В этой подборке статей внешних аналитиков и экспертов обсуждаются отношения Центральной Азии с ЕС, Китаем, ОАЭ, в рамках узкого региона, состоящего из пяти республик, или шире – каспийского. В чем ценность центральности региона или его периферийности? На этот вопрос пока нет четкого ответа, как неясно, выступает ли Центральная Азия как регион и играют ли страны самостоятельную внешнюю политику или подстраиваются под меняющийся контекст других.
«Отношения ЕС-Центральной Азии: новые возможности для крепкого партнерства?»
В то время как Центральная Азия все больше развивает отношения, в основном, региональные – с Россией, Китаем, а также между собой, США и Европа переосмысливают свои отношения с республиками. Если США все больше отдаляется от евразийских дел, то Европа старается найти новые ниши. Новая стратегия развития отношений ЕС со странами Центральной Азии, принятая в июне 2019 года, видит стабильность и безопасность в развитии регионального сотрудничества – внутри региона, а также взаимовыгодных отношений с большими соседями ЦА – Китаем и Россией. Стратегия, подкрепленная бюджетом в 1,2 млрд евро, включает больше экономики – например, “Инструмент для соседства, развития и международного сотрудничества”, поднимающий партнерство на новый уровень. Как говорит в специальном интервью Институту европейской политики спецпредставитель ЕС по Центральной Азии Петер Буриан, стратегия 2019 года была подготовлена в тесном консультативном процессе с партнерами и отражает их пожелания и видение.
Научный сотрудник CIFE (Centre international de formation européenne) Сюзанна Хейнеке: «Вы упомянули, что ЕС хочет играть глобальную роль. Мы хотели бы знать, каким образом действия ЕС в Центральная Азии могут быть дополнены или дополняться с другими внешними игроками в регионе, в частности с Россией и Китаем?»
Петер Буриан: «Наш подход к региону заключается в том, что мы хотим развивать более сильный, современный и не взаимоисключаемый подход к партнерству с регионом, который не ставит наших партнеров перед бинарным выбором между нами или кем-то еще. Мы очень четко подчеркиваем это, и мы продолжаем говорить об этом, когда представляем нашу стратегию не только нашим партнерам, но и другим акторам и игрокам в регионе, в том числе и России. Я недавно посетил Россию, чтобы представить стратегию и обсудить возможные области сотрудничества, которое мы можем себе предложить. Мы хотим продолжать сотрудничество со всеми, кто может и готов работать с нами на основе международных принятых и признанных принципах, особенно таких, как устойчивое развитие и поддержка кооперации. Мы верим, что это не клише, что Центральная Азия может стать ареной для этого позитивного вида сотрудничества разных акторов.
Основным условием является то, что мы уважаем интересы наших партнеров в Центральной Азии, мы уважаем принципы устойчивости, экономической жизнеспособности и экологической устойчивости.
Итак, еще раз, мы хотим быть позитивными. Мы верим, что можем играть определенную роль в объединении разных акторов. Мы уже вдохновили многих других в регионе. Наш подход С5 + 1 в Центральной Азии хорошо продвинулся в Соединенных Штатах, Японии или в Южной Корее. Теперь Индия недавно установила его, и мы видим, что Россия и Китай устанавливают этот формат для коммуникаций.
Наши партнеры в Центральной Азии четко заявили, что они рассматривают наше влияние, нашу роль в очень положительном ключе, и мы способствуем выработке более позитивных и конструктивных подходов у других. Мы хотим, по крайней мере, попытаться объединить усилия этих акторов в поддержке потребностей и амбиций региона, с его молодым и растущим рынком, молодым и растущем населением, у которого должны быть рабочие места.
Предоставление рабочих мест, обеспечение экономической стабильности и диверсификация – лучший способ обеспечить стабильность и будущее процветание региона».
Между тем, влияние Китае в регионе, а особенно, в Казахстане, становится все более интересной темой для западных исследователей.
Казахстан: центральное место в китайском «Поясе и Пути»
Старший научный сотрудник Центра исследований безопасности (CSS) Цюриха – Бенно Цогг в своей статье называет Казахстан центральной частью всего «Пояса и Пути» (ПИП) и двигателя торгово-транспортных связей на евразийском пространстве.
Отличие Казахстана от многих других партнеров Китая по инициативе заключается в том, что большинство проектов ПИП, реализованных в Казахстане, были запланированы и финансируются самим Казахстаном, в основном через суверенный фонд благосостояния или механизмы многостороннего банковского сотрудничества. С самого начала Казахстан интегрировал свои национальные стратегии развития, такие как «Казахстан 2050» с ПИП. С одной стороны, надеясь на позитивное влияние китайских проектов на свою собственную экономику, а с другой – чтобы закрепить свою долю участия в проектах ПИП на его территории. Например, в автомобильном и железнодорожном секторе в Казахстане Китай поддерживает текущие инфраструктурные проекты ПИП на сумму более 5 миллиардов долларов до 2022 года. Это сумма полностью финансируется Казахстаном.
Казахстан стремится диверсифицировать своих экономических партнеров и официально, иностранные прямые инвестиции и долги Китаю никогда не превышали 10% от общего количества. Учитывая, что китайские инвестиции могут быть перенаправлены через другие страны, фактическая цифра, вероятно, может быть выше. Тем не менее, ситуация с долгами отличается от других стран региона, таких как Кыргызстан, Таджикистан или Туркменистан, которые должны около половины своего растущего долга Китаю.
В Казахстане китайские фонды приветствовались как существенное дополнение к собственным инвестициям, но также стали и сферой распространения коррупции, теневых откатов и закулисных политических связей.
Местные и международные эксперты признают необходимость модернизации казахстанской инфраструктуры и некоторые преимущества тесных отношений с Китаем для баланса западного и российского влияния. Но, в то же время они указывают на недостаточную прозрачность проектов и инвестиций ПИП, нерешенные вопросы трансграничного управления водными ресурсами, растущий политический рост и влияние Китая и риски территориальных споров».
Несмотря на некоторый негативный фон, сопровождающий Китай и его проекты в Евразии в западной прессе, в целом внешние эксперты надеются, что усилиями Китая регион Центральной Азии выйдет из «тени» бывшего СССР и России и станет более активным и открытым мировым игроком.
Китайский «Пояс и путь» и коннективность Центральной Азии
Вольфганг Фенглер и Пол Валли в своей статье «Соединяя Центральную Азию с миром» задаются вопросом, сможет ли Центральная Азия снова стать жизненно важным звеном в мировой экономике после 200 лет изоляции?
«Важнейшее значение для региона приобретает перебалансировка китайской экономики: ее центр тяжести смещается на запад, в сторону от восточного побережья и ближе к сухопутной границе с Центральной Азией. По мере того как Китай перемещает производство вглубь страны, наземный транспорт через Центральную Азию в Европу становится все более привлекательным. Для товаров, отправляемых в Европу из Восточного Китая, альтернативой скорее является сначала отправка на восток в Шанхай, чем отправка в Европу, которая растягивается на шесть недель. Для китайских заводов доставка на запад по суше дешевле, чем по воздуху, и быстрее, чем по морю.
Улучшение коннективности Центральной Азии позволило бы региону занять важную долю в мировой торговле. Крупные инвестиции делаются для улучшения транспортных сетей в Центральной Азии. В рамках китайской инициативы «Пояс и путь» (ПИП) Центральная Азия извлекает выгоду из текущих и запланированных работ по модернизации. В дополнение к коридорам Восток-Запад существуют возможности для открытия на юг с точки зрения открытия древних торговых путей, соединяющих Центральную Азию с Южной Азией.
Преимущества будут создаваться в основном за счет политических реформ, направленных на сокращение задержек на границе, а не за счет инвестиций в инфраструктуру.
Главная проблема Центральной Азии заключается в неэффективности ее границ, что вызывает большую обеспокоенность, чем качество инфраструктуры. «Торговля через границы» является самым слабым показателем в области ведения бизнеса: Кыргызская Республика занимает 70-е место, Казахстан – 102-е, Таджикистан – 148-е и Узбекистан – 165-е, а Россия – 99-е, а средний рейтинг по Европе и Центральной Азии – 54-е. Задержки на границе и непредсказуемость оказывают непропорциональное влияние на экономическую активность, особенно на сельскохозяйственные товары, многие из которых портятся, если застревают на границе на 2-3 дня. Тем не менее, инвестиции в ПИП могут стимулировать развитие в Центральной Азии, по оценкам, на более 20 процентов для каждой из пяти стран региона. Эти преимущества будут создаваться в основном за счет политических реформ, направленных на сокращение задержек на границе, а не за счет инвестиций в инфраструктуру.
Основным преимуществом ПИП являются структурные реформы, направленные на устранение процедурных «пробок», которые снижают затраты на логистику, тем самым увеличивая общий объем торговли. Таким образом, основные преимущества будут получены в результате корректировки институциональных, правовых и рыночных структур».
«Много говорится о том, как Объединенные Арабские Эмираты (ОАЭ) продолжают расширять свое влияние на Ближнем Востоке, в Южной Азии и Африке, но очень мало о том, как богатое арабское государство Персидского залива также пытается утвердиться в качестве игрока в Центральной Азии. Благодаря стратегическим инвестициям в инфраструктуру, энергетику/экономику и безопасность, ОАЭ сосредотачиваются в сердце евразийского континента. Акцент Абу-Даби на Центральной Азии в течение последних трех лет отражает его желание иметь долю в этом важнейшем стратегическом регионе между Россией и Китаем. Усилия ОАЭ также подчеркивают Центральную Азию как арену для конкуренции между ОАЭ и Турцией и Ираном». Этой теме посвящен материал Теодора Карасика под названием «Объединённые Арабские Эмираты в Центральной Азии».
ОАЭ пытается утвердиться в качестве игрока в Центральной Азии?
“Прагматичный и расчетливый характер политики ОАЭ базируется на культурных факторах. Эмираты – это племенное общество, и страны Центральной Азии являются племенными и клановыми, поэтому эта среда является естественным инкубатором для долгосрочных позитивных отношений. Например, лидеры ОАЭ спокойно едут в Казахстан, чтобы охотиться в южных регионах страны – охотничьих угодьях, которые заменили арабам те, что были в Пакистане. ОАЭ вкладывают значительные средства в энергетические проекты в Центральной Азии, и многие эти проекты – в интересах России. Эмираты пытались наладить отношения с Таджикистаном в пику Ирану, но недавно отношения Душанбе и Тегерана потеплели, а саудиты и эмираты потеряли свои стратегические инвестиции. Конкуренция ОАЭ с Турцией в Центральной Азии важна в контексте борьбы за мусульманское геополитическое будущее во всей Евразии. Конкурирующие «исламские видения» (эволюционные преобразования посредством умеренности и терпимости по сравнению с радикальными программами, связанными с Братьями-мусульманами) уже разыгрываются в различных театрах на Ближнем Востоке и в Северной Африке.
ОАЭ методично входят в центральноазиатский геоэкономический микс, чтобы повысить интересы Эмиратов в новой динамике. Использование Центральной Азии для давления на Иран на его северном фланге становится важной геополитической задачей, как и освоение рынков природного газа. Абу-Даби добивается политической отдачи от своих инвестиций в Центральной Азии, где ключевые государства выстраиваются против Ирана, сохраняя хорошие связи с Россией.
И Москва, и Пекин извлекают выгоду из проводимой ОАЭ политики в Центральной Азии. Этот тип сотрудничества принес Эмиратам тесные стратегические отношения в Центральной Азии с точки зрения способности ОАЭ быть заинтересованным и вдумчивым инвестором и соблюдать интересы безопасности России и Китая в Центральной Азии.
Подход ОАЭ к Центральной Азии будет по-прежнему сосредоточен на инфраструктурных проектах, с прицелом на энергетику и финансы. Однако более тесные связи в области обороны и безопасности, призванные помочь этим странам “трансформироваться”, станут более важной целью для Эмиратов.
Роль Дубайского DP World в строительстве не только каспийских портов, но и арктических портов России является заметным выражением стремления ОАЭ стать морской логистической сверхдержавой.
Диверсификация финансового портфеля Эмиратов является одной из основных целей, стоящих за интересом ОАЭ к Центральной Азии. Однако интересы Эмиратов в этом стратегическом регионе выходят за рамки простых инвестиций; связи ОАЭ с Казахстаном и Туркменистаном привлекают внимание двух ключевых государств, заинтересованных в решении морских вопросов на Каспии. Роль Дубайского DP World в строительстве не только каспийских портов, но и арктических портов России является заметным выражением стремления ОАЭ стать морской логистической сверхдержавой.
Реальный стратегический вопрос заключается в том, как Кремль будет поддерживать центральноазиатские государства, которые стремятся к трансформации по модели Персидского залива; Москва будет играть важную роль в этих разворачивающихся отношениях, особенно в тех случаях, когда крупное приобретение ОАЭ может нанести ущерб российским интересам.
Соединенные Штаты должны координировать свои действия с партнерами по Персидскому заливу в их двусторонних отношениях в Центральной Азии. Вашингтон также должен наблюдать за Эмиратами, поскольку они сближаются к России и Китаю в философском взгляде на то, как государства Центральной Азии борются с исламистскими проблемами. Соединенным Штатам следует искать пути совместного инвестиционного сотрудничества с Эмиратами в целях укрепления прозрачности в Центральной Азии».
Но способны ли страны региона объединиться для преследования своих интересов? Например, Азербайджан надеется на поддержку Туркменистана в осуществлении важных для них энергетических транспортных проектов, направленных в Европу. Об этом пишет Шахнар Гаджиев, ведущий специалист бакинского Центра анализа международных отношений, в своей статье под названием «Туркменистан должен активнее продвигать Транскаспийский трубопровод» .
Туркменистан в центре геополитической конкуренции
«Более широкий Каспийский бассейн – регион, находящийся в центре так называемого “стратегического энергетического эллипса” между Россией и Персидским заливом – остается важным альтернативным источником нефти и природного газа для европейских и азиатских рынков. По некоторым оценкам, Каспийский регион содержит 48 миллиардов баррелей нефти и 292 триллиона кубических футов природного газа в доказанных и вероятных запасах. Таким образом, богатые энергетические ресурсы Каспийского моря привлекают внимание многих региональных и нерегиональных государств.
Конвенция о правовом статусе Каспийского моря, подписанная между пятью прикаспийскими государствами-Россией, Азербайджаном, Ираном, Казахстаном и Туркменистаном в 2018 году, должна была способствовать строительству подводных трубопроводов (а также Транскаспийского газопровода) с согласия только участвующих в проекте стран. Ранее Россия и Иран утверждали, что любой подводный трубопровод должен быть согласован между пятью прикаспийскими государствами. Однако подписанное соглашение еще не ратифицировано всеми странами. Иранский парламент пока не ратифицировал этот документ. Как видно, соглашение не решило всех вопросов между прикаспийскими государствами, поскольку распределение и транспортировка энергоресурсов Каспийского моря по-прежнему остается серьезной проблемой.
В этой связи стоит отметить, что после подписания соглашения о статусе Каспийского моря ЕС возобновил переговоры с Туркменистаном по Транскаспийскому газопроводу. По словам Петера Буриана, специального представителя Европейского Союза по Центральной Азии, ЕС “возобновил переговоры с Туркменистаном об участии в финансировании Транскаспийского трубопровода”.
Это очень важно, потому что переговоры между ЕС и Туркменистаном в этом направлении казались замороженными. Несмотря на возобновление переговоров между Брюсселем и Ашхабадом, Иран и Россия, однако, выступают против реализации Транскаспийского проекта, утверждая, что трубопровод может нанести серьезный экологический ущерб Каспийскому морю. Тем временем Москва, в свою очередь, уже проложила газопроводы (“Голубой поток” с полной пропускной способностью газопровода составляет 16 млрд куб. м газа в год, а “Турецкий поток” с пропускной способностью 15,75 млрд куб. м) в Турцию по дну Черного моря. Кроме того, Россия реализовала газопровод Nord Stream мощностью 55 млрд куб. м в год через Балтийское море и в настоящее время стремится к реализации газопровода Nord Stream-2. Все эти энергетические проекты не вызвали никакого экологического кризиса в Черном и Балтийском морях.
Когда речь заходит о Транскаспийском трубопроводе, Россия ссылается на Рамочную конвенцию по защите морской среды Каспийского моря, также известную как” Тегеранская конвенция”, подписанную в 2003 году. Уместно напомнить, что в 1990-е годы Россия и Иран выступали против освоения азербайджанских нефтяных месторождений в Каспийском море, а сейчас создают препятствия для диверсификации маршрутов энергоснабжения Туркменистана. В настоящее время основными газовыми рынками Туркменистана являются Китай через Центральную Азию и Россия через Казахстан.
Азербайджан проявил интерес к тому, чтобы стать транзитным маршрутом для этого проекта, однако именно Туркменистан должен играть более активную роль в продвижении Транскаспийского проекта
В этом контексте важно подчеркнуть, что российский “Газпром” подписал пятилетний контракт на поставку природного газа из Туркменистана в 2019 году. В рамках соглашения “Газпром” будет получать из Туркменистана 5,5 млрд кубометров природного газа ежегодно. Ранее в 2015 году “Газпром” объявил, что сократил ежегодный импорт туркменского природного газа до 4 млрд кубометров с 10 млрд кубометров в 2010 году, а в начале 2016 года принял решение приостановить весь экспорт из-за разногласий по цене на газ. Поэтому Ашхабад стал задумываться о диверсификации своих экспортных возможностей.
В конце концов, Москва имеет значительную долю на европейском рынке природного газа, но вряд ли сохранит ее, поскольку Брюссель имеет долгосрочную стратегию иметь несколько источников поставок. Например, в 2018 году Россия была крупнейшим поставщиком природного газа в ЕС с 40,2%. За Россией следует Норвегия с 35,0%. В ближайшее время другие игроки, такие как Алжир или экспортеры СПГ, увеличат свою долю на европейском газовом рынке. В этой связи Транскаспийский проект может занять определенную нишу, но не будет угрожать энергетическим интересам Москвы как таковым. Россия должна решать политические вопросы с Брюсселем, а не выступать против Транскаспийского проекта. Азербайджан проявил интерес к тому, чтобы стать транзитным маршрутом для этого проекта, однако именно Туркменистан должен играть более активную роль в продвижении Транскаспийского проекта”.
