Central Asia’s Force Majeure Fears: Impact of COVID-19 Outbreak on China’s Natural Gas Supply Demands, by Maximilian Hess (Central Asia Fellow in the Eurasia Program at the Foreign Policy Research Institute). March 16, 2020
(сокращенный перевод с англ.)
Вспышка COVID-19 привела к снижению спроса на природный газ со стороны Китая, который в последние годы только увеличивал свои энергетические закупки. В феврале 2020 года спрос на природный газ в Китае, по оценкам, упал на 17 процентов в годовом исчислении, что может оказать более продолжительное воздействие на мировой рынок газа. Особенно это касается стран Центральной Азии, которые совокупно обеспечивают около 17 процентов китайского природного газа. В 2019 году Китай импортировал 50 миллиардов кубометров из трех основных поставщиков региона – Туркменистана, Узбекистана и Казахстана. Если снижение спроса затянется, то может спровоцировать шок в экономиках Казахстана, Узбекистана и Туркменистана, которые снабжают Пекин миллиардами кубометров природного газа ежегодно. То, как Пекин будет относиться к своим поставщикам газа из Центральной Азии в течение следующих нескольких недель и месяцев, может показать его долгосрочную стратегию в регионе.
До сих пор спрос на газ в Китае в регионе принимался за что-то постоянное, учитывая бурный рост потребления газа в Китае за последние 15 лет. Общий объем импорта увеличился на 9,6 процента в 2019 году, и до вспышки COVID-19 рост спроса на природный газ в 2020 году прогнозировался China National Petroleum Corp (CNPC) на уровне 8,6 процента. Потребление в 2018 году было более чем в четыре раза выше уровня 2006 года.
Но вспышка коронавируса привела к сильному замедлению спроса на газ в Китае. 5 марта агентство Reuters сообщило, что PetroChina приостановила импорт природного газа, ссылаясь в договорах с поставщиками на форс-мажорные обстоятельства («пункт о стихийном бедствии»).
Влияние на страны Центральной Азии
Пекин и его партнеры из Центральной Азии никогда не раскрывали детали своих контрактов, заключенных на поставку природного газа, поэтому механизмы ценообразования остаются неясными. Тем не менее, растущий спрос Китая на энергию, возможно, привязал экономики региона к Пекину больше, чем что-то еще. Однако уровень зависимости государств Центральной Азии от китайского газа сильно варьируется.
Туркменистан, безусловно, больше всех зависит от Китая. Почти весь экспорт туркменского газа в настоящее время идет в Китай, что составляет около 30 млрд. кубометров в год. Этот газ поставляется преимущественно Туркменгазом, а также проектом Багтыярлык, оператором которого является китайская CNPC, единственная иностранная компания, разрабатывающая наземные месторождения в Туркменистане. Десять лет назад, когда была открыта первая ветка газопровода Китай-Центральная Азия, Ашхабад поставлял свой газ почти весь в Россию – около 50 млрд куб.м. в год. В 2010 году у двух стран произошел конфликт, и в 2019 году Ашхабад получил контракт на поставку всего 4 млрд куб.м. газа в Россию. Хотя Ашхабад отошел от России за последнее десятилетие, он по-прежнему считает Россию «стратегическим партнером». По некоторым данным, в прошлом году Туркменистан обратился в Москву за помощью в обеспечении безопасности границы с Афганистаном. Это делает туркменский баланс между Россией и Китаем весьма хрупким. Пекин и Москва являются союзниками, учитывая их часто совпадающие интересы в других частях мира, хотя время от времени они конкурируют в Центральной Азии. Поскольку экономическая зависимость Туркменистана от Китая близка к абсолютной, а крайне плохо управляемая экономика в последние годы уже находится на грани сбоя, Китай, скорее всего, отдаст приоритет этим поставкам.
Узбекистан менее уязвим. Страна поставляет в Китай всего лишь треть объема Туркменистана или 10 млрд куб.м., согласно данным в 2019 году. Маловероятно, что в среднесрочной перспективе Узбекистан увеличит поставки. Три линии вышеупомянутого трубопровода Китай-Центральная Азия работают на полную мощность с конца 2018 года. Между тем, китайско-узбекская торговля быстро расширяется в других секторах, таких как строительство, технология, энергетика и производство, а также нефтехимия. Это означает, что экономические отношения Узбекистана с Пекином более диверсифицированы, чем у Туркменистана, что потенциально ограничивает воздействие потенциального шока от падения спроса на газ в Китае. Замедление темпов роста в Китае может повлиять на инвестиции, которые быстро увеличились в результате открытия узбекской экономики, и Пекин является крупнейшим иностранным инвестором в страну. Но за ним следует Россия. Но при этом Узбекистан решил не претендовать на полноправное членство в Евразийском экономическом союзе, возглавляемом Россией (ЕАЭС), а всего лишь получить статус наблюдателя, что, скорее всего, расстроило Москву. Реформы Мирзиёева открыли рынок Узбекистана для более широкого круга партнеров, что несколько уменьшило зависимость Ташкента от его основных иностранных инвесторов. Для Пекина, возможно, импорт узбекского газа является несколько более затратным, чем импорт из Туркменистана. Со своей стороны, Узбекистан может предпочесть уделить приоритетное внимание аспекту прямых инвестиций.
То же самое касается и Казахстана, чья государственная трубопроводная компания «КазТрансГаз» (KTG) получила 6 марта форс-мажорную декларацию из Пекина. 11 марта министр энергетики Казахстана Нурлан Ногаев заявил, что поставки газа упали на 20–25 процентов «по просьбе Китая». Казахстан может быть особенно подвержен риску кризиса не только из-за падения продаж газа в Китай, но из-за снижения цены на нефть. У Казахстана относительно высокий уровень заложенной в бюджете стоимости нефти – 57 долларов за баррель. С падением цен на нефть тенге, казахстанская валюта, может ослабеть до уровней выше 400 тенге к доллару, чтобы смягчить воздействие сокращения экспорта. Если цены на нефть будут оставаться низкими в течение длительного периода, Казахстан может столкнуться с реальными трудностями.
В стране впервые за последние годы регулярно проходят молодежные протестные движения, участившиеся после управляемой государством передачи президентства от Нурсултана Назарбаева Касым-Жомарту Токаеву, с реальным сохранением власти у первого. Ослабление валюты может обострить эти настроения. В отличие от России, у которой есть ликвидные резервы и низкие долги, казахстанский фонд национального благосостояния Самрук-Казына является в большей степени холдинговой компанией для неликвидных активов, которые трудно быстро реализовать для устранения дефицита бюджета. Хотя Казахстан стал стержнем китайской инициативы «Пояс и путь», государственный долг относительно невелик, в том числе перед Китаем. Нынешний кризис может привести к тому, что Пекин увеличит свои кредиты стране, придерживаясь стратегии, более сходной с той, которую он проводит в Таджикистане и Кыргызстане.
Неопределенное будущее
Если экономический кризис, вызванный коронавирусом, затянется, то, как Китай уравновесит сокращения импорта природного газа из Центральной Азии, России и других источников, станет ключевым фактором для региона. Сокращение объемов поставок газа из Центральной Азии может означать для властей региона, что Пекин мало заботится об их экономическом благополучии. Экономический кризис также может протестировать отношения России и Китая – способны ли они стать долгосрочными союзниками в Центральной Азии или их позиции могут поляризоваться? Пока центральноазиатский газ для Пекина гораздо важнее российского газа. Трубопровод «Сила Сибири», основной совместный проект Китая и России, был запущен в эксплуатацию в декабре 2019 года; он должен был поставлять всего 5 млрд куб.м, а к 2025 году – до 38 млрд куб.м. Газета «Коммерсантъ» отмечает, что контракт «Газпром-КННК» на газопровод содержит пункт «бери или плати», то есть китайская сторона по итогам года должна отобрать не менее 85% от контрактного объема либо заплатить штраф. Если Пекин в дальнейшем прекратит импорт российского газа, Москва вполне может попытаться инициировать этот пункт. Однако, учитывая относительно небольшое количество газа, Москва может и воздержаться от этого, не подвергая риску обострения российско-китайские отношения.
Неясно, есть ли в контрактах Казахстана, Туркменистана и Узбекистана аналогичные условия, предусматривающую обязательную закупку. Но их вряд ли можно легко привести в действие, учитывая политический и экономический дисбаланс между тремя странами и Пекином. Туркменистан так и не получил компенсацию от «Газпрома» после того, как в 2010 году потребовал выплаты по принципу «бери или плати». Относительная геополитическая и экономическая слабость страны не оставила иного выбора, кроме как отказаться от претензии. Сегодня именно Пекин держит все карты, если такие разногласия вспыхнут между Китаем и его поставщиками природного газа. Центральноазиатские экспортеры газа могут только надеяться, что Пекин поставит двусторонние отношения выше импорта сжиженного природного газа (СПГ), поставки которого могут увеличиться, если кризис продолжится.
