«Странная складывается ситуация, когда организация по безопасности есть, а безопасности как таковой не наблюдается и в помине».

Регион

На границе Кыргызстана и Таджикистана в этом году произошло несколько конфликтов, включая инцидент в сентябре, где было несколько убитых и десятки раненых. Коллективный материал от газеты «Коммерсант», обсуждая эти инциденты, считает, что «России придется проявить себя старшим союзником» (“Дипломатия минометов”, 18 сентября 2019 г.). Еще в июле президент Кыргызстана на встрече с президентом Таджикистана уверял о намерении сделать границу «воротами мира, дружбы и добрососедства», но уже 16 сентября в Сай Лейлекском районе Баткенской области Кыргызстана, вблизи таджикского анклава Ворух произошло новое вооруженное столкновение. По мнению экспертов, инцидент говорит о «низкой эффективности ОДКБ, ШОС и СНГ, которые призваны в том числе урегулировать и подобные споры», а также о том, что «проблема во взаимоотношениях Киргизии и Таджикистана уже давно вышла за пределы центральноазиатского региона и напрямую может сказаться на безопасности всех шести стран, входящих в ОДКБ (Россия, Армения, Белоруссия, Казахстан, Киргизия, Таджикистан)». Экс-премьер Кыргызстана Темир Сариев полагает, что вопросами границы призвана заниматься именно ОДКБ: «Странная складывается ситуация, когда организация по безопасности есть, а безопасности как таковой не наблюдается и в помине». Директор проекта по азиатской безопасности ПИР-Центра Вадим Козюлин напоминает: «Изначально ШОС задумывалась как узкоспециализированный механизм решения приграничных вопросов. Однако при возникновении регионального конфликта ШОС впадает в спячку, и это превращается в сложившуюся модель поведения, которая уже негативно сказывается на репутации организации». Он добавляет: «проблема делимитации и демаркации государственных границ Киргизии и Таджикистана давно могла бы стать пунктом в списке неотложных дел организации, но ШОС привычно прячется в удобную с точки зрения пиара нишу борьбы с терроризмом, где нет предела единству и взаимопониманию». Решение проблемы Москва видит в формате «5+1», при участии представителей Казахстана, Кыргызстана, Таджикистана, Туркменистана и Узбекистана с одной стороны, и России — с другой. Источники из госструктур России комментируют: «Москва куда лучше Вашингтона знает государства региона и способна стать эффективным посредником в межгосударственных конфликтах, не втягивая их в геополитические игры».

Продолжает тему Игорь Кармазин в “Известиях” (“Перешли границы: в бойне Киргизии и Таджикистана погибли пограничники”, 19.09.2019). На общей границе между Кыргызстаном и Таджикистаном протяженностью в 970 км., спорными остаются 70 участков. Эксперт по Центральной Азии и Среднему Востоку Александр Князев озвучивает одну из причин пограничных конфликтов: «Регион является очень важным транзитным пунктом для нескольких потоков контрабанды. Через киргизскую территорию реэкспортируются китайские товары и российские горюче-смазочные материалы. Через Таджикистан в Киргизию идет один из крупных потоков афганского наркотрафика. Контрабанда является, наверное, главной отраслью экономики региона. Государственные структуры с обеих сторон коррумпированы. Им и невыгодно устанавливать порядок на границе». Князев полагает, что пограничные столкновения будут продолжаться, но они не трансформируются в масштабный конфликт. «Государственные органы обеих сторон бездействуют. Но рядом находятся более сильные государства — Казахстан, Россия, Китай. Они вряд ли допустят серьезного ухудшения ситуации». Директор международных проектов Института национальной стратегии Юрий Солозобов иного мнения и считает, что все зависит от властей стран: «качество госуправления там крайне низкое. Таджикистан пережил в 1990-х кровавую гражданскую войну. В Киргизии каждое новое руководство хуже предыдущего». Исправить положение может только вмешательство третьей стороны— России. «Все рычаги для решения споров есть у России. И в Киргизии, и в Таджикистане размещены российские военные базы. Все три страны входят в ОДКБ, среднеазиатские лидеры ориентируются на Москву. Но пока никакой реакции из Москвы не следует». Эксперт предлагает обратиться к ШОС (Шанхайской организации сотрудничества): «одной из главных целей ее создания была как раз делимитация границ в Центральной Азии. Можно вернуться к истокам организации, воспользоваться имеющимся у нее миротворческим контингентом. Если этого не произойдет, то нас ждет скорое возгорание пожара войны».

Галия Ибрагимова в РИА Новости обсуждает, как террористы вербуют в свои ряды («Чувствовал себя сверхчеловеком. Чем радикалы сманивают студентов», 14.09.2019). В материале приводятся примеры исключительно из стран Центральной Азии: успешный бизнесмен из Кыргызстана, студент из Таджикистана, представители русскоязычного населения и даже посетители фитнес-клубов. По словам заместителя директора Центра исламоведения при президенте Таджикистана Рустама Азизи: «На первых курсах вузов многие, начитавшись книг о Че Геваре и Фиделе Кастро, хотят встать на путь борьбы за социальную справедливость. Студент, который вовремя одумался и вернулся из Сирии в Таджикистан, объяснял мне, что мировой джихад — это современная версия левацкой революции. Только сегодня кумирами вместо Че и Фиделя стали бен Ладен и Аль-Багдади. Странная и страшная аналогия, но молодежь верит этим идеям». По мнению эксперта Центра изучения современного Афганистана Андрея Серенко, после разгрома основных сил ИГ (запрещенная в РФ группировка) в Сирии и Ираке террористы уйдут в Африку, Индию, Афганистан и даже Латинскую Америку.

“главная и самая опасная проблема – вовлечение мигрантов в ваххабитские джамааты и целенаправленная работа салафитских проповедников в этой среде…”

Дмитрий Стешин в материале «Комсомольской правды» озабочен миграционными потоками в Россию и Европу, в том числе из Центральной Азии. (Где мигранты опаснее – в Европе или в России, 25.09.2019). Согласно данным МВД России, приведенным в этой статье, на миграционный учет поставлено 16,5 миллиона иностранцев. Не все из них платят налоги и оформляют необходимые документы. Лишь около 10% мигрантов оформляют трудовой патент. Мигранты «пользуются по полной программе» безвизовым въездом в Россию. В Европу приезжают около 82 миллиона человек, которые «отказались интегрироваться (…) пытаясь воспроизвести жесткое религиозно-традиционное общество наподобие того, из которого они и сбежали в просвещенную Европу». Хотя российское общество четко разграничивает «своих – чужих», однако «при наличии хорошего русского языка, манер поведения и социальных навыков мигрант почти автоматически становится своим в России». Тем не менее, «главная и самая опасная проблема – вовлечение мигрантов в ваххабитские джамааты и целенаправленная работа салафитских проповедников в этой среде…» Автор пишет, что «практически в каждом крупном городе уже есть квартал или район, где традиционно селятся мигранты, вытесняя коренных жителей». Нынешний мигранты в России, это «молодежь, почти не знающая русского языка, с отсутствием любого профтехобразования (ПТУ и техникумы остались в СССР). Им уже сложно конкурировать на российском рынке труда, а значит, неизбежен уход в нелегалы или серую экономику. Но самое неприятное – идеологический багаж, с которым приезжают «новые мигранты». Как резюмирует Стешин, «невозможно просчитать и только время покажет, чей подход к мигрантам был верным. Российский – бюрократический и рыночно-прагматичный одновременно? Или европейский – ультралиберальный?», но указывает, что Россия более прагматична в этом вопросе, а мигранты помогают в решении экономических, демографических и главное геополитических задач. «Забирая избыток пассионарных молодых людей и обеспечивая их работой (а они в свою очередь обеспечивают деньгами свои семьи на родине), Россия не дает соседним республикам скатиться в голодные бунты и массовые исходы, например, в радикальный исламизм. Иначе мы бы давно в своем южном подбрюшье получили сразу несколько сирий и афганистанов».

Милан Лазович в аналитике РСМД рассматривает значение Ирана в регионе (“Роль Ирана в Центральной Азии: фактор безопасности как основной”, 24.09.2019). Отмечая историко-культурные связи Ирана с Афганистаном, Таджикистаном и отчасти Узбекистаном, эксперт не сомневается во влиянии Тегерана и считает, что в сравнении с Турцией, после краха СССР Иран понимал, что «стремиться к доминированию в регионе не имеет смысла» и всегда «стремился получить одобрение официальной Москвы, прежде чем открывать свои представительства в Центральной Азии и признавать независимость бывших советских республик». Лазович отмечает стремление Тегерана сотрудничать по региональной безопасности в рамках ОЭС и ШОС. Как пример – «роль Ирана в гражданской войне в Таджикистане (1992–1997 гг.), когда Тегеран приложил серьезные дипломатические усилия и сыграл роль посредника в конфликте. В тот период именно в сотрудничестве с Российской Федерацией Ирану удалось сыграть решающую роль для итогового мирного урегулирования». Прагматичность иранского курса прослеживается в отказе Тегерана поддерживать радикальную позицию Объединенной таджикской оппозиции. Благодаря чему «он смог закрепиться в регионе не только в области культурного, исторического и гуманитарного сотрудничества, но и в военно-политической сфере и вопросах безопасности. Более того, «сотрудничество ведется не только с культурно близкими Кабулом и Душанбе, но в той или иной степени и со всеми государствами региона». Сегодня «важная роль Ирана в регионе сохраняется. Появились новые угрозы в лице ИГ, интенсификации контрабанды оружия и наркотрафика, активизации иных радикальных исламистских течений. По этим вопросам Иран тесно сотрудничает с Россией и Турцией, а также с республиками Центральной Азии». Анализируя активность Тегерана, эксперт ссылается на мнение других специалистов. Например, профессор Ирина Звягельская полагает, что важной задачей для Ирана «является возможность добиться выхода из изоляции». Следующая задача – «получение экономической выгоды от торгово-экономического партнерства, что, соответственно, придаст стимул дальнейшему развитию собственной экономики страны». Что доказывает создание транзитной дороги Теджен — Серахс — Мешхед, участие Тегерана в строительстве ГЭС и трубопроводов в Центральной Азии. Иран активно развивает торговлю с Таджикистаном, Казахстаном и Туркменистаном. Эксперт заключает: «внешних акторов, уже влияющих и желающих усилить свое влияние, достаточно. В этом смысле Иран составляет им конкуренцию и активно борется за продвижение своих интересов в Центральной Азии». И в соперничестве со странами Евросоюза, США, Турцией, Китаем и Россией, Иран «имеет достаточно серьезные перспективы не только удержания, но и расширения своего влияния на Центральную Азию».

Была продемонстрирована «война будущего»

О военных учениях «Центр-2019» на полигоне Донгуз рассказывает материал «Известий».(«Точно по «Центру»: главам РФ и Киргизии показали «войну будущего», 23.09.2019). В учениях приняли участие 128 тыс. военнослужащих из восьми стран, включая РФ, КНР, Киргизию, Таджикистан, Индию и Пакистан. Президенты РФ и Кыргызстана наблюдали за учениями, а Путин оценил учения «очень позитивно». Военный эксперт Владислав Шурыгин считает, что «это был очень серьезный экзамен, в ходе которого испытывались новые подразделения и новые системы. И в этом смысле был получен уникальный опыт. (…) Особенность маневров, что они были «заточены» на десантные операции. Отрабатывались действия новейшей десантно-штурмовой бригады в полном составе, проводилась выброска парашютного полка. Была продемонстрирована «война будущего». Главный редактор журнала «Экспорт вооружений» Андрей Фролов уверен, что военно-техническое сотрудничество с Кыргызстаном необходимо для стабильности в Средней Азии: «Мы исходим из того, что обеспечиваем свою безопасность на дальних рубежах за счет повышения боеспособности киргизской армии. Риски в среднеазиатском регионе высоки, поставки российского вооружения и техники очень важны. Тем более, что российские системы совместимы с тем, что стоит на вооружении киргизской армии, и киргизским военным не надо тратить много времени на их освоение. Эксперт отметил, что в 2018 г. Москва передала Бишкеку 125 единиц военной техники, профинансировала оборудование 11 пограничных застав».

Стратегическое значений учений анализирует Мухамад Атар Джавед, генеральный директор Pakistan House – International Think Tank на интернет-портале Валдай клуба («Стратегическое значений учений «Центр 2019», 13.09.2019). Хотя стратегическое влияние командно-штабных учений «Центр-2019» может вызвать напряжённость между Россией, Западом и Украиной, важность регионального сотрудничества в области обороны нельзя игнорировать, считает он. Рассматривая учения с точки зрения стратегических выгод для России, эксперт отмечает, что «Россия вместе со своими союзниками демонстрирует масштабы своих ответных действий в случае конфликта с Украиной или агрессии со стороны других держав за пределами региона. Во-вторых, Россия считает, что будущие войны, скорее всего, будут проходить на суше, и, таким образом, будет сформирован готовый комплексный боевой ответ. В-третьих, будут проведены испытания новой военной техники и осуществлена оценка стратегического значения развёртывания мощной подавляющей военной силы без возможности вмешательства Запада и Украины».

Кыргызстан

Президент Кыргызстана Сооронбай Жээнбеков пообещал «превратить республику в инвестиционный оазис», но инвесторы покидают страну. Ситуацию исследует материал Виктории Панфиловой в «Независимой газете». («Из Киргизии уходят инвесторы», 04.09.2019). Согласно Национальному статистическому комитету, в 2018 году приток прямых иностранных инвестиций в Киргизию составлял 851,7 млн долл., а в 2019-м – 569,8 млн. долл. и ситуация может ухудшиться. Среди причин – бюрократия, коррупция и недействующее законодательство. По мнению президента бизнес-ассоциации ЖИА Темирбека Ажыкулова: «самое главное условие для привлечения и повышения инвестиций в страну – защита уже вложенных. Необходимы гарантии этим инвестициям. Не следует чинить барьеров при освоении инвестиций. Это основное. Объем самого рынка, условия и механизмы можно назвать второстепенными моментами. Также важно, насколько либерально и стабильно наше законодательство». Генеральный директор аналитического центра «Стратегия Восток–Запад» Дмитрий Орлов полагает, что в Кыргызстане никогда не было большого количества инвесторов, потому говорить «о массовом оттоке рано».

“Они поверили в идею создания халифата и решили, отказавшись от прошлого, отдать за нее жизнь”

Власти страны намерены вернуть на родину своих граждан, в основном женщин и детей, из зоны боевых действий Ирака и Сирии (Виктория Панфилова, «Киргизия готовится вернуть своих граждан из Ирака и Сирии», 19.09.2019). Операция будет проводиться под руководством вице-премьера Жениша Разакова. Аналогично поступили Казахстан, Таджикистан и Узбекистан. Эксперты предупреждают о рисках для мирного населения. Клинический психолог Евгения Ким (Бишкек) в интервью ресурсу Polit-Asia заявила, что «возвращать людей, участвовавших в боевых действиях, – огромный риск». По мнению Ким, этих людей невозможно вернуть к «гражданской» жизни. «Они поверили в идею создания халифата и решили, отказавшись от прошлого, отдать за нее жизнь». Директор Центра исследовательских инициатив Man’o Бахтиер Эргашев рассказал о создании в Узбекистане реабилитационных центров, где с «возвращенцами» работают психологи, социальные работники и спецслужбы. Однако само общество опасается «возвращенцев» и не верит в их раскаяние. Он отмечает серьезность ситуации в Кыргызстане, поскольку «у страны нет возможностей и денег для методичной работы с «возвращенцами», к тому же здесь официально насчитывается около 3 тыс. религиозных организаций, а в Духовном управлении мусульман Кыргызстана есть приверженцы движения «Таблиги Джамоат», запрещенного в ряде стран, и салафизма. Эргашев говорит о религиозной радикализации через Интернет: «Один только Тelegram-канал гораздо более эффективнее десяти подпольных типографий, которые в 90-е годы, к слову, печатали листовки «Хизб-ут-Тахрир» (радикальное движение, запрещено в РФ)». Евгения Ким поддерживает это мнение, полагая что возвращенцы сыграют свою роль в «превращении Центральной Азии во второй Афганистан». И заключает: «Но местные политики и другие лица, лоббирующие программу возвращения, эти риски игнорируют. Похоже, деньги, которые можно получить на эту программу от иностранных доноров, перевешивают».

Евгений Погребняк обсудил с экспертами перспективы перехода на латинскую графику («Вбросы» о латинизации Кыргызстана стали частью предвыборной борьбы – эксперт», 23.09.2019,). Министр образования Кыргызстана Каныбек Исаков заявил, что для развития кыргызского языка уместен переход на латиницу. Игорь Шестаков, политолог, сопредседатель Клуба региональных экспертов «Пикир» полагает, что подобная позиция характерна отдельным депутатам парламента, но для реального перехода необходима государственная программа, которой сейчас нет. Как нет и финансов для реализации такой программы: не менее $400-500 млн. По мнению эксперта, идея о переходе на латиницу «не более чем попытка отдельных депутатов привлечь к себе внимание накануне выборов. (…) Потому что этот переход не является первоочередной социально-экономической проблемой Кыргызстана на фоне других, более серьезных вызовов». Среди других причин, ограничивающих переход на латиницу: торгово-экономическое взаимодействие с Россией, а также факт, что «латиница не даст той же трудовой миграции, а Кыргызстан на сегодняшний день — это страна трудовых мигрантов – какие-либо положительные плюсы. У них основной пункт назначения — это все-таки Россия, где пользуются кириллицей». Эльмира Иманалиева, заместитель министра образования и науки Кыргызстана в 2005-2008 гг., также говорит о преждевременности вопроса: «Сегодня на повестке дня стоят более актуальные проблемы, требующие своего решения в ближайшей перспективе. Это – обеспечение качественных образовательных услуг».

Казахстан

Марат Шибутов в «Регнум» анализирует отношения между США и Казахстаном («Казахстан и США: обзор современного состояния отношений», 16.09.2019). На уровне политического сотрудничества между странами заключено более 70 документов. Хотя до сих пор нет договора о стратегическом сотрудничестве, однако есть комиссия по стратегическому партнерству. Основные аспекты сотрудничества прописаны в заявлении президентов Дональда Трампа и Нурсултана Назарбаева от 17 января 2018 года «Казахстан и США: расширенное стратегическое партнерство в XXI веке». В Конгрессе США есть кокус «Друзья Казахстана», где председатель – республиканец Роберт Адерхольт. Помощь развитию Казахстана оказывается через USAID, американское посольство и отдельные программы. Посольство США – самое большое по штату (450 человек) иностранное представительство в Казахстане. Пост посла Казахстана в США является одним из самых важных в иерархии казахстанской дипломатии и его в разные годы занимали 3 министра иностранных дел — Сулейменов, Саудабаев, Идрисов. Действующий посол Ержан Казыханов также был министром иностранных дел и помощником президента. Экономическое влияние США в Казахстане отражается в объёме инвестиций – «в первые годы независимости США были основным инвестором в Казахстан, позже они стали занимать второе место после Нидерландов. В период с 1993 по 2004 год США вложили в экономику Казахстана 10,7 миллиарда долларов или 31,3% от общих инвестиций». Касательно культурного влияния, Шибутов пишет, что «это влияние двоякое -непосредственно американским трендам может внимать лишь небольшая часть англоязычной аудитории, в то время как основная масса получает их через Россию — через переводы на русский язык и локализацию контента». Отношение казахстанского общества к США достаточно противоречивое — «с одной стороны, это недоброжелательная страна, с другой стороны, в нее бы поехали сами работать и отправили учиться своих детей». Один из основных выводов эксперта: «Самым большим риском для Казахстана в отношениях с США являются выборы президента США 3 ноября 2020 года. (…) действующая администрация президента Трампа вполне может поставить одним из своих приоритетов в борьбе с демократами — успех во внешней политике, причем успех агрессии, а не мира. В этом отношении Казахстан весьма удобен как площадка противодействия как против России, так и против Китая. Конечно, сдерживающим фактором тут выступают американские инвестиции, но, в принципе, успех может же быть достаточно виртуальным и иметь больше медийный эффект. Однако при этом Казахстан становится заложником ответного удара со стороны России или Китая, который может быть абсолютно несимметричным по тяжести».

“Кто знает, как далеко готовы пойти в использовании синофобии региональные баи”

Виктория Панфилова в «Независимой газете» освещает акции протеста под лозунгом «Нет экспансии Китая»в Нур-Султане, Алма-Аты, Караганде, Шимкенте, Актобе и Жанаозене ( «Казахстанцы взбунтовались против китайского влияния»,15.09.2019). Акции предваряли визит Касым-Жомарта Токаева в Пекин 11–12 сентября. Протесты начались в начале сентября в Жанаозене, где митингующие выразили недовольство казахстанско-китайским межправительственным соглашением, по которому Пекин профинансирует строительство 55 предприятий в сфере сельского хозяйства и промышленности в Казахстане. Активисты полагают: «это вовсе не строительство новых предприятий, а перенос старых китайских заводов на территорию Казахстана. А работать на них будут китайские трудовые мигранты». Актуален «земельный вопрос», казахстанцы боятся, что сельскохозяйственные земли будут продаваться китайцам, есть также опасения что «республика попадет в финансовую зависимость от Пекина». Директор Группы оценки рисков Досым Сатпаев назвал причины антикитайских настроений: «Первая – это историческая память. В памяти многих казахов Китай в течение многих столетий воспринимался чаще как враг, нежели как партнер. Вторая – политика казахстанского руководства. Многие подозревают, что власть подписывает невыгодные для страны контракты с Китаем. Третья: сам Китай дает поводы – создание тех же лагерей по перевоспитанию в Синьцзяне вызвало жесткую, негативную реакцию многих казахстанцев. Поэтому антикитайские настроения будут усиливаться, поскольку они имеют глубокие корни». Доктор политических наук, заместитель генерального директора Центра стратегических оценок и прогнозов Игорь Панкратенко полагает, что «китайский вопрос» разжигается местными элитами: «казахстанская синофобия» – это не просто неприязнь к китайцам, имеющая корни и в истории (…)и в современности, в положении «китайских» казахов и уйгуров в Синьцзяне. Это еще и инструмент, которым местная элита все активнее пользуется в борьбе со столицей за собственную «кормовую базу». Сославшись на историю китайских погромов во Вьетнаме и в Африке, Панкратенко отметил: «кто знает, как далеко готовы пойти в использовании синофобии региональные баи. На кону ведь самое главное для них – наполняемость кошельков».

Узбекистан

Новые правила проведения свадеб обсуждает материал Игоря Кармазина («В позе брака: в Узбекистане утвердили правила проведения свадеб», 25.09.2019): «Узбекская свадьба — не просто штамп в паспорте. Многие узбекские семьи живут ради «достойного» бракосочетания своих детей». Собирается весомое приданое, свадьбу предваряют помолвка, мальчишник и послесвадебные церемонии. «Считается, что чем масштабнее празднество, тем шире разойдется весть о гостеприимстве и щедрости устроителей. Редко бывают свадьбы, на которых присутствует менее 500 гостей». Власти хотят все изменить и, согласно новому закону, «бракосочетание могут отмечать не более 200 гостей, кортеж молодоженов должен состоять из трех или менее автомобилей». Отныне свадьба празднуется один день с 6:00 до 23:00. Нормативный акт подчеркивает: «некоторые граждане после проведения расточительных и помпезных свадебных мероприятий берут средства в долг и, чтобы расплатиться, выезжают за пределы республики на заработки». Местные власти должны быть предупреждены о проведении торжества. Также запрещается использовать более трех легковых автомобилей и более двух приглашенных исполнителей или музыкальных групп. Более того администрация ресторанов и кафе обязана письменно уведомить органы внутренних дел о планируемых торжествах не позднее чем за два дня до мероприятия. Документ подчеркивает запрет на демонстрацию расточительства, а также на обряды, «противоречащие национальным традициям, нормам морали и требующие дополнительного времени и затрат». Теперь местные власти будут лично отвечать «за компактное и нерасточительное проведение семейных мероприятий». Указы по ограничению свадебных торжеств имели место при президенте Исламе Каримове в 1998 и в 2008 годах, в 2012 году мэрия Ташкента приняла собственные нормативы касательно семейных торжеств. Нынешние власти призывают к скромным свадьбам с 2017 года и верят, что «ценности граждан хоть и неспешно, но меняются». Комментарии в соцсетях отмечают: «Это как минимум антиконституционно. Заработал, заплатил налоги? Трать себе вдоволь. Почему меня должны ограничивать и указывать, сколько тратить и кого звать?» и «Лучше бы проверили, на какие деньги те же чиновники строят дворцы и покупают крутые тачки. На государственную зарплату не разгуляешься».

Таджикистан

В материале Александра Шустова вновь поднимается тема расширения ЕАЭС в аспекте возможного включения Таджикистана в структуру («Таджикистан и ЕАЭС: улица должна быть с двусторонним движением», 23.09.2019). С другой стороны, насколько расширение ЕАЭС отвечает интересам самой России? «Решить свои социальные и экономические проблемы Душанбе в настоящее время может только за счет экспорта рабочей силы, главным направлением которого является Россия. Вступление республики в ЕАЭС, как показывает опыт Киргизии, приведет к заметному увеличению числа мигрантов, которые будут пользоваться всеми преимуществами общего рынка труда. Более того, в конце июля нынешнего года представитель МВД России в РТ по вопросам миграции Владислав Маркевич прямо заявил, что Таджикистан может получить больше преференций в сфере миграции в случае вступления в ЕАЭС. Для РТ это положительный фактор. Но справится ли с вновь возникающими проблемами Россия? И без того нарастающий в последние годы поток трудовых мигрантов из Средней Азии с присоединением РТ к ЕАЭС увеличится, что создаст для РФ ряд дополнительных внутренних проблем. И это не только усиление конкуренции за рабочие места и рост напряженности на рынке труда, но и дальнейшее ухудшение межэтнических отношений, которое уже обернулось целой серией криминальных инцидентов, обострение угрозы религиозного экстремизма. Положение с трудовой иммиграцией в последние годы воспринимается населением России все более тревожно. По данным социологических опросов, 39% жителей страны считают, что мигранты, занимая рабочие места, ущемляют тем самым коренное население. Причем в городах-миллионниках, куда и едет большинство мигрантов, такой точки зрения придерживается 45% населения, а в Москве – 54%. Все это должно заставить политиков, определяющих ход и направления евразийской интеграции, крайне осторожно относиться к перспективам вступления Таджикистана в ЕАЭС».