Древнегреческий философ и основатель античного скептицизма, Пиррон из Элиды участвовал в походе Александра Македонского в Центральную Азию и Индию во время греческого вторжения и завоевания Персидской империи в 334–324 до н.э. Там Пиррон познакомился с ранними буддийскими учениями. В своей книге, изданной в 2015 году издательством Принстонского университета, “GREEK BUDDHA Pyrrho’s Encounter with Early Buddhism in Central Asia – Греческий Будда. Встреча Пиррона с ранним буддизмом в Центральной Азии” Кристофер Беквит, профессор Индианского университета и автор книги об империях Центральной Азии, показывает, как основы пирронского скептицизма, оказавшего значительное влияние на западную философскую мысль, сформировались в Гандхаре, царстве, занимавшем территорию Центральной Азии и северо-западной Индии. В частности, Беквит демонстрирует, как учение Пиррона тесно согласуется с учением Будды Шакьямуни, «скифского мудреца».
Беквит утверждает, что Будда был не только скифом из Центральной Азии, но и что впервые буддийское учение было записано в тексте, приписываемом Пиррону. Книга делает и другие смелые предположения: по-новому интерпретируя биографию Будды, относя его рождение в область Гандхары, и рассматривая его учения как выдвинутые в противоположность иранским религиям, то есть зороастризму, а не индуизму. Кроме того, Брексвит также вносит другие более специфические аргументы в исследования буддизма, которым посвящена большая часть его книги. Например, он считает, что ранние буддисты не были монахами, живущими в вихарах и практиковавшими виньяю как сангху; что упанишадский брахманизм моложе буддизма и находился под его влиянием; что джайнизм зародился спустя столетия после буддизма; что греческие истории раннего буддизма – если таковые имеются – более надежны, чем индийские источники, потому что последние были написаны столетия спустя; что царь Ашока не высек все свои знаменитые надписи на скалах и столбах, но некоторые из них происходят от Деванашприя Приядарши, который является не кем иным, как отцом Ашоки. Кроме того, Бексвит предполагает, что имя основателя даосизма в Китае, Лао-цзы, было еще одним обозначением Будды. Многие из этих аргументов основаны на существенном различии между ранним буддизмом и более поздним, «нормативным» буддизмом, но все предлагаемые в книге идеи основаны на глубоких знаниях различных традиций, истории региона, а также различных языков.
Здесь мы приводим сокращенный перевод пролога книги, в котором автор приводит общий контекст того, как все смешалось в Центральной Азии, и что на что повлияло.
Скифская философия. Пиррон, Персидская империя и Индия
В восьмом веке до нашей эры скифские воины, преследовавшие киммерийцев, дошли до южной части степей и до Ближнего Востока в районе северного Ирана. Одержав победу над киммерийцами в 630-х годах, они в процессе завоевали могущественное государство Мидию, своих иранских этнолингвистических родственников. Будучи союзниками ассирийцев, скифы кочевали по всему Леванту вплоть до Египта. Когда они были побеждены мидянами в 585 г. до н.э., они отступили на север и обосновались в северокавказской степи и в понтийской степи к северу от Черного моря. Со своими родственными племенами они построили огромную империю, простирающуюся от Центральной Евразии до Китая, включая большую часть урбанизированной Центральной Азии, и развили активную торговлю, на доходах от которой процветали.
Таким образом, скифы и другие племена Северного Ирана доминировали в Центральной Евразии во время, как их южные родственники, мидяне и персы, образовали обширную империю на территории западного Ирана и Ирака. Хотя скифы страдали от усиливавшегося внутреннего раздробления и захвата персами процветающей и густонаселенной восточной ветви Центральной Азии: Бактрии, Согдианы и др., они со своими другими северо-ираноязычными родственными племенами, включая саков, продолжали доминировать на большей части Центральной Евразии в течение многих веков.
На юге пророк Заратуштра «преобразовал» традиционную религию мидян, маздаизм. Это происходило, очевидно, во времена Кира Великого, который был наполовину мидянином и наполовину персом. Хотя скифы так и не приняли зороастризм, они интересовались религией и философией. Мы знаем не одного, а двух великих скифских философов, и оба еще многому нас могут научить.
Скиф Анахарсис
Анахарсис был братом Кадуиды, царя скифов. Он говорил по-гречески, так как его мать была гречанкой. В сорок седьмую Олимпиаду (592–589 гг. до н.э.), в эпоху Солона, он отправился в Грецию и прославился своими проницательными, содержательными замечаниями и мудрыми высказываниями. Из очень кратких цитат, которые, как полагают, восходят к самому Анахарсису, многие состоят из наблюдений за противоположным характером того или иного культурного элемента среди греков по сравнению с тем же элементом среди скифов. Например, «он заметил, что ему интересно, почему среди греков спорят эксперты, но принимают решения не эксперты». Греки регулярно цитировали это и другие содержательные высказывания Анахарсиса, которые не походили ни на одного из других известных авторов, греческих или иностранных, в древнегреческой литературе. Хотя он считался скифом, он нравился грекам, и считался одним из семи древних мудрецов в греческой философии.
Секст Эмпирик в своем труде «Против логики» цитирует неизвестную работу, приписываемую Анахарсису, по проблеме критерия:
Кто может что-то верно судить? Обычный человек или опытный человек? Вряд ли обычный человек способен на это, потому что он несовершенен в своем знании об особенностях навыков. Слепому не понять работу зрения, а глухому – слуха. У несведущего человека нет острого взгляда к пониманию того, что было достигнуто с помощью навыков… Но может ли судить о чем-то опытный человек? Ведь опять же невероятно, так как кто-то может судить о человеке с теми же навыками, что и он сам, но никто не способен судить кого-то с другими навыками; потому что знаком с собственными навыками, но если дело касается другого навыка, то он приравнивается к обычному человеку…Даже тот, кто пытается судить человека с теми же навыками, какие имеет он сам, сталкивается с тем, что он и судящий, и судимый, заслуживающий доверия и ненадежный. Поскольку другой человек преследует те же цели, что и судимый, он может быть ненадежным, так как его тоже судят. Невозможно быть и судящим, и судимым, заслуживающим доверия и ненадежным; поэтому нет никого, кто мог бы судить. Поэтому ничто не является критерием.
Основное внимание в этом тексте уделяется проблеме критерия, которая, как признано, не существовала в греческой философии до Пиррона. И хотя очевидно, что этот текст не может быть подлинной работой Анахарсиса, он смоделирован непосредственно на приведенной выше краткой, подлинной цитате самого Анахарсиса на ту же тему – проблему суждения или решения – и других подлинных цитат, похожих по своей природе. Аргумент также поразительно близок ко второй части аргумента о проблеме критерия в даосской книге притч «Чжуан-цзы». Точно так же, как в подлинном высказывании Анахарсиса и в аргументе, приписываемом ему Секстом Эмпириком, китайский аргумент касается способности решить, кто из двух противоборствующих людей прав:
Положим, мы затеяли с тобой спор, и ты победил меня, а я не смог переспорить тебя, значит ли это, что ты и в самом деле прав, а я на самом деле не прав? А если я победил тебя, а ты не смог переспорить меня, значит ли это, что прав именно я, а ты не прав? Обязательно ли кто-то из нас должен быть прав, а кто-то не прав? Или мы можем быть оба правы и оба не правы? И если мы сами не можем решить, кто из нас прав, а кто нет, то другие люди тем более не сделают этого за нас. Кто же рассудит нас? Если придет кто-нибудь, кто согласится с тобой, то как ему рассудить нас? А если кто-то третий будет согласен со мной, то и ему не удастся нас рассудить. Если же, наконец, позвать того, кто не согласен ни со мной, ни с тобой, то такой человек тем более не поможет нам установить истину. А если позвать того, кто согласится со мной и с тобой, то мы опять-таки не доберемся до истины. Выходит, ни я, ни ты, ни кто-либо другой не можем установить общую для всех истину (“Чжуан-цзы”, глава 2, перевод В. В. Малявина).
Первая часть аргумента структурирована как тетралемма.
Объяснением сходства этих двух отрывков вполне может быть то, что такой аргумент был распространен среди скифов. Многие скифы тогда жили в Афинах, где некоторые даже служили в охранительных отрядах города. Как скифская история или история восточных скифов – саков – она могла быть передана китайцам и попасть в книгу “Чжуан-цзы”, которая полна историй и аргументов подобного характера.
Гаутама Будда, Скифский Мудрец
Даты биографии Гаутамы Будды не записаны ни в одном достоверном историческом источнике, и традиционные даты рассчитываются исходя из разных неправдоподобных генеалогий, округляя такие числа, как сотня. Имя “Гаутама”, очевидно, впервые указывается в “Чжуан-цзы”, китайской книге конца четвертого-начала третьего веков до нашей эры. Эпитет Шакамуни (позже санскритизированный как Шакьямуни), «Мудрец скифов («саков»)», не встречается в подлинных надписях маурьев или в Палийском каноне, собрании священных буддийских текстов на языке па́ли, содержащих Учение Будды и элементы его биографии (хотя отмечается, что люди, чтившие палийскую традицию, систематически вычеркивали ссылки на различные идеи и практики, против которых они возражали, особенно вещи, которые считаются неиндийскими). Впервые эпитет Шакамуни встречается в текстах на гандхари, которые датируются первыми веками нашей эры. Таким образом, можно утверждать, что эпитет мог применяться к Будде во время Шака – сакской или “индоскифской” династии, которая господствовала на северо-западе Индии примерно в первом веке до нашей эры и продолжалась в начале нашей эры в качестве сатрапов или «вассалов» под кушанами, и причиной тому была сильная поддержка буддизма со стороны саков, индопарфян и кушанов.
Тем не менее, следует отметить, что Будда является единственным индийским святым до раннего Нового времени, у которого есть эпитет, явно идентифицирующий его как не индийца, а иностранца. Для индийского святого было бы странным иметь иностранный эпитет, если он не был на самом деле иностранцем. Более того, скифы-саки хорошо засвидетельствованы в греческих и персидских исторических источниках еще до традиционного пришествия Будды, поэтому, по-видимому, этот эпитет должен был быть применен к нему уже в самой Центральной Азии или в ее восточном расширении до Индии – восточной Гандхаре. Существуют также очень веские аргументы, в том числе основные «доктринальные», указывающие на то, что у буддизма были фундаментальные иностранные связи с самого начала. В любом случае определенно, что Будда был идентифицирован как Шакамуни ~ Шакьямуни «Мудрец скифов» во всех разновидностях буддизма от начала буддийской традиции до настоящего времени, и многое из того, что считается известным о нем можно отождествить конкретно с скифами (о том, что Шакьямуни следует идентифицировать со скифами, говорил известный американский индолог и санскритолог, профессор санскрита в Гарвардском университете Майкл Витцель в 2010 году – прим. переводчика).
У нас также нет конкретных доказательств того, что Будде предшествовали другие странствующие аскеты. Скифы же были кочевниками (от греческого νομάδες “странники в поисках пастбищных угодий”), которые жили в суровой степи, и, таким образом, можно предположить, что сам Гаутама ввел странствующий аскетизм в Индию, так же, как скифы ранее изобрели степной кочевой образ жизни.
Так или иначе, учения Будды были беспрецедентны главным образом потому, что выступали против новых иностранных идей – ранних зороастрийских идей о хорошей и плохой карме, возрождении на небесах (для тех, кто был хорошим в мирской жизни), противопоставлении абсолютной истины и лжи и т. д., которые ранее были неизвестны в «самой Индии». Он делал это, потому что сам был иностранцем, и люди на самом деле понимали и принимали это, называя его поэтому Шакамуни.
Будда, должно быть, жил после введения зороастризма в 519/518 гг. до н.э., когда Ахеменидский царь Дарий I вторгся и завоевал несколько государств Центральной Азии, а затем продолжал войны на востоке, где покорил Гандхару и Синд, которые были индоязычными, примерно в 517/516 гг. до н.э. В процессе укрепления своего владычества над новыми территориями он оставлял для управления ими подчиненных феодалов, или сатрапов, а также гарнизоны своей армии. Дарий мог завоевать большую часть Центральной Азии, в том числе Бактрию и Арахосию, а также земли саков-тигрохаудов, скифов, носивших остроконечные шапки, чей царь, Скунха, был захвачен персами и остался в истории, будучи запечатленным на барельефе Бехистунской надписи.
С тех пор скифы составляли костяк имперской армии вместе с мидянами и персами, так что некоторые из солдат в индийской кампании должны были быть скифами, то есть саками. Геродот дает описание одежды и экипировки центральноазиатских и индийских войск, перечисляя их по народностям, в том числе, называя бактрийцев, саков («то есть скифов»), индийцев (индоев), ариан (правильнее – гареи, соседи бактриан), парфян, хорезмийцев, согдийцев и гандхарцев.
Гандхара стала важной частью империи. Ее регулярно включали в списки провинций с начала царствования Дария до конца империи вместе с Бактрией, Арахосией, саками и другими соседними царствами. В Таксиле наместничал персидский сатрап, и официальные лица империи часто путешествовали между персидской столицей и той или иной провинцией в Индии, что подтверждается в таблицах, найденным в Персеполе, в которых подробно описываются выплаты в натуральной форме путешественникам. Кроме того, «индийцы», один из двадцати финансовых районов Персидской империи, записанных Геродотом, уплачивали, безусловно, самую большую сумму в качестве «дани». Влияние Ахеменидов в Гандхаре было сильным и продолжительным.
Завоевание Дария принесло народам новую религию персов, реформированный маздаизм или ранний зороастризм, монотеистическую веру в Бога-Творца Ахура Мазду и идеи абсолютной Истины (Аша, Avestan aša, древнеперсидская арта), противопоставленной «Лжи» (Друдж), искупление добрых и злых дел, то есть «кармы», что определяло, будет ли человек вознагражден «перерождением» на небесах. Все эти идеи можно найти в Гатах, самой старой части Авесты, авторство которой приписывают самому Заратуштре, а также все это открыто и неоднократно встречается в древнеперсидских царских надписях. По существу такие же идеи встречаются в главных надписях муарьев в третьем столетие до н.э. в Индии. Традиционно считается, что Будда переосмыслил существующие индийские идеи, найденные в дрвенеиндийских трактатах Упанишадах, но Упанишады не могут быть датированы более ранним периодом, чем Будда. Так же как нельзя ожидать, что ранний буддизм будет похож на нормативный буддизм более половины тысячелетием или более позже, так и нельзя ожидать, что ранний брахманизм будет похож на поздний брахманизм (не говоря уже об индуизме). «Заратуштра был… первым, кто учил учению о … Небесах и Аде, будущем воскресении тела … и вечной жизни для воссоединенной души и тела» (Boyce, Mary 1979. Zoroastrians: Their Religious Beliefs and Practices. London: Routledge & Kegan Paul), и ранний зороастризм была верой доминировавшего народа Персидской империи. И ранний буддизм, и ранний брахманизм являются прямым результатом внедрения зороастризма в восточную Гандхару Дарием I. Ранний буддизм возник в результате отказа Будды от основных принципов раннего зороастризма, в то время как ранний брахманизм представляет принятие этих принципов. Со временем буддизм будет принимать больше и больше отвергнутых принципов.
Ранний буддизм возник в результате отказа Будды от основных принципов раннего зороастризма, в то время как ранний брахманизм представляет принятие этих принципов. Со временем буддизм будет принимать больше и больше отвергнутых принципов.
Дарий также способствовал созданию совершенно нового письма – древнеперсидской клинописной письменности, которая частично смоделирована на арамейской письменности, одного из основных видов административного письма Персидской империи, а также он внедрил практику возведения монументальных надписей. Великая Бехистунская надпись на скале Багастана повторяет вновь и вновь слова Дария о том, как он достиг всего с помощью Ахуры Мазды, «Владыки мудрости». Он настаивает, что все, что он сделал, было Истиной, а не Ложью, и неоднократно говорит, что те, кто противился ему, “солгали”. ‘Ложь заставила их бунтовать и обманывать людей, они были “последователями лжи”, и так далее. Поразительное повторение этой литании по всей надписи впечатляет. Любой, кто знаком с этими основными зороастрийскими концепциями, не может утверждать, что Дарий не был ранним зороастрийцем. Он не мог быть никем другим.
Но эти «абсолютистские» или «перфекционистские» идеи решительно отвергаются Буддой в его самых ранних подтвержденных учениях. Будда развивал свое учение в первую очередь (а может быть и вообще) не против брахманизма, но против раннего зороастризма. По самому раннему хронологическом сценарию Будда, должно быть, жил до посещения региона двумя самыми известными и зафиксированными греческими путешественниками конца четвертого века, Пирроном из Элиды, который находился в Бактрии, Гандхаре и Синде с 330 по 325 г. до н.э. с Александром Великим и изучил там раннюю форму буддизма, а два десятилетия спустя регион посетил посол Мегасфен, который путешествовал из Александрии в Арахосии (ныне Кандагар) в Гандхару и Магадху в 305–304 гг. до н.э. и записал свои наблюдения об индийских верованиях, в том числе раннем буддизме и раннем брахманизме, в своем труде “Индика”.
Слово бодхи «просветление», буквально «пробуждение», впервые встречается в Восьмом каменном эдикте, высеченным правителем Маурьев Девананприя (272–261 до н.э.), рассказывающем, что на десятом году после своей коронации царь отправился в Санбодхи – теперь известный как Бодхгайя (расположен примерно в пятидесяти милях к югу от Патны (древняя Паналипутра) – где, согласно традиции, Будда достиг просветления под Деревом Бодхи. Правитель говорит, что после этого визита он стал проповедовать Дхарму по всей своей империи. Таким образом, надпись может относиться только к принятию правителем формы Ранней Буддийской Дхармы – а не более знакомого нормативного буддизма, который фиксируется несколько веков спустя. Надпись также устанавливает, что почитание Будды существовало к этому времени в Бодхгайе, в Магадхе.
Даты покорения Дарием Гандхары и Синда (около 517 г. до н.э.) и конец четвертого века, ознаменованный походом Александра (330–325 до н.э.) вместе с философом Пирроном, за которым два десятилетия спустя последовал Мегасфен, – это хронологические границы, заключающие в себе карьеру просветления и смерти Гаутамы Будды. Можно еще сузить это до некоторой степени.
Шок, последовавший от внедрения новых, чуждых религиозных идей в традиционно неперсидскую, незороастрийскую среду Центральной Азии, восточную Гандхару и Синд, должно быть, произошел довольно скоро после завоевания Дария и установления его сатрапий, когда сатрапы, скорее, повсеместно персы, исповедовавшие зороастризм, требовали от местного населения обслуживать своих священников. Это ставит наиболее вероятное время для периода аскетизма Будды и его “просветления” в течение первых пятидесяти лет персидского владычества, ок. 515 до ок. 465 г. до н.э., а его смерть еще через сорок лет или около того, следуя сомнительному утверждению о том, что он жил восемьдесят лет, что датирует его смерть ок. 425 г. до н.э. Эта хронология также оставляет достаточно времени для распространения раннего буддизма из Магадхи (регион, где находится Санбодхи, или Бодхгайя) – предполагая, что именно там впервые проповедовал Будда – с северо-запада на запад Гандхары, Бактрию и далее, а имя Гаутама и некоторые его идеи и практики дошли до Китая и стали там популярными не позже, чем 278 г. до н.э. (если опираться на свидетельства Годяньских рукописей). Такой представленный здесь хронологический сценарий объясняет поразительную чуждость буддизма в самой Индии, его раннее зарождение в Гандхаре и Бактрии, и проблемы с утверждением, что Будда был родом из Магадхи.
Не только дата рождения Будды очень приблизительна, но и его конкретная родина также неизвестна. Несмотря на широко распространенное мнение о том, что он выходец из Лумбини, современный Непал, все доказательства весьма поздние и неправдоподобные от начала до конца. На это указывали некоторые надписи, высеченные, как предполагалось, царем маурьев Ашокой, но позже выяснилось, что эти надписи относятся к гораздо позднему времени (возможно, даже современному). Есть причины расположить период обучения Будды – большую часть его жизни, согласно традиционным источникам, где-то на север Индии, в регион, страдавший от муссонов. Муссонами может объясняться развитие временного сезонного жилища Будды в арамы, специально приспособленные для буддистских монахов. То есть, если арамы были необходимы, то были необходимы и муссоны, и ранний буддизм должен был развиваться в зоне муссонной области ранней Индии. Но это могло быть почти в любом месте от верховья реки Инда на западе, включая древнюю восточную Гандхару – до устьев Ганги на востоке.
Конечно, фактический ранний буддизм (то есть, предварительный нормативный буддизм) не исчез совсем в более поздние времена, и составляет значительный элемент в учениях и практиках, разделяемых большинством последователей нормативного буддизма и, следовательно, большинством буддийских школ или сект, известных с сакско-кушанского периода вплоть до современности. Однако, если Будда умер задолго до 325 до 304 г. до н.э., периода появления самых ранних убедительных доказательств существования буддизма или элементов буддизма, и только через три века появятся первые гандхарские тексты и Палийский канон (оба относятся к сакско-кушанскому периоду и считающиеся проявлениями раннего буддизма), это доказывает, что в период между ними существовал и развивался фактический ранний буддизм.
Путешествие Пиррона в Гандхару и назад
Примерно в 334 году до н.э. Пиррон из Элиды (ок. 355 – ок. 265 до н.э.) встретился с Александром Великим и присоединился к военной кампании македонского завоевателя. Пиррон был художником и был – или, скорее, стал в поездке – учеником философа и музыканта Анаксарха (убит около 320 г. до н.э). Самому Александру было всего двадцать шесть лет, когда он покинул Персию, чтобы вторгнуться на Восток, и большинство его спутников были такими же молодыми людьми, способными пережить трудности кампании. Пиррону возможно на тот момент было около двадцати лет. К концу 330 г. до н.э. Александр и его последователи достигли Капиня, княжества в современном восточно-центральном Афганистане. После проведения кампании в Центральной Азии, включая завоевание Бактрии, Согдианы и западной Гандхары, они пересекли Гиндукуш в восточную часть Гандхары, самый юго-восточный угол Центральной Азии и северо-западную часть Индии. Они провели там более двух лет – с весны 327 до осени 325 – перед тем, как отправиться по суше и по морю, чтобы вернуться на Ближний Восток. Во время своих путешествий Пиррон и его учитель Анаксарх встретились с «философскими и религиозными практиками» Ирана и индийской философии.
Диоген Лаэртский упоминает, что встреча Пиррона с иранскими и индийскими философами привела его к развитию его «самой благородной философии». Вернувшись в Грецию, Пиррон учил этике, в частности, причинам возникновения pathē «страсти, страдания» и пути к apatheia «без страсти, страдания» и, таким образом, достижения атараксии «невозмутимости, спокойствия». Его новый образ мышления и жизни сфокусирован на логической точке зрения, что наша мысль круговая и несовершенная и поэтому не может сказать нам ничего абсолютного об этических вопросах. Поэтому он настоятельно призывает нас не иметь никаких взглядов и не иметь склонностей к каким-либо интерпретациям или суждениям на этические темы. Если мы пойдем по этому пути, говорит его ученик Тимон, мы в конечном итоге достигнем apatheia «бесстрастия», а затем атараксии «невозмутимости, спокойствия». Пиррон практиковал свои учения до конца своей долгой жизни. В Элиде жители настолько уважали Пиррона, что избрали его — скептика — верховным жрецом и воздвигли ему бронзовую статую. Также Диоген Лаэртский упоминает, что «ради него постановили всех философов освободить от податей».
Узнал ли Пирон что-нибудь в Центральной Азии и Индии?
Большинство классицистов утверждали, что мысль Пиррона полностью греческая по происхождению, за исключением нескольких очень незначительных деталей, которые он мог бы уловить в Индии. Тем не менее, при ближайшем рассмотрении древних свидетельств о Пирроне и Тимоне и других современных источниках о ранних греческих контактах с «философами» Центральной Азии и Индии выясняется, что существует слишком много исключений. Самое главное, что никто не смог связать мысль Пиррона как систему с какой-либо другой европейской традицией. Если бы его индийская «философия» была в основном греческой, то трудно объяснить, почему его современники так удивлялись его учениям и практикам, в то же время выражая восхищение его невероятными, беспрецедентными этическими достижениями. Тем не менее, эти и другие попытки объяснить ранний пирронизм – и отвергнуть любую связь с буддизмом – основаны на фундаментальном недопонимании учений Пиррона и, особенно, учений Будды, засвидетельствованных в раннем буддизме в конце четвертого века до н.э., в отличие от поздней, традиционной, наполненной фантазиями картины, которую слишком многие продолжают считать «ранним» буддизмом.
Специалист по греческой философии Ричард Бетт показал, что ключевая отличительная черта мысли Пиррона заключается в том, что отсутствие «взглядов» и выбор «не принимать решения» ведет к цели невозмутимости, мира. Он говорит, что среди греческих мыслителей оно принадлежит только Пиррону и только пирронианцам. Бетт, как и большинство других ученых, не связывает философскую религиозную программу Пиррона с Индией. Тем не менее, он приходит к выводу, что Пиррон является уникальным в греческой мысли, говоря, что отсутствие взглядов и отсутствие решений приводит к спокойствию. Эта «нить, наиболее последовательно пронизывающая всю историю пирронизма», является «точкой, которая отличает пирронианцев от всех других греческих философов». Если другие, «которые принимают цель атараксии или некоторой формы спокойствия, как правило, стремятся к достижению этой цели, чтобы понять суть вещей посредством кропотливого исследования, то «пирронианцы отрекаются от любых попыток такого понимания». Идея о том, что отсутствие взглядов ведет к невозмутимости, является хорошо известной идеей раннего буддизма.
Бетт также предполагает, что индийское происхождение лучше всего проявляется в том, как Пиррон практиковал некое подобие йоги. Фактически, это была именно ранняя форма йоги, где необходимо было оставаться неподвижным в течение длительного времени и терпеть боль, как очень хорошо описано в историях Александра, в свидетельствах о Пирроне и в рассказах Мегасфена. Диоген Лаэртский и многие современные ученые считают, что Пиррон ввел в европейскую философию проблему критерия, хотя они и не говорят, что это задача была привезена из Индии.
Ни один специалист не смог убедительно и систематически доказать истоки раннего пирронизма в греческой мысли, и никто не предложил взглянуть на персов, халдеев, египтян или китайцев, среди многих других возможных отдаленных альтернатив. Тем не менее, некоторые ученые приняли к сведению собственные замечания древних греков. Ссылаясь на некоторые характерные черты позднего пирронизма, они предположили, что индийское путешествие Пиррона действительно повлияло на его мысль, как говорит Диоген Лаэртский, основываясь на записях о жизни и мысли Пиррона, которые он цитирует. Небольшое количество статей, опубликованных за последние полтора столетия, обсуждают эту проблему, в основном сравнивая поздний пирронизм Секста Эмпирика с поздней буддийской системой Мадхьямика, которая, как считается, восходит к легендарному мудрецу Нагарджуне (традиционно датируется примерно вторым веком н.э.). Только в недавней монографии Адриана Кузьминского представлено систематическое сравнение позднего пирронизма и буддизма Мадхьямика. Самые ранние источники о раннем пирронизме и раннем буддизме тщательно изучаются, в том числе в некоторых случаях определяют, что означает «ранний». Они показывают, что тесная параллель между ранним пирронизмом и ранним (преднормативным) буддизмом системна и мотивирована одной и той же внутренней логикой. Таким образом, путешествие Пиррона в Центральную Азию и Индию с войском Александра имело длительное воздействие на историю философии.
Философия Пиррона на самом деле оставалась неизвестной в Европе более тысячелетия из-за ее неприятия католической церковью. Интерес к Пиррону возник в эпоху Возрождения и, возможно, достиг зенита в работах шотландского философа Дэвида Юма во времена Просвещения. Юм переработал «Проблему критерия» как «Проблему индукции» и утверждал, что он «пирронианец».
Greek Buddha: Pyrrho’s Encounter with Early Buddhism in Central Asia by
