Photo: BROKER/REX/Shutterstock (4148563a)
В короткой истории независимости стран Центральной Азии большие кризисы уже наблюдались: в 1997-98 году кризис в странах Азии и России и глобальный финансовый кризис 2007-08 гг. Сюда можно добавить девальвационный кризис в 2014-15 годах, когда обвал российского рубля в декабре 2014 года спровоцировал кризис доверия валют в странах Центральной Азии. Вполне вероятно, что сегодня мы наблюдаем еще один большой кризис, в который входят все любимые центральноазиатские компоненты: Китай и Россия, нефть и геополитика.
Развитие ситуации
В понедельник 9 марта мировые цены на нефть снизилась более чем на 30% – цена на нефть марки Brent с 50 долларов в феврале упало до 32,6 доллара – в результате отказа России сокращать добычу в рамках переговоров стран ОПЕК+ и начале ценового конфликта с Саудовской Аравией. Ситуация быстро обросла различного рода объяснениями такого поведения Москвы, где на первый план вышла геополитика: Россия с последних кризисов вынесла важные уроки и смогла выработать определенный резерв/иммунитет к нефтяным шокам. Теперь она готова к испытаниям самой себя как «ненефтяной экономики» или, по крайней мере, если менее пафосно, то может выдержать 6-10 лет в условиях низких цен на нефть, благодаря накопленному нефтяному фонду и некоторым успехам в импортозамещении.
Понятно, что и без демарша России цены на нефть, скорее, пошли бы вниз из-за сокращения спроса и потребления со стороны крупнейшего потребителя – Китая, а также общего давления на глобальную отрасль перевозок и передвижений. Но вдруг выявленная стратегия России стать ненефтяной страной поставила такой же вопрос перед странами Центральной Азии – готовы ли они к таким же трансформациям?
А сама Россия готова?
Российские власти уверенно заявляют о своей готовности к такому развитию событий. Министр энергетики России Александр Новак заявил, что российская нефтяная отрасль останется конкурентоспособной при любом прогнозируемом уровне цен и сохранит долю на рынке. По состоянию на 1 марта 2020 года объем ликвидных средств российского Фонда национального благосостояния (ФНБ) и средств на счете по учету дополнительных нефтегазовых доходов составил более 10,1 трлн рублей (150,1 млрд долларов США) или 9,2% ВВП. «Указанных средств достаточно для покрытия выпадающих доходов от падения цен на нефть до 25-30 долларов США за баррель на протяжении (цены 2017 года) 6-10 лет (с учетом поступлений в рамках действия механизма демпфера)» – отмечается в сообщении российского минфина.
Понятно, что это достаточно упрощенное видение будущего. Продолжительные низкие цены на нефть приводят к разрушению многих связей в экономике: например, сильно страдает сектор услуг, который всегда окружает прибыльную нефтяную отрасль, от строительства и транспорта до сектора обслуживающего малого бизнеса. Ослабление местной валюты в виду падения экспорта и нехватки иностранной валюты приводит к снижению цен на активы и в том числе на недвижимость, усиливая давление на банки и снижая инвестиционную привлекательность. Удорожание импорта – даже если страна смогла достичь какого-то уровня импортозамещения – ударит по расходам населения, например, на электронику, иностранные поездки и импортные лекарства. В общем, низкие цены на нефть имеют негативный эффект домино в любой экономике, где нефть является основным экспортным товаром, и уровень жизни населения не станет от этого лучше, как бы ни надеялись на позитив власти России.
Но с другой стороны, в результате коронавируса и неслыханного вызванного им эффекта на перемещения людей и их глобальные связи, Россия может ожидать большей регионализации вокруг себя. Успехов в импортозамещении, например, ей удалось достичь благодаря санкциям, протекционизму и соседним рынкам Евразийского экономического союза. Со слабым рублем и накопленными резервами Россия может еще больше стимулировать усиление/возрождение кооперации с бывшими советскими республиками. Правда, тем таких экономических успехов достичь не удалось.
Из окраины СССР в центр Евразии и обратно?
Сделав ставку на свое центральное место на континенте, страны Центральной Азии являются более глобалистскими, чем Россия. Но теперь все эти компоненты обернулись своей негативной стороной.
Возьмем, к примеру туризм. В последние годы Кыргызстан и Узбекистан делали ставку на развитие туризма как одну из прибыльных отраслей. И эта задача во многом реализовывалась. Так, число иностранных туристов в 2018 году в Узбекистане выросло на 88%, по сравнению с 2017 годом. Более того, власти ставили цель в 2021-2025 гг. увеличить долю индустрии туризма в ВВП страны до 5%. По данным за 2017 г. доля туризма в ВВП составляла 2,3%. Но на днях из-за коронавируса Госкомитет Узбекистана по развитию туризма выпустил постановление о введении карантинного режима для туристов, прибывающих практически со всех стран мира, хотя попозже поправили и сделали ограничения только для наиболее затронутых стран. Таджикские власти 3 марта тоже одним махом ограничили въезд для граждан 35 стран из-за коронавируса, и также позднее его поправили.
Еще хуже будет Туркменистану, чей основной экспорт – природный газ – идет в единственную страну, Китай. Китай уже сокращает объемы закупаемого газа из других источников и, хотя с Ашгабадом у него действует долгосрочное соглашение, здесь могу сыграть роль форсмажорные обстоятельства. В самом Туркменистане уже давно существует нехватка иностранной валюты и дорожает импорт. Как нынешнее падение цен на углеводороды отразится в этой стране, даже трудно представить.
Казахстан, несмотря на накопленные резервы, не смог подготовить себя к кризису, как Россия. В прошлом году президенту Токаеву пришлось выделить дополнительные средства из Национального Фонда (всего поддержка бюджета Нацфондом составила около 8 млрд долл) на финансирование обещанного им повышения социального обеспечения для малоимущих и других категорий населения, протестовавших после президентских выборов. Если Казахстану придется пересматривать свою бюджет с учетом хотя бы 20-процентного сокращения доходной части, то властям придется опять залезть в заветную копилку и тогда поддержка бюджета Нацфондом может вырасти до 10 млрд долл. Это для 60-миллиардного Нацфонда будет критическим – то есть, он полностью может быть израсходован за 6 лет, так и не дождавшись 2030 года, когда, по обещаниям Елбасы, страна должна реализовать все свои стратегические цели.
Новая регионализация
Хотя Китай и стал главным экономическим партером стран Центральной Азии, Россия довольно близко дышит ему в затылок. При некотором падении торговли Центральной Азии и Китая Россия может выйти на первое место, что скорее всего и произойдёт. Часть китайского импорта может быть замещена российскими товарами. Две страны Центральной Азии стоят на пороге ЕАЭС. Таджикистан более 5 лет прорабатывает вопрос о вступлении и может ускориться, так как Ташкент уже на днях принял решение получить статус наблюдателя при ЕАЭС. Это значит, что кооперация экономик стран региона и России будет только расти, хотя и по старому сценарию, где вряд ли можно ожидать большой индустриализации в регионе или роста прямых инвестиций со стороны российских компаний. Напротив, при расширении ЕАЭС может стать еще более протекционистким и закрытым и аргументы этому кажутся рациональными, ведь протекционизм растет во всем мире.
Но и рынок ЕАЭС не сможет заменить России остальной мир. Какое негативное влияние окажет на российскую экономику и бизнес снижение темпов роста Китая – вопрос не менее важный, чем вопрос о низких ценах на нефть. Все-таки за последние годы «большая Евразия» стала теснее друг с другом и разомкнуть эти объятия через более дифференцированную регионализацию будет трудной задачей.
В целом, странам Центральной Азии необходимо готовить новые антикризисные программы и вновь тестировать разные сценарии при разных ценах на нефть, курсе рубля и доллара. Этот кризис явно поменяет многое и страны Центральной Азии могли бы извлечь из него пользу, если бы стали создавать свою собственную промышленную кооперацию и диверсифицировать экономики сообща. К сожалению, развитие стран в основном сосредоточено вовне – внешняя торговля, транспорт, туризм. Как извлечь уроки из прошлых кризисов и обратиться ко внутреннему потребителю – этого пока в Центральной Азии, в отличие от России, не знают.
