“Социальные перемены в Центральной Азии?” – спрашивают или утверждают авторы Пол Стронски и Рассел Занка в своей статье для Фонда Карнеги.
Читать – Societal Change Afoot in Central Asia, PAUL STRONSKI, RUSSELL ZANCA
Они считают, что молодое поколение граждан Центральной Азии все более требовательно по отношению к своим правительствам, но власти продолжают цепляться за свой быстро разваливающийся статус-кво.
Перевод с англ.
Центральная Азия переживает драматические преобразования. Правительства региона сталкиваются с кризисами легитимности, а старых лидеров заменяют малоизвестные и непроверенные претенденты. Под тяжестью растущих социально-экономических проблем рушатся социальные контракты, в рамках которых граждане жертвовали своими политическими свободами в обмен на улучшение экономических условий и стабильности. Спустя почти тридцать лет после распада Советского Союза государства Центральной Азии все еще с трудом предоставляют своим гражданам такие базовые услуги, как предметы первой необходимости, чистую воду и качественное здравоохранение, и не справляются с реализацией сложных программ социального обеспечения, реагирования на стихийные бедствия и систем управления чрезвычайными ситуациями, которые могут улучшить или даже спасти жизни. Укоренившиеся клептократии, которые десятилетиями поддерживали постсоветские региональные режимы, оказались неспособны удовлетворить растущие потребности быстро увеличивающегося населения. Равнодушное отношение к гражданам и целенаправленные усилия по подавлению инакомыслия увеличивают разрыв между правительствами и населением. В результате появляется и растет массовая общественная активность.
Ни одна страна в Центральной Азии не добилась больших демократических достижений, как того ждали многие на Западе после распада Советского Союза, но тем не менее, в регионе происходят перемены.
Несмотря на сильную авторитарную власть , центральноазиатские общества постепенно становятся более плюралистичными. Новые голоса – националистические, исламистские, дружественные к Западу и просто недовольные – звучат все громче, поскольку жители Центральной Азии требуют от правительство большей ответственности в управлении. Большинство людей не призывают к полной демократии. Вместо этого они хотят, чтобы правящие режимы придерживались своих обещаний обеспечить лучшее будущее. Удивленные растущей социальной активностью, режимы в Центральной Азии кажутся парализованными. Вместо того, чтобы рассматривать своих протестующих граждан в качестве партнеров, правительства региона видят в них потенциальные угрозы. По мере того, как происходят эти социальные, политические и экономические изменения, можно выделить шесть важных тенденций.
Молодежный всплеск
Воспоминания о советской эпохе по мере взросления постсоветского поколения уходят в небытие. В регионе происходит быстрый рост населения. Наиболее значительный рост наблюдается в Таджикистане и Узбекистане, но растут и другие страны Центральной Азии, за исключением Казахстана, где рост населения остается на прежнем уровне. По состоянию на 2018 год общая численность населения Центральной Азии составляет около 72 миллионов человек – чистый прирост составил около 16 миллионов человек с 2000 года. Согласно одной из оценок, численность населения региона к 2050 году достигнет 95 миллионов.
Люди Центральной Азии довольно молоды. Почти треть всего населения региона моложе пятнадцати лет. Только от 3 до 7 процентов населения в каждой стране старше шестидесяти пяти лет.
Средний возраст в Центральной Азии составляет чуть менее двадцати семи лет.
И правительства региона, судя по всему, не могут удовлетворить потребности этого растущего населения. Их экономические системы, в том числе в более богатом Казахстане, не создают рабочих мест, необходимых для трудоустройства всех молодых людей, готовых примкнуть к рабочей силе.
Стихийный национализм
Представители молодого поколения гораздо менее расположены мириться с существующим положением, они также менее дружелюбны по отношению к России и меньше доверяют элитам советской эпохи, чем их родители. Это создает проблему для правительств региона, которые по-прежнему укомплектованы лидерами, придерживающимися мышления и привычек советского стиля. В течение многих лет эти лидеры обещали светлое будущее и часто поддерживали националистические нарративы о скором процветании. За эти невыполненные обещания и нереализованную националистическую риторику правительства сегодня вынуждены нести ответственность.
Например, Кыргызстан, который назвал себя в 1990-х годах будущей Швейцарией Центральной Азии, в надежде на то, что он станет столь же богатой демократией с красивыми горными пейзажами. Пейзажи на месте, но страна не может преодолеть нестабильность и бедность. Этническое насилие в городе Ош в 2010 году оставило глубокие шрамы в стране и все еще говорит о нестабильности, особенно когда политические лидеры готовы использовать этнические или социальные различия в целях укрепления собственной власти. По оценкам Азиатского банка развития, около 26 процентов кыргызстанцев живут за чертой бедности. Зависимость страны от денежных переводов, отправляемых из-за границы, делает ее небольшую экономику уязвимой для внешних потрясений. Как и другие центральноазиатские соседи, Кыргызстан борется с безудержной коррупцией и административной непрозрачностью, что препятствует диверсификации иностранных инвестиций. В результате страна все больше зависит от китайских инвестиций и щедрости, что периодически вызывает всплески националистического гнева из-за огромного влияния Пекина.
В Казахстане бывший президент Нурсултан Назарбаев похвально стремится к сохранению стабильности многонациональной страны и превращению ее в страну с уровнем доходов выше среднего. Но эти мотивы выглядят все менее правдоподобно, поскольку экономические проблемы нарастают, и страна становится явно этнически казахской. Правительство пытается наверстать упущенное и стать во главе трендов, призывая к повышению роли казахских «ценностей, культуры и языка» в общественной жизни. Казахский этнонационализм был причиной принятия долгосрочного решения правительства в 2017 году перевести алфавит казахского языка с кириллицы на латинский к 2025 году. Рост националистических настроений также, вероятно, способствует продолжающемуся оттоку этнических русских, которые бегут и из-за невеселых экономических перспектив страны.
Тесные отношения казахстанского правительства с Россией и его экономические связи с Китаем вызывают беспокойство среди многих казахских националистов, растущей группы, которая считает действующие элиты пережитками советской эпохи. После 2014 года многие казахи стали выражать опасения по поводу возможного захвата Россией земель в северных областях Казахстана по крымскому сценарию, в то время как предложенная правительством инициатива по земельной реформе вызвала бурные националистические, антикитайские акции протеста в 2016 году. Протестующие высказали опасения, что реформа приведет к массовой продаже земли китайским фирмам и посягательству на казахстанский суверенитет. Националистические слои населения были очень заметны в общественных акциях протеста в 2019 году, в том числе, когда недавно назначенный президент Касым-Жомарт Токаев совершил поездку в Китай в сентябре 2019 года.
Многогранная проблема миграции
Многие жители Центральной Азии колесят по миру в поисках работы и образовательных возможностей. Большинство экономик региона зависят от денежных переводов, отправляемых рабочими-мигрантами, прежде всего из России, а также из Казахстана. Узбекистан получает самую большую сумму денежных переводов ежегодно. Пятая часть узбекской рабочей силы зарабатывает на жизнь за границей, и, согласно данным центрального банка страны, в прошлом году было в страну было перечислено около 5,1 миллиарда долларов. Между тем, денежные переводы в Кыргызстан и Таджикистан играют критическую роль в снижении уровня бедности на местном уровне.
И все же проблемы в российской и казахстанской экономиках вынуждают жителей Центральной Азии искать экономические возможности в других местах, включая Европу, Турцию, страны Персидского залива и Южную Корею. Перспективные молодые студенты по всему миру стремятся обучиться за границей в таких странах, как Китай, Европа, Япония, Россия и США. Стипендия в иностранном университете или аспирантуре часто рассматривается как билет в будущее за рубежом. Следовательно, выездная миграция как элит, так и работающего бедного класса истощает резерв Центральной Азии, состоящий из некоторых самых амбициозных, предприимчивых и талантливых граждан.
Миграция в Центральной Азии усугубила социальные проблемы региона. Внутренние мигранты наводняют быстро растущие города Центральной Азии. Эти вновь прибывшие городские жители часто живут в плохих условиях на окраинах городов, что создает нагрузку на существующую городскую инфраструктуру. Приток населения создает напряженность в отношениях между коренными городскими жителями и вновь прибывшими, которых часто обвиняют в росте преступности. Районы за пределами крупных городов испытывают противоположную проблему. Трудовая миграция депопулирует большие участки сельской местности в Центральной Азии, оставляя в сельской местности только пожилых людей и детей. Влияние такой трудовой миграции на женщин, оставленных их мужьями, было хорошо задокументировано в Таджикистане.
Однако бедственное положение оставшихся молодых и пожилых людей изучается меньше. Некоторых детей оставляют жить с дальними родственниками или бабушками и дедушками, которым самим живется несладко. Государственные органы социального обеспечения предоставляют малую поддержку и только несколько услуг по мониторингу, оставляя многих из этих детей наедине с собой в случае жестокого обращения и отсутствия заботы.
Требования эффективного управления
Демократия важна для народов Центральной Азии, но их представления о демократии отличаются от американских.
Растущая социальная активность в Центральной Азии выходит за рамки стремления организовать политические партии, свободные выборы или независимый парламент, но мотивируется стремлением к прозрачному и подотчетному правительству, даже если оно не будет полностью демократическим. Жители Центральной Азии требуют от правительств улучшить качество своей жизни, предоставить необходимые социальные услуги и сократить разрыв между богатыми и бедными. Этот список требований предполагает, что элементы социальной справедливости в советском стиле продолжают проникать в центральноазиатские представления об эффективном управлении. Жители Центральной Азии по-прежнему считают, что государство играет необходимую регулирующую роль в их жизни, в духе социал-демократии в европейском стиле. Прежде всего, люди в регионе недовольны укоренившимися местными элитами, которые продвигают свои собственные узкие экономические интересы, а не интересы общества в целом.
В более демократичном Кыргызстане у политиков есть история борьбы за политическую власть и богатство. Но эта борьба ведется за счет процветания и благополучия населения. Демократически избранные должностные лица страны так и не сумели заняться оказанием основных услуг, обузданием коррупции, преобразованием экономики или обеспечением социальной стабильности. Даже если в Бишкеке существует борьба за власть, кыргызская демократия еще не стала благом для социально-экономических интересов широких слоев населения.
Между тем социальный контракт в Таджикистане разваливается. Правительство в значительной степени равнодушно к проблемам своих граждан. В течение многих лет президент Эмомали Рахмон размывал внимание от экономической неэффективности режима через фокус на своем наследии лидера, обеспечившего стабильность в стране после гражданской войны 1992-1997 годов. Эта тактика работала в течение примерно двух десятилетий, особенно для более взрослого населения, травмированного воспоминаниями о войне и опасениями нестабильности из Афганистана.
Но этот нарратив теряет свою привлекательность. Семьдесят процентов таджиков сейчас моложе тридцати лет и они свободны от воспоминаний о войне. Их главная задача – найти работу и создать какое-то будущее для себя и своих семей. Данные Всемирного банка показывают, что почти треть населения Таджикистана живет за чертой бедности, и около четверти детей в возрасте до пяти лет страдают от хронического недоедания. Режим Рахмона терпит неудачу и на фронте стабильности. В 2015 году высокопоставленный сотрудник службы безопасности перешел в самопровозглашенное Исламское государство, а нападение на иностранных туристов в 2018 году, за которое взяло ответственность Исламское государство, подняло серьезные вопросы о том, сможет ли Душанбе сохранить стабильность в стране. Обширные районы страны остаются под контролем полевых командиров.
Соседний Туркменистан борется с проблемами продовольственной безопасности и слухами о плохом здоровье президента. Решение правительства сократить субсидии в 2019 году на основные товары и коммунальные услуги также разрушило социальный контракт страны. В последние несколько лет Ашхабад стремился обезопасить свои границы с Афганистаном, где и Талибан, и Исламское государство расширили свое присутствие. Правительство президента Гурбангулы Бердымухамедова выглядит подбитым, сосредоточивая свои действия почти исключительно на безопасности режима и популизме в ущерб благосостоянию граждан или солдат страны, которые находятся на передовой линии защиты от вторжений через границу.
Власти стремятся сохранить статус-кво
Учитывая сохраняющийся “советский” политический менталитет, Центральная Азия вряд ли построит социал-демократические системы европейского образца в ближайшем будущем. Все пять стран погрязли в экономической стагнации или находятся в худшей ситуации. Торговые и инвестиционные перспективы региона ограничены укоренившейся коррупцией и удаленностью от важнейших мировых развитых рынков. Ни одна из этих проблем не может быть решена в ближайшее время. Тем не менее, инструменты, используемые правительствами для усмирения населения в прошлом, – рабочие места в государственном секторе, возможности в добывающих отраслях и трудовая миграция – не соответствуют темпам роста населения или ожиданиям населения.
Государствам Центральной Азии необходимо улучшить климат инвесторов и создать диверсифицированный частный сектор, который со временем может создать устойчивые рабочие места. Однако для этого эти правительства и экономические системы должны стать более прозрачными и эффективными. Экономическое развитие должно охватывать второстепенные города, а не только блестящие столицы, отражающие власть и влияние. Надо решать проблему олигархических структур. Но эти реформы способны разложить существующий порядок и подорвать власть и поэтому вызывают неприятие элит.
Президент Узбекистана Шавкат Мирзиёев на словах признает необходимость экономических реформ. Государственная экономическая модель советского стиля его давнего предшественника Ислама Каримова никогда полностью не отвечала потребностям населения страны. Грубые нарушения прав человека при Каримове и печально известная коррупция в его семье еще больше изолировали Узбекистан от мировых инвесторов. Хотя Мирзиёев был ключевым участником системы Каримова, его правительство предприняло некоторые первоначальные шаги по либерализации страны и открытию ее экономики для внешнего мира.
Тем не менее, новое узбекское правительство пока еще не столкнулось с никакими внутренними или внешними потрясениями. Требования населения пока не вышли за рамки того, что правительство готово предложить. До настоящего времени, большая часть либерализации страны была символической, пока правительство разделывалось с некоторыми чиновниками низшего уровня за коррупцию и плохую работу и преследовало влиятельных политических конкурентов президента вместо инициирования радикальных системных изменений. В настоящее время у правительства нет возможностей и ресурсов для проведения более широких реформ. Тем не менее, это шаг в правильном направлении.
В отличие от этого, у Казахстана есть возможности для реформ: он является экономическим центром региона из-за своих запасов углеводородов, минеральных богатств и огромных сельскохозяйственных ресурсов. Но социальный контракт эпохи Назарбаева, когда люди получали улучшенные социально-экономические условия в обмен на ограничения прав, также начал разрушаться. Повторная девальвация валюты и высокая инфляция усугубили бедность в Казахстане, в то время как экстравагантные расходы элиты страны еще больше разжигают внутреннее недовольство.
Годы обещаний обуздания коррупции и улучшения социальных услуг не привели к ощутимым изменениям в повседневной жизни казахстанцев.
Восходящий социальный активизм?
Казахстан сейчас находится в авангарде центральноазиатской общественной активности и протестов. Растущее разочарование правительством, о чем свидетельствуют протесты 2019 года, отражает общественное недовольство государством, которое не может обеспечить обещанное им светлое будущее. Эта новая волна социальной активности является кульминацией многолетнего роста неудовлетворенности среди различных внутренних групп тем. Годы обещаний обуздания коррупции и улучшения социальных услуг не привели к ощутимым изменениям в повседневной жизни казахстанцев. Пойманное врасплох протестами правительство не знает, как на них реагировать. Вместо того, чтобы попытаться договориться с протестующими и позволить им выпустить пар, государство начало расправляться с недовольными, пытаясь ограничить людей в их протестах и выражениях в социальных сетях.
Хотя недавние репрессии в Казахстане стали печальным явлением, какую-то надежду дает тот факт, что насилие со стороны полиции по отношению к протестующим до сих пор было минимальным. Демонстранты, похоже, меньше боятся реакции правительства, чем в прошлом, и большинство задержанных были быстро освобождены. Но этот позитив может исчерпать себя, так как неясно, насколько активно государство наблюдает за этими новыми социальными движениями или запугивает их за кулисами, или что будет делать режим, если в конечном итоге он почувствует угрозу со стороны низового активизма. Недавние шаги по ограничению конфиденциальности в Интернете, а также стремление региона охватить новые технологии, которые могут усилить авторитарный контроль (такие как программное обеспечение для распознавания лиц и некоторые технологии «умного города»), вызывают беспокойство.
21 августа 2019 года бывший президент Казахстана Назарбаев, который остается весьма влиятельным актором, решительно отклонил требования протестующих о досрочных парламентских выборах – ироничное решение, учитывая его историю организации досрочных выборов, когда это было политически целесообразно. Официальный преемник Назарбаева, Токаев, способный технократ и логичный выбор, чтобы заменить его, прибег к популизму, чтобы подавить протесты. Он пообещал списать долги самых бедных граждан страны, предложил бороться с инфляцией с помощью продовольственных субсидий и создал национальный общественный совет, чтобы помочь преодолеть разрыв между властью и населением. Эта тактика может на некоторое время успокоить людей, но все это не новые методы. Общественное недовольство и социальные волнения в Казахстане не уникальны. Шумные протесты в Кыргызстане относительно распространены и являются важным способом донесения обеспокоенности до правительства. Однако правительства остальных стран региона не рассматривают протесты в том же духе. В Туркменистане небольшие группы людей иногда выходят на улицы из-за растущих цен на продукты питания, нехватки основных товаров и ухудшения экономических условий – свидетельство того, насколько плохой должна была стать экономика в этом полицейском государстве. Протесты в Узбекистане остаются редкими, но правительство все чаще реагирует на критику со стороны общественности. В Таджикистане, в ожидании протестов, правительство в последние несколько лет приняло резкий авторитарный поворот, стремясь подавить инакомыслие, прежде чем оно станет публичным. Государство подтолкнуло исламистскую оппозиционную партию страны к изгнанию и подполью, что еще больше подорвало доверие народа к режиму, но не подорвало привлекательность политического ислама.
Заключение
Власти в Центральной Азии, очевидно, недооценивают призывы населения ограничить коррупцию и улучшить управление, и это только увеличивает разрыв между государством и обществом. Авторитарные лидеры вряд ли ослабят свою власть, опасаясь последствий такого решения. Хотя они могли пойти на расширение прав и возможностей бюрократии в регионе – некоторые из которых вполне способны удовлетворить общественные требования – что может в конечном итоге окупиться за счет обеспечения более эффективного управления и формирования доброй воли населения. Это особенно верно в Казахстане, где государство вложило огромные ресурсы в обучение и подготовку кадров высококвалифицированных технократов и профессионалов.
Пока неясно, смогут ли политические элиты Центральной Азии признать изменения в обществе, адаптироваться к ним или решиться на любой компромисс. В то же время в регионе продолжают происходить резкие демографические сдвиги, по мере того, как экономика пытается справиться с быстрым ростом населения и социальными изменениями. Требования жителей Центральной Азии обеспечить лучшее управление, вероятно, только увеличат давление на правительства региона.
Главное фото – плакат Романа Захарова, 2019 г.
