в условиях карантина; все будут опасаться появления нового бактериологического оружия; США подозревают Китай, а Китай подозревает США; автократические режимы будут больше использовать технологические изобретения по тотальной слежке за людьми под предлогом заботы о безопасности страны и т.д. Список прогнозов и пост-пандемийных ожиданий можно продолжить.
Я думаю, что глобализация вовсе не остановится, а продолжится в варианте, так сказать, плана «Б». Глобализация вовсе не является причиной пандемии, равно как деглобализация не спасет от возможных будущих пандемий. Наоборот, пандемия коронавируса с новой силой показала и подтвердила силу и необратимость глобализации. Кроме того, я считаю, что нападки на либеральную идею и идеологию с точки зрения последствий пандемии и пропаганда сильного государства в связи с этим – не обоснованы.
Один из главных уроков пандемии коронавируса 2020 года – это именно торжество глобализации, как ни странно. Разве не глобальное взаимодействие стран помогло отслеживать, контролировать и бороться с пандемией? Вспомним, как Китай, несмотря на то, что сам сильно пострадал от коронавируса, прислал медиков в Италию, где пандемия приобрела ужасающие масштабы. Вспомним, как далекая Куба прислала в Италию медиков. Вспомним, как страны в подобных ситуациях присылают гуманитарную помощь пострадавшим регионам мира.[1]
Может тем, кто высмеивает глобализацию, кажется, что после пандемии самолеты перестанут летать или страны перестанут торговать или исчезнет туризм и страны останутся в нынешней ситуации самоизоляции? Или в случае будущих пандемий разве деглобализация больше не позволит вирусам распространяться? Никакие крупнейшие катаклизмы в истории человечества не только не остановили глобализацию, но и всегда придавали ей новый импульс.
Бубонная чума 14-века, привнесенная в Европу по Шелковому Пути, дала импульс Возрождению, а Шелковый Путь продолжал существовать еще долго после этого.
Две мировые войны 20-века не только не привели к отчуждению стран, но и способствовали появлению ООН и объединению Европы.
В 21-веке о возможности масштабов пандемии коронавируса предупредила ВОЗ (глобальная структура) уже в начале проявления этой болезни и возглавила всемирную борьбу против нее.
Глобализацию часто представляют как результат промышленных революций (первой, второй, третьей, четвертой). Однако на самом деле она существовала всегда. Можно сказать, она началась с миграцией перво-человека по планете.
Те, кто ратует за самоизоляцию и защиту национальной идентичности, пусть проверят свой ДНК. Этногенез и нациогенез – это фактически вечный процесс исторического синтеза, который раз начавшись когда-то в прошлом, никогда не остановится, а будет переходить в новые формы и состояния. Это вовсе не означает, что мы должны нивелировать нацию или государство во имя мифического мирового сообщества. Наоборот: во имя устойчивости нации и государств мы должны развивать глобальные структуры и мировое сообщество. Более того, во имя мирового сообщества мы должны укреплять нации и государства. Это может звучать несколько сумбурно и противоречиво.
Для понимания этого тезиса достаточно представить, что глобализация – не абстрактный термин; ее делают или в ней участвуют нации, государства, ТНК, международные организации и простые люди. Естественная эволюция и деятельность последних и породили то, что мы называем глобализацией. Другими словами, глобализация стала формой существования государств, той матрицей, вне которой они и не могут жить, в противном случае началась бы, говоря словами Гоббса, война всех против всех.
Поэтому прежде чем воспевать или критиковать глобализацию, важно с самого начала определить сам термин. Определим глобализацию как совокупность политических, экономических, социальных, культурных, экологических, психологических изменений, происходящих во всемирном масштабе в результате жизнедеятельности людских сообществ и имеющих системное значение для прогресса всего человечества.
Исследуя процессы глобализации, известный российский ученый А.И. Неклесса сделал интересный вывод: «В мире возникла новая география – целостность, определяемая не столько совокупностью физических просторов, сколько возможностью синхронного мониторинга событий в различных точках планеты в режиме реального времени, а также способностью цивилизации к оперативной проекции властных решений в масштабе всей планеты… Новое качество мира – его глобализация – проявилось также в том, что в 1990-е годы почти вся планета оказалась охваченной единым типом хозяйственной практики. Возникли также новые, транснациональные субъекты действия, слабо связанные с нациями-государствами, на территориях которых они разворачивают свою деятельность. Соответственно изменились принципы построения международных систем управления, класс стоящих перед ними задач, да и вся семантика международных отношений…. В итоге прежняя национально-государственная схема членения человеческого универсума все отчетливее приобретает форму нового регионализма и групповых коалиций».[2]
Такое понимание глобализации поможет нам более строго подойти к вопросу о последствиях мировой пандемии. Прежде всего, очевидно, что глобализация – необратимый исторический процесс, и такие явления как нынешняя пандемия коронавируса придают ей лишь новый импульс и(!) новые формы и новые правила. Так, известный исследователь проблем глобальной связности Параг Ханна в своем недавнем материале обозначил ряд мировых трендов, которые, начавшись задолго до мирового карантина, не только продолжатся, но даже ускорятся. Среди них геополитическое соперничество мировых держав, регионализм, автоматизация, перемещение людей.[3]
В связи с нынешней пандемией мы можем утверждать, что глобализация получила передышку – она и нуждалась в передышке, так как мчалась с неимоверной скоростью. Она не повернет вспять, а помчится опять. Надо идти вместе с ней, а не назад. В вышеупомянутом своем материале Ханна делает следующее заключение: «Если изобразить вкратце картину, которая появится как результат соприкосновения разных векторов, то это будет нео-средневековый мир, в котором империи, города и компании будут соревноваться за власть и предлагать разной степени услуги своим конституантам. Пандемия напомнила нам, что мы нуждаемся прежде всего в физической и финансовой безопасности, но также, что связанность – как локальная, так и глобальная – настолько же является элементом этой безопасности, как и раньше».[4]
Глобализация должна перейти в режим варианта «Б». Это означает, что система международных отношений должна существенно измениться в плане управляемости (governance).
Пост-коронавирусный мир предоставит мировому сообществу огромный арсенал индивидуальных и интересных опытов
Быть или не быть глобализации – вымышленная и неверная дихотомия. Она была, есть и будет существовать. Вопрос надо ставить в иной плоскости: либо она продолжится как хаотичный и плохо управляемый процесс (как это и было до сих пор), либо мировое сообщество приступит, наконец, к созданию давно обсуждаемого мирового правительства. Идею мирового правительства политологи обсуждают уже столько десятилетий, что в силу этого она все больше кажется утопией. Поэтому пора приступить к созданию действующих механизмов мирового правительства.
В ходе всемирной борьбы с пандемией, помимо прочего, государства вносят в международную «копилку» опыта этой борьбы свой индивидуальный вклад, в результате чего у мирового сообщества постепенно формируется своеобразная новая стратегическая коммуникация – одна из главных предпосылок для реформирования мирового порядка. Те, кто критикует глобализацию и ратует за усиление национализма, указывая на то, что вот, мол, страны начали изолироваться друг от друга, думая только о собственной безопасности, заблуждаются. Дело в том, что они привносят в понятие (само)изоляции некий гротескный смысл. Ведь никто из факта социальной самоизоляции внутри отдельной страны не делает вывода, что эта страна теперь будет расколота и распадется. Аналогично, (само)изоляция стран друг от друга тоже есть форма взаимоуважения и взаимопонимания в целях обезопасить не только себя, но и друг друга.
Таким образом, пост-коронавирусный мир предоставит мировому сообществу огромный арсенал индивидуальных и интересных опытов, который необходимо будет транслировать на уровень (пока кажущегося утопичным) мирового правительства. Сегодня часто слышим и читаем, что пост-коронавирусный мир будет другим, что он не будет прежним и т.д. Да, это верно. Но каким другим? Есть два ответа: либо он расколется на национальные мирки и деглобализируется; либо он создаст новые (или реформирует существующие) институты миропорядка с введением новые принципов и правил международного поведения, что вообще-то вовсе не утопично.
Либеральная идеология и сильное государство
В связи с пандемией коронавируса некоторые аналитики стали также утверждать о дискредитации и конце эпохи либерализма, ставя под сомнение адекватность концепции государства как «сторожевой собаки» или «ночного сторожа»: мол, идея сильного социального государства должна быть реанимирована. Очевидно, не стоит торопиться с подобными выводами, основанными на сиюминутных впечатлениях.
Ни пандемии, ни войны, ни всемирное потепление, ни другие катаклизмы не отменяют перманентной актуальности и ценности прав и свобод человека, а также вопроса о пределах полномочий государства, пока существуют общества и государства. Другими словами, Общественный договор – постоянная проблема любого государства и общества. На мой взгляд, сегодня как никогда должен быть востребован плюралистический дискурс о содержании этого Общественного договора, о правах, свободах, демократии, ценностях и т.п.
Когда говорят о мировой цепочке поставок продукции и услуг, то, очевидно, проблема сводится к сугубо экономическому/торговому измерению, в то время как проблема должна рассматриваться в более широкой перспективе. В контексте переживаемой человечеством пандемии я бы предложил обратить внимание также на то, что можно назвать ‘мировой цепочкой поставок идей’. История глобализации – это не просто обмен и перемещение товаров и услуг, но и обмен, доставка (если угодно), заимствование идей и ценностей. Возьмем образование. Разве после пандемии прекратится открытие у нас в стране филиалов зарубежных университетов или наши студенты перестанут ездить в зарубежные университеты для получения передового образования?
Опасность прекращения всемирной цепочки поставок идей и ценностей заключается еще в том, что судьба демократии, прав и свобод человека может оказаться под угрозой. Этот сценарий хорошо описал в своей книге Юваль Ной Харари. Но при этом он далек от мнения, что либерализму приходит конец или что это не состоявшаяся идеология. Напротив, он указывает на то, что либерализм не есть нечто статическое и застывшее. «Либерализм ратует за свободу, но понимание свободы зависит от контекста, – пишет Харари».[5] Либерализм, на самом деле, предлагает разные модели поведения в экономической, политической и частной жизни – как на уровне отдельных государств, так и в международных отношениях. Вместе с тем у него есть и свои константы.
Стандартное меню либерализма[6]
| Отдельное государство | Международные отношения | |
| Экономика | Свободный рынок
Приватизация Низкие налоги |
Свободная торговля
Глобальная интеграция Низкие пошлины |
| Политика | Свободные выборы
Верховенство закона Права меньшинств |
Мирные взаимоотношения
Многостороннее сотрудничество Международные законы и организации |
| Частная жизнь | Свобода выбора
Индивидуализм Плюрализм Гендерное равенство |
Свобода перемещения и иммиграции |
Можем ли мы утверждать, что это меню либерализма уже не «вкусно» только потому, что мы испугались коронавируса? Аналогично тому, как прогноз/утверждение Фукуямы об окончательной победе идеологии либерализма и, соответственно, конце истории оказались преждевременными, прогноз/утверждение о конце эры либерализма, очевидно, тоже являются поспешными. Насколько верна мысль, что не глобализация стала причиной пандемии, настольно же верна мысль, что отмена либерализма не есть способ ее устранения (предотвращения).
Да, есть прогнозы, что автократические режимы постепенно будут осваивать современные технологии для усиления контроля и наблюдения за гражданами и их поведением и мыслями. Пандемия коронавируса подтвердила возможность такого тренда. (Одна участница дискуссии в Фейсбуке недавно восклицала, что во время такого кризиса нет прав человека, а есть лишь право нации). Однако такая прямолинейная экстраполяция нынешних трендов на будущее, особенно в увязке с жупелом пандемии, представляется некоторым упрощением вопроса.
Например, перед тем как автократии приступят к широкому использованию современных технологий для подавления свобод своих граждан, простые люди, гражданское общество тоже научатся использовать (может даже еще более эффективно) эти же технологии для защиты своих свобод против разного рода тирании или так называемого сильного (всеобъемлющего) автократического государства. А с другой стороны, автократии сами не вечны и могут сменяться более либеральными режимами, как показывают многочисленные примеры стран, где авторитарная власть сменялась демократической, которая начинала масштабные политические реформы.
Либерализм и сильное государство вообще-то не противоречат друг другу, если уточнить смысл этих двух терминов, а не бросаться ими без разбору под впечатлением пандемии. Диалектическое единство этих двух кажущихся противоположностей веками исследуется и решается в концептуальной дилемме «свобода-равенство». К примеру, очень интересно и убедительно проанализировал эту дилемму Дэвид Хелд в своем эссе «Политическая теория и современное государство», на примере правления Маргарет Тэтчер в Великобритании. В 1970-80-х гг в этой стране широкую популярность приобрело политическое течение Новых Правых (New Right), которое выступало за т.н. «минимальное государство» и политику laissez-faire.
Это было связано с истощением «Кейнсианского государства благосостояния» и потерей доверия к разросшемуся бюрократическому аппарату, который не смог признать необходимые форму и пределы государственной деятельности.[7] Сильное, всеобъемлющее государство было относительно успешным в послевоенное время (в 1950-х), что породило иллюзию о способности такого государства удовлетворить все интересы и потребности общества и граждан. Ухудшающиеся условия международной экономики и британского капитализма, особенно после нефтяного кризиса в 1973 г., обусловили пересмотр идеологических основ государственного устройства в пользу либертарианских принципов.
Вместе с тем, как показал Хелд, и тэтчеровское правительство тоже не смогло в полной мере определить границу между государством и гражданским обществом, что в конце концов, вызвало новую волну дискуссий между Новыми правыми и лейбористами (а также марксистами) о том, как надо комбинировать государство и гражданское общество, чтобы обеспечить и равенство, и свободу.[8]
Успешный менеджмент в условиях кризиса мог бы и в нашей стране усилить доверие к демократическому государству
В Европе нынче задумываются, что «пришло время испытаний для западноевропейских либеральных демократий. В оборонительных боях с правыми им придется доказывать свою способность к защите здоровья и жизни всех своих граждан».[9] Но европейцы, возможно, больше других в мире испытавшие силу, ужас и последствия пандемии коронавируса, не ставят под сомнение основы и ценность либерализма. Напротив, они стремятся их защитить, причем защитить на глобальном уровне. В Европе разворачивается панорама дискурса о путях дальнейшего развития либерального общества и государства.
В вышеупомянутой статье автор задается вопросами: «Но как далеко можно зайти при этом с ограничением индивидуальных свобод? Какой должна быть продолжительность чрезвычайного положения? Будет ли терпеть гражданское общество западных государств столь резкие меры, как в Китае? И не должны ли они по примеру Восточной Азии отдать предпочтение коллективным, а не индивидуальным интересам? … Трансграничная пандемия требует скоординированного и глобального ответа»[10].
Объективности ради, следует признать, что «коронакризис может придать ускорение давно набирающей силу тенденции к деглобализации. В результате это может привести к распаду сложившейся глобальной системы разделения труда на конкурирующие между собой экономические блоки… После четырех десятилетий неолиберального скепсиса по отношению к государству дало о себе знать нечто давно забытое: при желании государства могут воспользоваться огромной организационной властью»[11]. Это верно. Но верно и то, что следует «отделить мух от котлет». Чрезвычайные меры государства в чрезвычайных условиях – нормальное явление, не умаляющее ни ценности свободы и прав человека, ни актуальности постоянного, диалектического процесса демократического реформирования общества и государства.
Вопрос эффективного управления в демократическом государстве вовсе не отменяется из-за чрезвычайной ситуации. «И все же, – говорится в той же статье, – необходимо предотвратить перманентное выхолащивание наших основных прав и свобод. Успешный менеджмент в условиях кризиса мог бы и в нашей стране усилить доверие к демократическому государству».[12]
Для либерализма, как и для глобализации, тоже требуется План «Б».
План «Б» для регионализма в Центральной Азии
Новый вызов для Центральной Азии?
Как быть Центральной Азии в контексте пандемии и пост-пандемии, когда, кажется, все запуталось и нам уже не до региональных дел? Как было сказано выше, не нужно делать скоропалительных и категоричных прогнозов о конце региональной интеграции в Центральной Азии. Наоборот, для стран региона пандемия – это не негативный вызов, а позитивный. Вспомним, что прогнозы и скептические утверждения о несостоятельности регионального объединения делались и раньше по разным причинам, но региональный процесс возобновился несмотря ни на что.
Региональный рынок уменьшит зависимость от китайской цепочки поставок, создавая свои внутрирегиональные звенья
Для недавно возобновившихся после десятилетнего перерыва Консультативных встреч руководителей государств Центральной Азии данная ситуация предоставляет дополнительные аргументы и шанс для усиления регионального сотрудничества. Какие это аргументы?
– Соглашаясь с Парагом Ханна, что после пандемии усилится актуальность регионализации, считаю целесообразным активизировать усилия в нашем регионе в функциональной сфере совместной подготовки и реагирования на кризисные ситуации, типа пандемии и других. Дело в том, что все до сих актуализированные и обоснованные идеи, концепции и проекты регионального объединения, приведшие к возобновлению в 2018 году региональной динамики, не должны быть стерты или отвергнуты из-за одной, пусть сложной, проблемы эпидемии. Напротив, с функциональной точки зрения, совместная кризисная политика стран региона может лишь укрепить остальные сферы сотрудничества.
– Оценивая ошибочность чрезмерной концентрации цепочек поставок из одной страны (Китая), многие международные компании, бизнес-структуры и государства задумываются диверсифицировать производственные цепочки, перемещая их либо в различные другие регионы, либо поближе к своим родным территориям. Это актуально и для Центральной Азии. Региональный рынок уменьшит зависимость от китайской цепочки поставок, создавая свои внутрирегиональные звенья, которые, как говорилось выше, взаимно дополнят органические цепочки идей и ценностей, характерные для нашего региона.
– Великие державы, по определению, имеют больший потенциал для борьбы с угрозами разного рода, в том числе с угрозой распространения болезней. Малые страны более уязвимы перед такими угрозами. Поэтому важно создавать совместные финансовые, технические, медицинские, кадровые, инфраструктурные, транспортные и иные региональные механизмы подготовки к чрезвычайным ситуациям. Малые дистанции между государствами Центральной Азии, историческая и культурная близость народов региона, единая природная среда и взаимодополняемые экономические и производственные отрасли – все это позволят сделать региональную систему подготовки и реагирования на чрезвычайные ситуации более дешевой и гармоничной.
– Страны нашего региона, несмотря на непосредственную близость к первому, так сказать, «очагу возгорания» эпидемии – Китаю – столкнулись с угрозой коронавируса, пришедшего в основном со вторичных источников возвратным путем из зараженной Европы и других регионов. Страны нашего региона имеют, возможно, наименьшую статистику заражений в мире, что тоже косвенно, но символично, выделяет их в международной системе. Причины этих относительно небольших масштабов распространения вируса будут еще исследованы. Но этот факт тоже сближает эти страны, у которых соответствующие показатели близки друг другу.
С учетом сложившей ситуации, думаю, третью Консультативную встречу руководителей центральноазиатских государств, если не удастся ее провести в Бишкеке, как было запланировано, то можно организовать в онлайн режиме. Это придало бы своеобразное новое измерение интеграционным процессам в Центральной Азии. В повестку дня этой встречи целесообразно включить проблему совместной борьбы с пандемией коронавируса и преодоления ее последствий, а также будущего сотрудничества в сфере подготовки к возможным подобным кризисным ситуациям.
Вместо заключения
Принцип ограничения свобод в периоды войн, природных катастроф или иных чрезвычайных ситуаций был принят во всех странах мира, в том числе демократических. И в силу этого он имеет временное применение. Поэтому нынешние прогнозы о возвращении автократий, жестких режимов, сильных государств и т.п. – это воображаемый жупел, вызванный всемирным режимом карантина.
Реформы в Узбекистане по своей сути носят либеральный характер и нет никаких оснований для их делиберализации, как нет никаких признаков деглобализации. Идея и идеология либерализма связаны с ценностями свободы и прав человека и в силу этого универсальны; их сила или слабость не связаны с какими-то мировыми катаклизмами. О необходимости децентрализации власти и управления в государственной системе у нас говорится постоянно и это признается на самом высоком уровне аж с 1990-х годов – безотносительно уроков пандемии! Сокращение функций государства, избираемость глав местных органов исполнительной власти, усиление институтов гражданского общества – разве все это и многое другое не свидетельствует об ослаблении тотального государства? Если наше государство провозгласило демократический путь развития, то смысл термина ‘сильного государства’ требует уточнения. Я считаю, оно должно быть сильным в плане обеспечения безопасности и конституционных гарантий свобод и прав граждан, но в то же время, не довлеющим над экономикой, общественными отношениями, прессой и другими СМИ. Следовательно, концепция государства как «ночного сторожа» с определенными модификациями и с учетом странового контекста вполне релевантна для Узбекистана.
В разгар, так сказать, всемирного карантина Министерство инвестиций и внешней торговли Узбекистана вынесло на обсуждение проект «Дорожной карты» по активизации взаимодействия с ВТО на 2020 год. Фактически начался этап ускорения вступления Узбекистана в ВТО.[13] Это, очевидно означает, что Узбекистан настроен как на продолжение глобализации, так и на дальнейшую либерализацию.
Вопрос – не в отказе от глобализации или либеральных ценностей и идей, что невозможно, а в модификации институтов глобализации и институтов либерализма (План «Б»). Можно согласиться с Филиппом Легрэном в следующем: «Тем, кто верит, что открытость народам и продуктам со всего мира является благом, придется обосновать это новыми и убедительными способами».[14]
Обращает на себя внимание парадокс: согласно теории, авторитарные режимы и т.н. сильное государство плохо работают в нормальных (некризисных) условиях, за что постоянно подвергаются критике со стороны либеральных демократических сил. Однако они хорошо мобилизуют свои и общественные силы и ресурсы в кризисных (ненормальных) ситуациях, чем восхищают сторонников т.н. сильного государства. Но есть и другой парадокс: ни либеральные режимы, ни авторитарные не могут ни предотвратить наступление кризисной ситуации, ни справиться с ней быстро и успешно, т.к. кризис по своей природе застает всех врасплох. Поэтому, наверное, проблему «демократия versus автократия» не следует решать в контексте кризисной ситуации. Дискуссии по этой проблеме, очевидно, продолжатся с прежней силой после завершения кризиса (пандемии).
В дни карантина парламент Узбекистана продемонстрировал странный активизм: было объявлено о создании рабочей группы по обсуждению вопроса о вступлении Узбекистана в Евразийский Экономический Союз (ЕАЭС). Пока непонятно, как эта рабочая группа собирается работать, но, как видим, пандемия не помешала работать в этом направлении. Наметилась тенденция к переходу от позиции членства к позиции статуса наблюдателя в ЕАЭС. Думается, этот активизм затуманивает перспективу своей региональной динамики в Центральной Азии. Справедливости ради, стоило бы создать рабочую группу по делам Центральной Азии.
