В 2019 году вышла в свет книга Authoritarian Regionalism in the World of International Organizations: Global Perspective and the Eurasian Enigma, Anastassia V. Obydenkova, Alexander Libman, Oxford University Press, 2019 – в переводе с русского “Авторитарный регионализм в мире международных организаций”. Авторы труда Анастасия Обыденкова (приглашенный профессор Института Барселоны IBEI) и Александр Либман (профессор социальных наук и восточноевропейских исследований в Мюнхенском университете им. Людвига Максимилиана) раскрывают новый тип регионализма – «авторитарный регионализм», прослеживают исторические корни, а также рассматривают его значение для современной политики. Подробнее о книге в беседе с CAAN говорит автор книги Александр Либман.
Ваш коллективный труд по теме «Авторитарный регионализм в мире международных организаций» вызывает большой интерес уже своим названием. Расскажите пожалуйста, как понимается понятие “авторитарного регионализма” авторами? Это ваш термин или он существовал ранее? Какие примеры этого явления, кроме Евразии, приводятся вами?
Термин «авторитарный регионализм» в литературе использовался и ранее (например, в работах Александра Кули (Alexander Cooley) из Колумбийского университета); в то же время, насколько мне известно, наша монография (написанная в соавторстве с Анастасией Обыденковой) представляет собой первую попытку столь детального анализа этого феномена. В большинстве работ, посвященных анализу региональных организаций, основное внимание уделяется интеграционным проектам, созданным демократическими странами. Это не случайно: ведь наиболее успешные с точки зрения интеграции рынков и экономик региональные группировки в современном мире (такие, как Европейский Союз) состоят из демократических стран. Созданные авторитарными государствами региональные проекты обычно достигают гораздо меньшего успеха с точки зрения экономической интеграции. В то же время – и в этом состоит основной посыл монографии – созданные автократиями региональные организации могут обладать другими важными эффектами, которые также нуждаются в анализе.
Под «авторитарным регионализмом» мы понимаем региональные организации, где или (а) большинство членов которых являются автократиями, или (б) ведущий участник которых – страна-гегемон или лидер – является автократией. В постсоветской Евразии число таких проектов особенно велико, но они существуют и в других частях мира. Например, многие из африканских интеграционных группировок можно отнести к этому типу. На Ближнем Востоке примером авторитарного регионализма можно считать Совет сотрудничества стран Персидского Залива (Gulf Cooperation Council), в Латинской Америке – Боливарианскую инициативу для латиноамериканских стран (ALBA), проект, инициированный Венесуэлой. Исторически число примеров авторитарного регионализма было еще больше, но целый ряд организаций покинули эту категорию в связи с демократизацией политических режимов их членов.
Каким образом политический режим влияет на международные региональные организации, если взять теорию и практику? Каковы механизмы распространения автократии через региональные организации? Какие специфические черты присущи недемократическим региональным организациям?
Политический режим стран-членов воздействует на несколько аспектов функционирования региональных организаций. Во-первых, он влияет на круг стран, которые входят в их состав. Наш анализ показывает, что демократические региональные организации обычно включают в себя более однородный с точки зрения экономического развития и культуры круг государств, чем авторитарные. Более того: шансы найти в числе членов авторитарных организаций одну или две демократические страны выше, чем найти одну или две автократии в демократических организациях. Демократические организации, судя по всему, используют более жесткие критерии членства, чем авторитарные. Это может быть связано с тем, что, во-вторых, механизмы принятия решений в авторитарных организациях носят менее формальный характер и основаны на личном взаимодействии высокопоставленных чиновников и политиков в большей степени, чем в демократических. Соответственно, возникает больше возможностей для согласования интересов элит даже очень разнородных стран, с сильными различиями в предпочтениях населения. Наконец, в-третьих, в то время как демократические организации часто рассматривают как институт, содействующий демократизации стран-членов, авторитарный регионализм действительно может (хотя это происходит и не всегда) стать механизмом распространения автократии.
Можно выделить три основных инструмента, с помощью которых авторитарные организации содействуют продвижению авторитаризма. Во-первых, они представляют собой удобный институт, в рамках которого более сильные автократии оказывают более слабым авторитарным странам экономическое и иногда даже военно-политическое содействие – например, крупные автократии могут открыть свой рынок для малых авторитарных стран в качестве меры поддержки авторитарных режимов. Во-вторых, авторитарный регионализм служит инструментом повышения легитимности авторитарных режимов. В такой ситуации авторитарные лидеры всегда могут рассчитывать на дружественную риторику со стороны региональной организации, ее готовность поддержать самые разные действия, используемые авторитарными режимами для сохранения своей власти. В-третьих, регулярное взаимодействие в рамках авторитарной организации создает платформу для обмена информацией и опытом среди авторитарных лидеров.
Можно ли говорить об актуализации этого явления сегодня, когда стало явным разделение по идеологическому признаку с ростом ультраправых и ультралевых?
В последние годы действительно появился целый ряд примеров авторитарных организаций, привлекающих значительное внимание исследователей. Речь идет не столько о росте числа таких структур, сколько о растущей активности авторитарных государств (таких как Россия, Китай, Саудовская Аравия или Венесуэла) и связанных с ними региональных организаций. Если еще в 1990-е годы исследователи полагали, что автократии не могут влиять на структуру регионального или тем более мирового порядка, сегодня мы можем с уверенностью утверждать – авторитарные государства рано списывать со счетов, и созданные ими организации могут играть в этом отношении важную роль (как это, например, произошло с Советом сотрудничества стран Персидского залива во время «арабской весны»).
В то же время как раз сегодня большинство авторитарных организаций носит неидеологический характер. Это связано с сутью современного авторитаризма – например, китайский или российский режим основаны не на мессианской идее, а на гораздо более прагматичной логике укрепления власти и обогащения политических элит. В этой связи, в отличие, скажем, от послевоенного мира, когда авторитарный регионализм (например, СЭВ или интеграционные проекты арабских государств) строился на четких идеологических основаниях, в современном мире идеология играет гораздо меньшую роль в функционировании авторитарных организаций. Напротив, они часто пользуются риторикой поддержки демократии (СНГ и ШОС, например, регулярно посылают наблюдателей на выборы постсоветских стран – правда, выводы этих наблюдателей часто оказываются гораздо более комплиментарными для автократий, чем позиция ОБСЕ и Совета Европы), или мимикрируют под чисто «прагматические» организации в области экономики или безопасности, не преследующие идеологических целей. Исключения есть, но их немного. Так что авторитарный регионализм, который мы обсуждаем в нашей монографии, не имеет ничего общего с ростом популизма во многих странах (в том числе в Европе).
ЕАЭС как раз представляет собой пример региональной организации, созданной в основном авторитарными странами, но преследующей преимущественно экономические цели.
Принимают ли авторитарные организации какие-либо либеральные идеи и нормы? Например, свободной торговли и т.д.?
Да, есть примеры, когда авторитарные региональные организации реализуют проекты экономической интеграции, основанные на тех же принципах, что и в демократических организациях. Вообще, не следует рассматривать авторитарный регионализм исключительно как механизм поддержки авторитаризма. Примером можно считать ЕАЭС: наш анализ не выявил каких-либо конкретных механизмов, с помощью которых Евразийский экономический союз способствовал бы консолидации авторитарных режимов. ЕАЭС как раз представляет собой пример региональной организации, созданной в основном авторитарными странами, но преследующей преимущественно экономические цели.
Но важно учитывать два обстоятельства. Во-первых, как я уже утверждал ранее, даже если авторитарные страны и пытаются реализовать программы региональной экономической интеграции, их успех в этом отношении будет весьма ограниченным. Автократиям гораздо сложнее, чем демократиям, «связывать себя» общими нормами и соглашениями, а без таких норм прогресс экономической интеграции останется ограниченным. Во-вторых, существуют и косвенные эффекты. Например, как уже говорилось, ЕАЭС сам по себе не является организацией, преследующей цель поддержки авторитарных режимов. Однако в 2010-2015 гг. ЕАЭС играл важную роль в российской внешней политике, и Россия нередко поддерживала авторитарные режимы в надежде, что они предпочтут членство в ЕАЭС (в силу ограниченных возможностей для развития политического сотрудничества с демократическими странами и их организациями). Иначе говоря, если сам ЕАЭС являлся политически нейтральным, российская политика, связанная с существованием ЕАЭС, была направлена на поддержку авторитарных режимов.
Рассмотрим три организации Евразии в трех сферах регионализма: насколько эффективно работает ЕАЭС в качестве агента экономического регионализма? Есть ли будущее у СНГ с точки зрения политического регионализма? Почему ШОС отнесена к разделу регионализма безопасности?
Прежде всего, следует отметить, что эти вопросы не связаны собственно с темой авторитарного регионализма – они касаются в принципе функционирования трех основных организаций, которые изучены в нашей книге (ЕАЭС, ШОС и СНГ).
Мы рассматриваем ШОС как пример регионализма безопасности, потому что именно этот аспект повестки дня ШОС в настоящее время реализуется наиболее успешно. Между странами ШОС налажены разнообразные каналы взаимодействия в этой сфере (скажем, военные учения или взаимодействие в противодействии терроризму). Экономическое сотрудничество в ШОС развито в гораздо меньшей степени, что связано с различиями в позициях России и Китая в отношении оптимального формата такого сотрудничества.
СНГ, вне всякого сомнения, представляет собой слабую организацию, в рамках которой рассчитывать на углубление интеграции – экономической, политической или военной – не приходится. Де-факто отказ Украины принимать участие в работе СНГ (сам по себе вопрос, является ли Украина, не ратифицировавшая устав Содружества, членом СНГ, не является однозначным) еще больше ослабляет организацию. В то же время в рамках СНГ существуют отдельные структуры и органы, а также направления сотрудничества, которые действительно играют важную роль. В неполитической сфере речь идет, например, об общей инфраструктуре (железных дорогах, электросетях, авиационной безопасности и других). В нашей книге мы основное внимание сосредоточили на политических институтах – миссии наблюдателей СНГ, которая, регулярно составляя комплиментарные отчеты о выборах в авторитарных странах, может считаться институтом поддержки авторитаризма с точки зрения повышения легитимности недемократических режимов.
ЕЭАС, как уже отмечалось, является неполитической организацией, которая сама по себе не задействована в продвижении автократии. С точки зрения экономического регионализма ЕАЭС добился гораздо большего, чем все его предшественники – создал ограниченный таможенный союз (хотя и не смог устранить нетарифные барьеры во внутренней торговли) и пространство свободного перемещения капитала и рабочей силы. На сегодняшний день дальнейшее качественное углубление интеграции в ЕАЭС представляется маловероятным – впрочем, уже достигнутое делает ЕАЭС значимой экономической организацией. Но столь же маловероятным представляется и распад ЕАЭС или «откат» в сторону чистой интеграционной риторики, практиковавшейся в организациях-предшественницах ЕАЭС. Наконец, ЕАЭС едва ли станет серьезным фактором ускорения роста в Евразии, но это связано с глубокими внутренними экономическими проблемами постсоветских стран (и, прежде всего, России). В такой ситуации даже самое эффективное региональное объединение могло бы оказать лишь небольшое воздействие на динамику роста.
Какие основные выводы делает Ваша монография?
Прежде всего, наша книга может рассматриваться как призыв к более внимательному анализу феномена авторитарного регионализма. До сих пор авторитарные организации во многом игнорировались исследователями: в то же время, во многих случаях они играют важную роль как во внутренней, так и во внешней политике. Например, наши результаты показывают, что существует положительная корреляция между длительностью правления автократов и членством их стран в авторитарных организациях. Наша книга свидетельствует и о необходимости избегать упрощенных выводов: не все авторитарные организации содействует продвижению авторитаризма (хотя авторитарный регионализм и может использоваться для этой цели). Важно смотреть на все разнообразие интересов игроков, вовлеченных в функционирование авторитарных региональных организаций, и на последствия для развития этих структур.
Благодарю за беседу!
