То, что началось как далекая респираторная инфекция в Китае, грозит изменением всей глобальной экономической архитектуры. Введение карантина в беспрецедентных масштабах и остановка потребления ставит трудный, почти неразрешимый вопрос о том, как поднять спрос в условиях карантина.
В отличие от мирового финансового кризиса 2008 года, снижение и субсидирование ставок, то есть помощь банкам и увеличение кредитования вряд ли поможет увеличить производство, если спрос остается низким. Предоставление денег людям не повысит спрос на рестораны, театры, обучение, спорт, гостиницы и путешествия. Скорее, помощь здесь нужна не сколько этим отраслям как частному бизнесу, столько индивидуально, как отдельным людям. Развитые страны, которые имеют достаточно возможностей в рамках своего бюджета, могут осуществить прямые выплаты населению для того, чтобы поддержать их доход на определенном уровне (как, например, было объявлено в США, хотя там выплата пока планируется разово) или как в Германии, где государство гарантирует выплату заработной платы как минимум на 60% всем сотрудникам, чьи рабочие места оказались под угрозой. Конечно, параллельно с этими мерами частному сектору все равно необходима отраслевая поддержка – льготные кредиты для поддержания своих сетей или, как в Германии, безвозмездные гранты. Идея такого стимулирования даже не стимулирование спроса само по себе, а просто социальная поддержка индивидуумов, помогающая оплатить вовремя аренду, коммунальные расходы, покупку еды и медикаментов на период продления карантина. То есть – возрождение старой утопической идеи о базовом универсальном доходе.
Обсуждение базового универсального дохода в последние годы активизировалось в связи с ростом неравенства и общим кризисом систем социального обеспечения в современных капиталистических странах. Универсальный базовый доход – это идея, где равные и безусловные выплаты населению помогают выровнять неравенство (с рождения, например) и сократить бедность. Базовый доход заменяет собой все остальные социальные программы, как пособия по безработице, различные субсидии и адресная помощь, параллельно сокращая расходы на администрирование всех этих программ (социальные работники, бюрократия, проверка). Философски универсальный базовый доход рассматривается как социальный дивиденд каждого гражданина от капитала, которым владеет общество совокупно. Гарантия дохода освобождает работников от беспокойства, связанного с «тиранией наемного рабства», и предоставляет людям возможность заниматься разными профессиями и развить неиспользованный потенциал для творчества, волонтерства, общественной деятельности, которая обычно не оплачивается или мало оплачивается. Универсальный базовый доход – это идея для посткапиталистического мира, где людям он просто необходим при критическом изменении систем производства, автоматизации труда и перенаправлении трудовых сил.
Основная проблема таких выплат заключается в том, что они слишком дорогостоящие и все еще неясно, как их может позволить государство на длительный период. Другая проблема – злоупотребление этими средствами – уже почти не упоминается, так как различными исследованиями утверждается, что выплаты могут иметь более позитивный эффект на обучении, здоровье, потреблении в целом и не ассоциируются со злоупотреблением, к примеру, алкоголем и табачными продуктами.
Во всех прогнозах по тому, как коронавирус изменит общественные системы, чаще всего упоминается проблема социального обеспечения в новом экономическом порядке. Как дело с этим обстоит в Центральной Азии?
При беглом взгляде на антикризисные стратегии стран региона очевидно, что проблема социального обеспечения в них обозначена менее выпукло. Казахстан и Узбекистан – это две страны, чьи программы самые значительные, больше озабочены состоянием частного сектора, предлагая налоговые каникулы (особенно, в Узбекистане, что показывает, как высока налоговая нагрузка на ряд отраслей), кредитные каникулы (в Казахстане) и льготные кредиты. Выплата прямых пособий при этом предлагается только социально уязвимым категориям (в Узбекистане – 120 тысяч малообеспеченных семей, в Казахстане около 100 долларов выплатят примерно 500 тыс. людей). Эффект от таких программ при более длительном карантине, скорее всего, будет менее значительным. По причине, указанной выше – предоставление кредитов и налоговых каникул не повысит спрос на рестораны, театры, обучение, спорт, гостиницы и путешествия. Все эти отрасли, занимающие большое количество людей с общими навыками и даже менее квалифицированными, не смогут генерировать никаких доходов, если глобальный карантин продлится в течение нескольких следующих месяцев. Эти рабочие места, скорее, следует считать безвозвратно потерянными, так как несмотря на радужные прогнозы о быстром экономическом восстановлении в 2021 году, быстро восстановить деятельность кафе или турфирмы будет намного труднее, если кафе или гостиница потеряет помещение, главные кадры и налаженную сеть клиентов и поставок.
Но сфокусироваться более адресно на тех, кто по-настоящему нуждается в помощи, в контексте постсоветской системы соцобеспечения будет трудно. В основном, из-за отсутствия достоверной информации о доходах населения и отсутствия индивидуального налогообложения. Если на учет по безработице встают единицы, то за соцпособиями обращаются иногда и люди, чьи неофициальные доходы выше указанного лимита (это быстро обнаружили в Казахстане, как только расширили охват адресной соцпомощи). В Узбекистане, Кыргызстане и Таджикистане много выездных трудовых мигрантов, которые иллюзорно снижают давление на социальное обеспечение (главным образом, пособия по безработице), но и не обеспечивают систему налогами, замыкая тем самым определенный порочный круг: где отсутствие отчислений делает внедрение социальной поддержки, а также обеспечение пенсий трудной задачей. То есть, в целом системы социальной поддержки в странах Центральной Азии остаются малоразвитыми и малоэффективными.
Иллюстративный, но отнюдь не успешный пример представляет собой Казахстан. Как указывает последний отчет АБР, если доля населения, живущего за национальной чертой бедности, в стране снизилась с 44,5% в 2002 году до 2,6% в 2016 году, то существенная девальвация валюты с 2015 года привела к снижению реальных доходов на 4,3% в течение последующих 3 лет. Достигнув своего пика в 14,6% в 2016 году, инфляция привела к сокращению сбережений и довела население, живущее за чертой бедности, до 4,3% в 2018 году. В 2019 году правительство Казахстана предложило обширную программу социальной помощи в 2019 году, увеличив охват получателей в несколько раз до 2,2 млн.человек. В том же году расходы на социальную помощь подскочили на 26,0%, превысив четверть государственного бюджета или 5,1% ВВП, что поставило под риск ее устойчивость в течение длительного времени. Сегодня Казахстан заявляет о еще большей поддержке населения (в том числе по политическим причинам), но вряд ли страна имеет так называемое фискальное пространство, необходимое для удовлетворения растущих социальных обязательств. В конце концов, более справедливая, но и более щедрая система социального обеспечения потребует от властей высоких доходов в бюджет (за счет налогообложения), увеличения заимствования и/или снижения расходов на другие статьи.
Казахстан уже заявил о том, что планирует привлечь 3 миллиарда долларов на внешних рынках капитала для финансирования дефицита бюджета в этом году. Бюджетный дефицит здесь может вырасти до 2,4 триллиона тенге (5,4 миллиарда долларов США), или 3,5% валового внутреннего продукта. В Узбекистане внешний долг также растет быстро после выпуска в 2019 году суверенных еврооблигаций на сумму 1,0 млрд. долл. США и дебюта корпоративных еврооблигаций. Чтобы сдержать быстрый рост внешнего долга, министерство финансов РУз ограничило внешние заимствования под государственные гарантии в 2020 году до 4,0 млрд долларов, а выплаты по внешним займам – до 1,5 млрд долларов. Тем не менее ожидается, что государственный внешний долг достигнет эквивалента 29,5% ВВП на конец 2020 года и 32,0% в 2021 году.
Другая потенциально эффективная мера, к которой уже давно прибегает Казахстан и недавно – Узбекистан – это перенаправление трудовых ресурсов из сферы услуг в сферу строительства и инфраструктуры. Согласно существующей Дорожной карте занятости, в Казахстане планирует привлечь еще больше людей в сферу строительства и ремонта основной инфраструктуры. Узбекистан также расширяет свою инфраструктурную программу. Один триллион сумов пойдет на строительство и ремонт дорог, еще 500 миллиардов сум предназначено для систем водоснабжения и канализации. Но сможет ли государство длительно обеспечивать спрос на такие рабочие места или даже, как скоро сможет оно активизировать эти программы, пока неясно.
В таких условиях снижение уровня жизни большей части населения стран региона кажется неизбежным. Положение работников неформального сектора, в том числе трудовых мигрантов, которые не имеют никаких гарантий, еще более плачевно. Очевидно, что системы социальной поддержки нуждаются в реформировании и реформы эти более широкие, затрагивающие другие социальные сферы, как образование и здравоохранение, а также проблемы трудовой экономики, миграции, налогообложения и общего неравенства. Социальная стабильность находится под угрозой по всему миру, и власти стран Центральной Азии не должны питать иллюзии относительно себя.
