В своей статье «Ислам и дух капитализма: конкурирующие артикуляции исламской экономики» (Islam and the Spirits of Capitalism: Competing Articulations of the Islamic Economy. Politics & Society 2018, Vol. 46(2) 235–264), социолог Айсалкын Ботоева рассматривает вопрос, почему исламская экономика приобрела популярность в Центральной Азии как жизнеспособная модель социально-экономического развития. Автор опирается на исследовательскую работу в Казахстане и Кыргызстане, которую она провела в течение 18 месяцев.
Оспаривание ислама
В академической литературе, в контексте других стран, ответы на вопросы: «почему исламская экономика приобрела популярность?» или «почему политики и предприниматели стремятся внедрить исламские принципы в экономическую деятельность?», часто ссылаются на три фактора: 1) антиколониальные движения в развивающихся странах, 2) глобальное возрождение религиозности, и 3) активная деятельность окрепших средних слоев, которые объединяют благочестие и моральный образ жизни с капиталистическими стремлениями.
Эти распространенные объяснения, однако, склонны рассматривать ислам через одну призму, объединяя различные течения и выражения в религии под ярлыком «исламизма». Напротив, в данной статье автор использует призму «внутри-гегемонной борьбы» (intra-hegemonic struggles), выявляет три конкурирующих подхода к исламской экономике как к концепту, и объясняет, как эти подходы проявляются в экономической деятельности различных сегментов общества в Казахстане и Кыргызстане.
Постсоветский регион прошел через социально-политические преобразования, в ходе которых появились различные новые идеологические платформы и новые дискуссии о будущем. Хотя ислам не был полностью искоренен в советский период, c начала 1990-х он вновь возродился в регионе в качестве источника убеждений, способствуя пониманию новых реалий, структурных изменений, личного, а также общественного опыта. В Центральной Азии религиозные течения и их лидеры фрагментированы и поэтому предлагают конкурирующие интерпретации того, как внедрять исламские принципы в бизнес, политику и повседневную жизнь.
Исламская экономика является как идейной системой, так и рыночной нишей. Как идейная система, исламская экономика, стимулирует воображаемое будущее, и таким образом приводит к фактическим материальным проявлениям. Как концепт исламская экономика получила развитие в результате деятельности различных течений, предлагающих свои версии воображаемого будущего и свои рецепты, как необходимо внедрять религиозные принципы на практике, чтобы прийти к этому желанному будущему. Здесь основными артикуляторами, или теми, кто определяет границы какого-либо выражения ислама, являются чиновники и главы правительств, религиозные лидеры, меценаты, бизнес-сообщества и лидеры общин. Именно эти артикуляторы активно апеллируют к разным слоям населения и в конечном итоге интегрируют разрозненные интересы в более согласованные социально-политические блоки. Внимательно изучая речи политических лидеров, проповеди имамов и духовных лидеров и простых обывателей, а также истории предпринимателей и бизнес-ассоциаций, и их нарративы о себе и о «других» мусульманах в регионе, автор выделяет три основных выражения ислама: с национальным, капиталистическим, а также духовным уклоном.
Как ниша, исламская экономика включает в себя компании разного толка, где руководители и работники открыто или же косвенно идентифицируют свой бизнес как «мусульманский», «халал» или же «исламский» и стремятся внедрить определенные религиозные принципы в свою предпринимательскую деятельность.
Национальный ислам
В начале 1990-х годов президенты Казахстана и Кыргызстана, как и другие бывшие представители советской номенклатуры, приняли проекты глобального рынка и постколониальной идентичности в качестве траектории национального развития. Руководство обоих государств поставило в приоритет так называемый «национальный ислам», или другими словами, казахское и кыргызское мусульманство, которое отличается от мусульманских практик других регионов. Неолиберальный проект развития через рыночную экономику, который они также активно внедряли, был ближе к середине 2000-х дополнен интересом к исламским финансам. Хотя некоторые аналитики восприняли эти сдвиги как признаки «религиозного возрождения», автор утверждает, что лидеры государств придерживались определенных целей в их открытости к сотрудничеству с исламскими банками. В частности, эта открытость отвечала их долгосрочному видению о национальном исламе. Фракция сторонников этого видения включала высокопоставленных государственных чиновников как в Казахстане, так и в Кыргызстане, их титульную этническую базу казахов и кыргызов, предпринимателей с хорошими связями, вовлеченных в крупные исламские финансовые институты и имамов центральных мечетей.
В основе «национального ислама» лежит видение социального и экономического развития, в котором «умеренное» мусульманство сочетается с чувством национальной идентичности. Именно этот подход, по мнению всех, кто считал «национальный ислам» правильным путем развития, должен был противостоять фундаменталистским религиозным движениям, одновременно сохраняя за собой контроль государства в управлении ресурсами. В своем желании поддержать «умеренный» ислам и погасить возможную радикализациию, руководство Кыргызстана и Казахстана предприняло ряд мер, начиная от создания исламских образовательных учреждений до утверждения новых мечетей и даже совершения хаджа в Мекку, чтобы ассоциировать ислам с национальным покровительством.
В связи с этим, при появлении исламских финансов, имамы, связанные с центральным муфтиятом, были первыми, кого пригласили принять участие в советах шариата в исламских банках. Отчасти так сложилось из-за центрального положения в религиозной сфере этих имамов, поддерживаемых государством. Их присутствие также сигнализировало общественности и потенциальным инвесторам официальную поддержку исламских финансов. В экономической сфере национальный ислам дал толчок развитию новых стратегий среди политически связанных бизнесменов. Крупнейшие исламские банки в Казахстане и Кыргызстане были созданы при значительной государственной поддержке.
В Кыргызстане Эко-Исламик банк начал свою работу в качестве пилотного проекта под эгидой Исламского банка развития (ИБР) в 2010 году после подписания межправительственного соглашения. Директор Шамиль Муртазалиев сначала купил акции в обычном местном банке, а затем взял на себя инициативу по превращению его в пилотный проект ИБР. Видение Муртазалиевым Кыргызстана как исламского финансового центра в регионе сыграло важную роль в разработке нового законодательства в поддержку исламских финансов.
В Казахстане Al Hilal банк был основан как дочерний банк финансового института в Абу-Даби в 2010 году. Он обслуживает только крупный бизнес, «отдавая предпочтение корпоративным клиентам в нефтегазовой отрасли, железнодорожном транспорте и других инфраструктурных отраслях». Путь к внедрению исламских финансов в Казахстане был первоначально проложен группой энтузиастов из БТА Банка, молодыми местными специалистами. Первая крупная конференция по исламским финансам в Казахстане была организована и спонсирована БТА Банком. В результате, правительство ослабило некоторые законодательные требования к банковскому сектору в случае с Al Hilal. Например, банку было разрешено войти на рынок, несмотря на низкий кредитный рейтинг его материнского банка. Также было разрешено иметь более высокое соотношение иностранных специалистов, чем у других финансовых компаний. Госчиновники пересмотрели действующие законы о банковском деле и рынке ценных бумаг, в надежде на то, что открытие их рынков для исламских финансов приведет к неисчерпаемым источникам инвестиций. Этот союз высокопоставленных правительственных чиновников и крупных инвесторов был заинтересован в крупных проектах и корпоративных клиентах.
В обоих случаях была активизирована государственная поддержка исламских финансов, особенно после того, как многие западные банки закрыли каналы капитала в результате мирового финансового кризиса в 2007 году. Именно на этом этапе президент Казахстана Нурсултан Назарбаев заявил, что «мировой экономический кризис показал, что исламская финансово-экономическая модель стабильна и жизнеспособна». В его администрации казахстанские политики часто выступали с заявлениями о том, что «развитие исламских финансов поставит страну в выгодное положение для иностранных инвесторов, которые предпочитают действовать в соответствии с законами шариата. Такие инвесторы широко представлены на Ближнем Востоке, в Малайзии и даже в Европе. Аналогичным образом Омурбек Бабанов, тогдашний вице-премьер-министр в Кыргызстане, выразил заинтересованность в создании центров исламских финансовых услуг в столице. Таким образом, национальный ислам объединяет интересы чиновников верхнего эшелона, проправительственных религиозных лидеров, представителей титульных этнических групп и более широкого сегмента «умеренных» мусульман.
Капиталистический ислам
К концу первого десятилетия независимости коррупция в правительстве (как Кыргызстана, так и Казахстана) стало широко обсуждаемой темой, вышедшей в публичную сферу. На этом фоне, вместе с более или менее окрепшим средним классом, можно было увидеть очертания капиталистического подхода к исламу. Верующие мусульмане стали сторонниками свободного рынка. В их убеждении именно через рыночную экономику можно проложить путь к процветающему и моральному обществу, где принципы ислама могут сочетаться с рациональными экономическими стратегиями. На фоне критики коррумпированной государственной системы и роста националистической риторики, приверженцы «капиталистического ислама» стали делать еще больший упор на таких понятиях, как дисциплина, трудолюбие, самодостаточность и этичность.
В Кыргызстане такая позиция наиболее четко выражается и практикуется верующими молодыми предпринимателями. Например, многие выпускники турецких школ, основанных Фетхуллой Гюленом, являются яркими примерами данной позиции. Фетхулла Гюлен, широко известный меценат из Турции, возглавляет транснациональное движение, в чью сеть входят образовательные, медиа и финансовые институты в более чем ста странах. Вместе со своими последователями Гюлен создал обширную сеть школ по всей Центральной Азии. Эти школы быстро завоевали репутацию высококачественного образования с религиозным компонентом. Двадцать лет спустя выпускники этих школ стали выдающимися предпринимателями и деятелями в различных сферах. Это подтолкнуло создание более широкого альянса, включающего в себя отдельные бизнес-ассоциации, а также отдельных имамов, мечетей и медресе, неправительственных организаций и благотворительных фондов.
Предприниматели в данном альянсе, чаще чем другие делятся тем, что в бизнесе они стараются быть честными, как с партнерами, так и с работниками, связывая это с хадисами пророка, предписывающими, что нужно прислушиваться даже к тем, кто работает на тебя. Предприниматели в этом альянсе поддерживают, делятся опытом и помогают друг другу финансово. Они также спонсируют мечети и благотворительные фонды. Таким образом, основным упором в капиталистическом исламе является создание благоприятной бизнес-среды для предпринимателей, а также укрепление позиций верующих мусульман. Эти усилия включают защиту интересов предприятий от коррумпированных государственных организаций, а также интеграцию в конкурентный глобальный рынок через привлечение инвесторов и воспитание сплоченности.
Предприниматели, которые входят в это движение, вкладывают свои деньги в «современные» и «прогрессивные» школы, мечети и проекты развития, которые не поддаются вмешательству правительства. Вера в конкурентоспособный частный сектор и благоприятную деловую среду побуждает многих таких предпринимателей привносить свой вклад в образовательную сферу, в менторские программы для студентов и так далее.
Космополитичные по внешности и глобально ориентированные, последователи капиталистичной формы ислама, тем не менее, имеют налет «мусульманской буржуазии» и проводят границы отчуждения по классовой линии. Многие из них достигли более высокого социального статуса благодаря образованию, особенно высшему образованию за рубежом. Они связывают свой успех с трудовой этикой и дисциплиной, воплощая то, что антрополог Мона Атя назвала «верующими неолиберальными субъектами». Другими словами, эти участники рынка связывают материальные и духовные выгоды со своим предпринимательским духом. Соответственно, они считают, что менее обеспеченные в экономическом отношении оказались в нужде из-за недостатка инициативы и стремления. Эта общая нить объединяет их с первоначальными благотворителями в Турции. Социолог Жихан Тугал, анализируя последователей Фетхулла Гюлена в Турции, отмечает, что они защищают нынешнюю олигархическую, капиталистическую структуру турецкого режима и требуют исламизации системы без глубоких структурных преобразований на экономическом и политическом фронтах.
Другими словами, то, что заставило многих из этих предпринимателей гордиться своим положением и достижениями, также вызвало критику за то, что они стали «буржуазными», а также отдаленными от местных традиций. Критики аргументируют, что хотя они и занимаются благотворительностью, часто остаются безразличными к более масштабным экономическим и социальным реформам, которые решают проблемы неравенства.
Духовный ислам
В отличие от двух вышеперечисленных групп и фракций, лидеры и последователи так называемого «духовного ислама», стремятся стать ближе к Богу с помощью ежедневных проявлений веры, в том числе внутренних и внешних проявлений благочестия, таких как одежда, строгие запреты на курение и питье, а также, даваат. Что немаловажно, эта форма практики ислама привлекает к себе обездоленных и незащищенных – сюда входят как этнические меньшинства, так и внутренние мигранты, люди из нижних социально-экономических слоев. Хотя многие верующие мусульмане внедряют данную позицию в своей повседневной жизни в той или иной мере, одно из течений и религиозных объединений, Таблиги Жамаат, более ярко выражено в своем стремлении к духовному исламу.
Хотя Казахстан запретил это движение в феврале 2013 года, обосновывая свое решение тем, что Таблиги Жамаат является «потенциальными воротами в радикализм и террористическую деятельность», в Кыргызстане Таблиги Жамаат приобрел популярность и даже включился в структуру Муфтията. В 2012-году был создан новый отдел даваата.
Артикуляторы этого подхода к исламу видят в благочестивых и моральных бизнес-практиках самоцель, независимо от их экономической отдачи (или так они утверждают). Даваат, или прозелитизм, обеспечивает дополнительное измерение благочестия.
Ключевые лидеры духовного ислама настаивают на том, что капитализм и свободный рынок – это, прежде всего, идолопоклонство экономическим рациональным подсчетам. Они считают, что все связанное с экономическими результатами – материальные блага, деньги и успех в этой жизни – должно быть вторичным для набожных мусульман.
Несмотря на эту решительную критику капитализма и рыночной экономики, последователи Таблиги Жамаата не сопротивляются участию в исламской экономике и занимают ниши, которые не заполнены представителями других фракций. Они активно ищут пути создания своего собственного частного бизнеса, прежде всего в торговле и сельском хозяйстве (например, продажа мусульманской одежды на базарах, перепродажа подержанных автомобилей, работа на земельных участках). Они также активно поддерживают друг друга через рыночную деятельность, используя мечети и их группы даваата в качестве площадок для консолидации деловых партнерских отношений и оправдания общинного подхода к коммерческой деятельности как один из путей в рай.
Эта выражение ислама тревожит не только две другие фракции, но и тех, кто поддерживается светского мировоззрения, из-за кажущейся «отсталости» и «радикальной религиозности», которая по их мнению бросает вызов нормам современного общества.
Заключение
Автор утверждает, что три подхода к исламу, рассмотренные выше, во многом пересекаются, но сохраняют свой антагонизм. Представители каждого альянса убеждены что они являются сторонниками «истинного» и «правильного» ислама, и что они получат наибольшую выгоду (материальную или духовную) от принципов и практик, которые они продвигают.
В этой статье изложены различия, в которых исламская экономика понимается и практикуется в контексте постсоветского Казахстана и Кыргызстана. Экономические социологи давно занимаются вопросом о том, как люди выбирают решения экономическим вопросам в условиях неопределенности. Исследователи политики изучают, какую роль играют дискурсы и нарративы в мобилизации социальных альянсов и фракций. И наконец, исследования исламизма пытаются объяснить, как религиозные нормы и ценности могут быть вплетены в политическую и экономическую сферы.
Основываясь на этих трех взаимосвязанных областях исследований, автор утверждает, что исламская экономика приобрела большую легитимность в Центральной Азии в результате различных (а не единых) дискурсов и действий разных сообществ, которые прочертили как минимум три основных направления. Эти дискурсы, с националистичным, капиталистическим и духовным уклоном, указывают на то, что ислам может сделать для человека и общества, и как необходимо действовать верующим мусульманам. Конкурирующие дискурсы овеяли «исламскую экономику» аурой успеха, суля как социальные, так и материальные выгоды.
Mona Atia, “A Way to Paradise: Pious Neoliberalism, Islam, and Faith-Based Develop- ment,” Annals of the Association of American Geographers 102, no. 4 (2012): 808–27; also Mona Atia, Building a House in Heaven: Pious Neoliberalism and Islamic Charity in Egypt (Minneapolis: University of Minnesota Press, 2013)
Cihan Tugal, Passive Revolution: Absorbing the Islamic Challenge to Capitalism (Stanford, CA: Stanford University Press, 2009), 267.
