Фото: HECTOR RETAMAL/AFP/Getty Images
С наступлением коронавируса выявилась важность непредсказуемых факторов в мировой политике даже для стран, претендующих на роль глобальной державы. Десятилетиями выстраиваемый имидж Китая и продвигаемая им инициатива «Пояса и Пути» оказались под угрозой. В этих условиях Китай вынужден принимать меры по реанимации своего образа. Здесь он может сделать ставку на продвижение образа государства-спасителя, а не как источника проблем – пандемий и опасных вирусов.
Такая деятельность уже началась. Как пишет Foreign Policy, «усилия, предпринимаемые правительством, чтобы показать, что деловая активность в Китае возобновляется, привели к сюрреалистическим ситуациям: некоторые местные чиновники приказывают фабрикам включать машины, чтобы создать впечатление, что процесс производства продолжается; другие предоставляют фиктивные данные чиновникам высшего уровня. Такое «искажение» является частью китайской системы, о которой центральное правительство хорошо осведомлено, но с которой трудно бороться».
Эта китайская система ярко проявила свои хорошие и плохие характеристики в последние месяцы. Что станет с ней и имиджем Китая в целом после коронавируса? Поменяется ли отношение китайцев к миру и мира – к китайцам? Эти вопросы в интервью CAAN обсуждает докторант Университета Пенсильвании Никита Кузьмин.
С появлением и распространением коронавируса Китай находится под давлением – распространение фейковых новостей, расизм, обвинения Китая в манипуляциях с информацией, медицинским обслуживанием и т. д. Расскажите, как рассматривают эту угрозу в самом Китае, в местных медиа?
Следует понимать, что интернет и СМИ в Китае находятся под жесткой цензурой со стороны правительства и партии Китая. Существует так называемая «Great Chinese Firewall» – китайская стена в интернете, которая не позволяет пользоваться китайцам такими сервисами, как Facebook, Google, и получать доступ к некоторым статьям в Википедии. Однако существуют VPN программы, которые помогают обойти ограничения. Интересно, что в последние две недели отмечаются проблемы с работой VPN. Это говорит о том, что в Китае население сейчас активно заинтересовано в том, чтобы узнать альтернативную информацию о ситуации, которая может отличаться от той, которую подают официальные власти Поднебесной.
То есть мы видим такой рост интереса к объективной информации, но при этом специалисты по кибербезопасности Китая активно работают над тем, чтобы ненужная информация не попадала во внутреннее пространство Китая. Что касается негативных оценок работы правительства по противодействию правительства распространению коронавирусу, я бы не сказал, что это активно освещается. В феврале 2020 года были лишены аккредитации три журналиста The Wall Street Journal из-за материалов, где содержится критика действий Китая. Китайские СМИ очень болезненно относятся к любым нападкам западных журналистов и телеведущих, обвиняя их в двойных стандартах и предвзятости.
По информации моих коллег, которые сейчас находятся в Китае и не могут покинуть его территорию, во время апогея распространения коронавируса в самом Китае, китайские СМИ подвергали некой героизации тех специалистов (врачей и мед. сестер), которые борются с коронавирусом. К примеру, была новость в китайских СМИ, что группа врачей, переброшенных в Ухань, из чувства солидарности обрила свои волосы в поддержку пациентов, заболевших вирусом, а также в качестве способа дополнительной профилактики способов передачи коронавируса (в том числе, для того, чтобы было легче надевать медицинское снаряжение). В то же время появилась и другая информация о том, что врачей власти буквально заставили это сделать для пропаганды.
Какую роль выполняют медиа в мягкой силе Китая? Можно ли говорить, что в международных медиа Поднебесная так и не смогла улучшить свой имидж и эффективно реализовать soft power?
Медиа в Китае достаточно разнообразные, но все они государственные. Если, к примеру, говорить о китайском канале CCTV4 на китайском или CCTV9 на английском, которые транслируются за рубежом, то там в основном контент фокусируется на программах культурно-просветительского характера с целью продвижения как раз soft power. На мой взгляд, они не несут открытую пропагандистскую направленность, учитывая, что у Китая отсутствует конкретная идея, которую он хотел бы привнести в мир. У Китая на данном этапе нет цели раскручивать какую-либо идею во внешний мир, в отличие, например, от раннего этапа советского периода, когда СССР стремился развивать идею о мировой революции. Если у США есть идея демократизации мирового сообщества, то у Китая подобной идеи на данном этапе нет.
В последние годы появился тренд на усиление пропагандистской нагрузки, однако, он направлена для внутреннего потребления.
Но почему Китай не транслирует идеи на международном уровне: в силу того, что идей просто нет, либо Китай не видит в этом необходимости на фоне своей самодостаточности? Или же они не знают, какие механизмы и способы лучше применять для эффективного продвижения тех или иных идей?
Я считаю, что скорее ближе второй вариант. Если мониторить международную активность Китая в Совете Безопасности ООН, то Пекин в основном занимает нейтральную позицию, по большинству вопросов – он воздерживается. На мой взгляд, Китай не видит необходимости нести идею во внешний мир, но при этом Китай четко и последовательно отстаивает свои национальные интересы по вопросам Тайваня, Тибета, СУАР. Хотя опять же насколько Пекин эффективно отстаивает эти моменты – это уже другой вопрос. Поэтому, если говорить о soft power, то Китай скорее нацелен на то, чтобы расширить аудиторию людей, информированных и знающих китайскую культуру, традиции и ценности, но в этом нет какой-либо очевидной идеологической подоплеки.
Китай скорее нацелен на то, чтобы расширить аудиторию людей, информированных и знающих китайскую культуру, традиции и ценности, но в этом нет какой-либо очевидной идеологической подоплеки
Здесь можно рассказать интересную вещь. Когда я был в Китае летом 2019 года, я заметил, что транспаранты, несущие в себе некий идеологический месседж, дублируются на двух языках – на китайском и английском, хотя они направлены на внутреннюю аудиторию. Тринадцать китайских традиционных ценностей: патриотизм, уважение к старшим и так далее, – они все дублируются на английском языке. Поэтому я пришел к такому выводу, что у китайцев наблюдается некий тренд на использование и применение фраз на английском языке, что-то вроде дани моде и престижности, которая одновременно показывает стремление быть признанными также на Западе.
В чем, на Ваш взгляд, проявляется мягкая сила Поднебесной?
Нужно рассматривать все эти процессы в динамике. В первой декаде XXI в примерно до 2014 года был тренд большей открытости миру – летняя олимпиада была в Пекине от 2008 года, всемирная выставка EXPO в Шанхае прошла в 2010 году, Нобелевская премия была присуждена китайскому писателю Мо Яню в 2011 году. А в 2022 году планируется зимняя олимпиада в Китае. Такие мероприятия также способствуют тому, что Китай продвигает свои интересы. То есть Китай стремится и становится более привлекательным и дружелюбным для иностранцев с целью развития туризма, инфраструктуры и бизнеса: сайты и надписи дублированы на английском языке. В 2018 году, по некоторым данным, около 30 млн. иностранных туристов посетили Китай: 4 млн. из Южной Кореи, по 2,5 мл. из России, США, Японии.
Уже после 2014 года происходит сближение позиций России и Китая, и даже появляется концепция «поворота на Восток», которая отчасти реализовалась. Хотя, это все может быть эфемерным, поскольку после возникновения ситуации с коронавирусом в России очень сильно и резко изменилось отношение к Китаю в негативную сторону, если судить по комментариям и материалам в интернете и социальных сетях. На этом фоне можно привести пример Таиланда, где пишут транспаранты и слоганы в духе «Китай, мы с тобой», «Китай, держись». Это может быть продиктовано поддержкой Китая, но может быть и стремлением расположить Пекин к себе. Но реакции в России, в других странах-партнерах Китая – отличаются.
Можно ли говорить о том, что изучение китайского языка, истории и культуры во всем мире растет?
Здесь все неоднозначно, а скорее в зависимости от страны. Существует Канцелярия государственной руководящей группы по распространению китайского языка за рубежом “Ханьбань”, ее офис находится в Пекине, которая занимается вопросами координации в том числе институтов Конфуция, организацией экзамена на знание китайского языка HSK, конкурсами, предоставлением стипендий.
Институты Конфуция в основном продвигают китайский язык и ассоциируются с культурно-просветительскими центрами. Для сравнения, например, в Германии существует институт Гете, в Испании – институт Сервантеса, что доказывает, что такие структуры не являются исключительно китайскими. Сейчас в мире насчитывается 541 институт Конфуция, однако их распределение и отношение к ним в разных странах неравномерное и отличается.
Согласно данным официального сайта Ханьбань, в России насчитывается 19 институтов Конфуция, в США – 81, в Казахстане – 5, в Кыргызстане – 4, в Таджикистане – 2. Но вопрос того, насколько эффективно они занимаются продвижением мягкой силы Китая все еще актуален. Как я отметил, основа институтов Конфуция – это изучение китайского языка вкупе с дополнительными курсами по китайской культуре, каллиграфии, чайному искусству и живописи на платной основе.
Как правило, у институтов Конфуция есть местный институт-партнер, а также китайский партнер. Какую же роль играет китайское присутствие в них? Ответ на этот вопрос опять-таки зависит от страны. По моим наблюдениям, в Москве одним из самых известных является институт Конфуция при Российском Государственном Гуманитарном Университете (РГГУ), где по паритету есть и китайский, и местный директора (в том числе смешанный преподавательский институт). Возглавляет его крупный российский ученый, китаист, педагог и лингвист Ивченко Тарас Викторович, поэтому директор с российской стороны играет большую роль в определении политики этого института Конфуция. В Германии, к примеру, есть Институт Конфуция Гейдельбергского университета, где работают и немецкие, и китайские сотрудники, но там большую роль играют китайские преподаватели. Местные немецкие специалисты больше привлечены в деятельность, не связанную с преподаванием. В США, несмотря на наличие большого количества институтов Конфуция, американцы более настороженно к ним относятся. Отчасти в силу того, что американцы не хотят, чтоб китайцы диктовали им свои условия, поэтому не все университеты желают базировать у себя институты Конфуция. То есть, как мы видим, система институтов Конфуция унифицирована, но на местах они могут отличаться.
Касательно изучения китайского языка, я могу сказать, что рост интереса к нему – это уже тренд. Отношение к китайскому языку различное. Например, в России есть интерес и спрос на изучение китайского языка, однако, этот интерес продиктован, как правило, экономической составляющей. С сожалением приходится признать, что немногие студенты начали изучать китайский язык из интереса к культуре и истории страны, но подавляющее большинство учат китайский с целью зарабатывания денег в будущем.
Подавляющее большинство учат китайский с целью зарабатывания денег в будущем
При выстраивании бизнес-связей между Россией, странами Центральной Азии и Китаем возникает необходимость в специалистах, которые могли бы говорить на китайском языке, с учетом того, что россияне и центральноазиаты пока еще не в подавляющем большинстве владеют английским языком. В настоящее время, на мой взгляд, люди, владеющие китайским языком, а также какой-либо специальностью, более востребованы, чем просто специалисты-лингвисты китайского языка. Тогда как при выстраивании контактов Китая с крупными компаниями из западных стран, коммуникации выстраиваются намного эффективнее с учетом того, что с обеих сторон специалисты, как правило, владеют английским языком. Поэтому в Западной Европе и США спрос на изучение китайского языка отличается от такового в России.
Какие программы культурно-просветительского характера нацелены на выстраивание позитивного имиджа Китая?
Хотелось бы привести в пример мероприятие под названием «Мост китайского языка» (汉语桥) или «Chinese Bridge», конкурс на знание китайского языка, который проводит Ханьбань в связке с Институтами Конфуция ежегодно с 2002 года, главным образом, для иностранных школьников и студентов, изучающих китайский язык и культуру. Помимо знаний о китайском языке, культуре, истории, номинанты должны также продемонстрировать артистические таланты в виде чтения стихов на китайском, игры на китайских инструментах, выступлений в стиле Пекинской оперы и тому подобное.
Этот конкурс представляет собой уникальную возможность наладить связи с китаистами из других стран, побывать в других городах Китая за счет Институтов Конфуция, а также в случае выигрыша получить возможность финансовой поддержки для учебы в Китае. Помимо этого, Китай продвигает свою литературу в других странах. К примеру, работы современного китайского писателя, лауреата Нобелевской премии по литературе (2012 г.) Мо Яня активно переводятся на английский, русский, немецкий языки. Чеховский театральный фестиваль ежегодно знакомит москвичей с китайским театральным искусством, приглашая различные китайские театры.
Верят ли китайцы в глобализацию? Некоторые исследователи считают, что ситуация с коронавирусом может ограничить и затормозить глобализацию.
Ситуация с коронавирусом, на мой взгляд, показала то, насколько быстро в условиях глобализации вирус из Уханя распространился и внедрился в различные страны и мигрировал в другие континенты.
Я думаю, что у китайцев скорее двоякое отношение к глобализации. С одной стороны, китайцам, по сравнению даже с русскими, сложнее адаптироваться или интегрироваться в других странах. К примеру, китайцы предпочитают питаться в китайских ресторанах. ABC (American Born Chinese) – это китайцы, которые родились и выросли в Америке, в совершенстве говорят на английском языке, но достаточно «закрыты» в своих ABC сообществах. Возможно, внутренняя идея о превосходстве белой расы все еще смущает китайцев, в силу чего они нацелены на сохранение собственной идентичности. Но одновременно они готовы продемонстрировать то, что у них есть, чем поделиться с миром.
С другой стороны, можно утверждать, что китайцы не боятся глобализации, так как в истории Китай на культурно-цивилизационном уровне всегда побеждал, даже в те периоды, когда некитайские народности получали власть. В итоге народности частично ассимилировались и принимали китайскую культуру. К примеру, правители династии Цин (1644 – 1911), которые являлись этническими маньчжурами, свободно говорили на китайском языке и переняли много китайских обычаев. Китайцы скорее извлекут новые возможности из глобализации, к примеру технологические наработки и опыт из Европы и США, но не потеряют свою идентичность и культуру.
