Dominic Rubin, Russia’s Muslim Heartlands. London: Hurst & Company, 2018
Автор книги – британский философ и историк культуры, много лет проживший в России и свободно владеющий русским языком. Доминик Рубин является профессором философии в Национальном исследовательском университете “Высшая Школа Экономики” (ВШЭ), учебном заведении в Москве и в Санкт-Петербурге, созданном по образцу западных университетов. Преподавание в ВШЭ ведется на английском языке, многие профессора – западные экспатрианты. В некоторой степени Школа подобна университету Назарбаева в Казахстане.
Таким образом, автор знает оба мира – Запад и Россию. Это одновременно и преимущество, и недостаток, что сказывается на содержании книги. С одной стороны, Рубин смог уловить нюансы жизни людей постсоветского пространства. С другой стороны, сам факт того, что он все еще иностранец, по крайней мере, с культурной точки зрения, создает проблемы. Например, он углубляется в детали, которые хорошо известны потенциальным читателям из России, хотя трудно представить, что русскоязычная аудитория заинтересуется англоязычной книгой, рассказывающей о жизни мусульман на постсоветском пространстве, которую к тому же нелегко достать.
В то же время, западным читателям, особенно тем, кто располагает лишь общими знаниями о постсоветском пространстве, нелегко следовать логике повествования.
Проблемы книги
Начнем с того, что сама работа представляет поток событий, образов и бесед, зачастую не очень связанных друг с другом. В главах отсутствует структурное введение, знакомящее читателя с последующим повествованием в историческом, социальном, политическом или культурном контексте. Используемая терминология предполагает, что западный читатель с ней знаком; значение терминов и имен выдается как аксиома, как само собой разумеющееся. Однако это не так, и автор по большей части не утруждает себя их объяснением или дает им очень краткую характеристику.
Например, он упоминает Льва Гумилева и его теорию, забывая, что Гумилев практически неизвестен на Западе, и лишь недавно вышла посвященная ему книга на английском языке. Евразийство как учение также сравнительно мало известно за пределами России и должно быть раскрыто более детально для иностранного читателя.
То же самое можно сказать о художнике и философе Николае Рерихе. Это имя хорошо знают в России, хотя, возможно, в меньшей степени, чем Гумилева. Большую часть своей жизни Рерих провел на Западе, где приобрел известность как художник, философ и общественный деятель. Тем не менее, деятельность Рериха приходится на предвоенный период, и в настоящее время на Западе многие, даже очень образованные люди почти ничего о нем не знают. Эти упущения автора уменьшают ценность книги для широкой западной аудитории. Тем не менее, специалисты по постсоветскому пространству могут почерпнуть из этой работы полезную информацию.
Книга как источник знаний о русских мусульманах
Каждая из глав книги посвящена определенному региону СССР. Первые части посвящены московским мусульманам, как коренным москвичам, так и многочисленным новоприбывшим, в основном с Кавказа и из Средней Азии. Автор показывает, как распад Советского Союза вкупе с социально-политической и идеологической системой прошлого привели к идеологическо-культурной путанице в среде московских мусульман. Вторая большая глава посвящена Центральной Азии, в основном Узбекистану. Рубин посетил страну несколько лет назад во времена Каримова.
В самом начале своего правления Каримов хотел интегрировать ислам в идеологию нового независимого Узбекистана, однако ему это не удалось. Автор книги не объясняет причины этого, хотя объяснение напрашивается само собой. Дело в том, что ислам в независимом Узбекистане перерос в исламизм с его акцентом на революционном насилии, интернационализме и своеобразном исламском квазисоциализме. Эта идеология не вписывалась в националистическую идеологию каримовского Узбекистана, где основателем узбекского государства провозглашался никто иной как Тамерлан. В результате Узбекистан периода Каримова и ислам «не сошлись характерами», а местное население старалось не выказывать большого интереса к религии.
Автор книги приводит несколько примеров, демонстрирующих страх узбеков к какому-либо проявлению интереса к исламу. Одна из таких историй рассказывает о молодом человеке, который пытается скрыть сам факт того, что он посещал мусульманскую школу и изучал арабский язык. Даже прическа могла вызвать пристальное внимание властей. Длинная борода вызывала подозрение, что ее обладатель является правоверным мусульманином и даже возможно исламистом-радикалом. Поэтому те, кто хотят избежать конфликта с властями, брили бороду.
Как пишет Рубин, этот страх режима перед возможным исламистским бунтом хорошо видно на примере Андижана, где в 2005 году действительно произошло восстание, подавленное Каримовым с исключительной жестокостью. Рубин полагает, что вполне возможно, что 1500 человек были убиты. Страх Каримова перед повторением событий был столь силен, что облик города был перестроен, чтобы облегчить подавление возможных бунтов в будущем. Узкие улочки были превращены в широкие проспекты, чтобы облегчить движение полиции (стр. 88) и, имплицитно, армейских патрулей. Власти в Андижане были особенно внимательны к тому, как жители одеваются или стригутся. Как уже отмечалось, узбекские власти крайне негативно относились к бородачам, видя в бороде символ исламизма. В Андижане же страх перед бородой становится прямо таки гротескным. Даже бородатые иностранцы вполне европейской наружности вызывают подозрение местных властей и полиции, а посему друзья Рубина посоветовали ему сбрить бороду перед выездом в Андижан, что он и сделал в местной парикмахерской под удивленными взорами местных жителей.
Страх властей перед исламизмом превращает каримовский Узбекистан в настоящее полицейское государство, где практически все разговоры об исламе могут быть опасными. Рубин пишет о посещении одной узбекской семьи, где очень пожилая женщина рассказывала ему о местных исламских традициях, включая роль паранджи в одежде местных женщин. Женщина, может быть, потому, что была очень стара и уже ничего не боялась, или потому, что ей было приятно, что иностранец интересовался ее воспоминаниями, говорила много и с видимым удовольствием. Однако более молодые члены ее семьи не разделяли ее энтузиазма и после сорока минут беседы прервали ее и объяснили причину их недовольства: «я боюсь за своих детей» (стр. 93), – сказал один из присутствовавших родственников.
Следующая глава посвящена Татарстану. Рубин достаточно детально описывает жизнь татар и их отношение к исламу. Ему интересны как те татары, живущие в Москве, так и проживающие в самом Татарстане. Рубин отмечает, что у части татар ислам не является центральным в мироощущении. Ислам важен для них лишь постольку, поскольку представляет часть национального наследия. При этом национальное самосознание может доминировать даже для не знающих языка татар. Для других, однако, ислам является более важным, чем даже национальная принадлежность.
Рубин приводит интересный пример жителя Москвы, татарина по имени Асхат, который придерживается религиозного синкретизма. В самом начале своих духовных поисков он обращается в протестантизм, что не мешает ему посещать мечеть. Ко времени встречи с Рубиным он исповедует «нео-индуизм», а его сын, исповедовавший православие, решает обратиться в ислам. Космополитичный синкретизм еще яснее виден на примере некой Карины, башкиро-татарских кровей. Интересуясь Востоком, она решается изучать арабский в Англии. Затем выходит замуж за палестинца, живет некоторое время в Израиле, а затем переселяется с мужем в Стамбул, где продолжает поддерживать контакты с Россией и татарскими родственниками.
Путешествуя из одной части бывшего Советского Союза в другую, Рубин ищет «умеренных» мусульман, тех, кто успешно интегрируются в современное общество и не поддаются искушениям исламизма. Казань, столица Татарстана, и является, с точки зрения Рубина, местом, где таких людей можно легко найти (с. 109), местом симбиоза или, во всяком случае, мирного сосуществования различных культур, религий и национальностей. В центре Казани стоит памятник Гумилеву как символ соединения в этом городе азиатского Востока и европейского Запада. Татары, которых Рубин встречает в Татарстане, сторонники симбиоза с Россией и русскими. Хотя русская историография, как и в прошлом, так и в настоящем, исходит из теории о «татаро-монгольском иге», многие татары, как отмечает Рубин, не могут согласиться с такой трактовкой прошлого. Для них прародиной является вовсе не Золотая Орда, обломок империи Чингисхана, но Волжская Булгария, древнетюркское государство, которое было такой же жертвой монгол, как и русские княжества.
Другие главы книги посвящены Чечне. Автор приводит краткую, но полезную для неспециалиста, новейшую историю взаимоотношений Чечни и, в частности, клана Кадырова с Москвой, в результате которого Чеченская республика превращается из врага Кремля в его верного союзника. Рубин отмечает здесь своеобразные и противоречивые отношения между Рамзаном Кадыровым, российским государством и чеченским населением. Он представляет Кадырова как изощренного политика, умело спекулирующего на кремлевском страхе перед новой войной на Северном Кавказе.
Из повествования следует, что Чечня получила огромную сумму денег из Москвы, что позволило Кадырову распределить средства среди своих протеже и лояльно настроенных лиц, таким образом почти институционализируя коррупцию. Такой подход сработал, и многие бывшие борцы «за правое дело» охотно пошли на заключение сделки с Кадыровым и имплицитно с Москвой, и, похоже, потеряли интерес к борьбе за независимость. Отношения Кадырова с побежденными или почти побежденными исламистами также противоречивы и уходя корнями в прошлое.
Рубин не согласен с теми, кто предполагает, что исламизм является недавним явлением, указывая на то, что специфический исламский интернационализм имеет долгую историю. Он ссылается на наследие имама Шамиля, исламского лидера, который возглавлял народы Кавказа в длительной борьбе против Российской империи в XIX веке. Рубин указывает, что в состав армии Шамиля входили люди различного этнического происхождения, которых объединяла, в основном, исламская вера и борьба с Российской империей. Современные исламисты, в том числе создавшие исламистский “Кавказский эмират”, не только своеобразным образом интерпретировали марксистский лозунг “Пролетарии всех стран, соединяйтесь!”, но и вдохновлены многовековыми традициями. По словам Рубина, отношения Кадырова с исламистами нельзя рассматривать в одной плоскости. С одной стороны, Кадыров продолжает борьбу с исламистами, даже теми, кто даже не представляет ему прямую угрозу. В то же время, как предполагает Рубин, Кадыров явно заигрывал как с исламистами, так и с чеченскими националистами, и может с легкостью натравить и тех, и других против Москвы в случае чрезмерного давления или явной попытки Москвы снять его с занимаемого поста президента.
Наиболее интересна последняя часть книги. Она посвящена ведущим – или, по крайней мере, самым экзотичным мусульманским интеллектуалам России. Например, Рубин описал свою беседу с Сергеем Маркусом, человеком с еврейской кровью, который, после долгих исканий, обратился в ислам, видя в нем путеводную звезду, ведущую к спасению и его, и весь окружающий мир. Еще интереснее интервью Рубина с покойным Гейдаром Джемалем, наиболее изощренным и “политически некорректным” исламским интеллектуалом России, а также идеологом революционного исламизма. Обширное интервью Рубина с Джемалем дает возможность заглянуть в сознание русских и, в некотором роде, глобальных исламистов.
Подводя итог, можно сказать, что работа Рубина не предоставляет собой научный труд с анализом исламской уммы на постсоветском пространстве. Отсутствие структуры и объяснений важнейших терминов явно затруднит чтение книги западными читателями, обладающими лишь наиболее общими знаниями об исламе и постсоветских реалиях. Справедливости ради надо сказать, что в конце книги автор включил глоссарий некоторых терминов. Однако он, скорее всего, не слишком поможет читателю, не обладающему достаточными знаниями о произошедших событиях. Тем не менее, некоторые разделы повествования достаточно информативны и содержательны, что делает эту работу полезной для специалистов по постсоветским исследованиям.
