Вместо введения: есть ли ксенофобия в Казахстане?
Как можно расценить скандал по поводу брака гражданина Китая (ханьца) c казахстанкой (казашкой), который произошел летом текущего года в Шымкенте[1]? Что сказать по поводу частых конфликтов между местными и иностранными рабочими[2]? И наконец, чем объяснить массовые беспорядки в сельской местности, итогом которых становятся поджоги, беззаконные расправы и выселения[3]?
У этих и многих других происшествий разные поводы, но часто общая почва: они происходят вокруг бытовых причин и быстро регулируются, а конфликтующие стороны, как правило, относятся к различным этническим группам. Поэтому их часто торопятся отнести к межэтническим конфликтам и используют как показатель состояния межэтнических отношений в стране в целом. Другие оценки делают упор на социально-экономических предпосылках их возникновения. Есть и экзотичные интерпретации в духе теории заговоров, будь то внутренних или внешних.
Думается, что стоит рассмотреть и другие измерение этой напряженности – как проявление ксенофобии, которая шире, чем неприязнь к кому-то на этнической почве, и означает «боязнь всех чужаков», будь то по принципу национального, религиозного или социального деления людей. Это позволяет «снять противоречие» исторических обид по отношению к соседним народам, так как конфликты происходят с участием индийцев, китайцев, турок – то есть тем, кто стал въезжать в Казахстан сравнительно недавно. Расширение категории позволяет не только анализировать, но и предлагать решения, которые потенциально могут устроить все заинтересованные стороны. А это – государство и общественные активисты, работодатели, работники, мигранты, иностранные работники, местное население и др.
Ксенофобия в экспертном дискурсе
Ксенофобия как понятие редко использовалась в общественно-политическом дискурсе в Казахстане. Ее применение стало связано, прежде всего, с присоединением Казахстана к соответствующим международно-правовым актам или внесением изменений в законодательство страны. Гораздо чаще можно встретить работы, где прибегают к более привычным категориям из советского наследия – межнациональным или межэтническим. Сочетание межэтнического и межнационального связано, прежде всего, с тем, что подразумевается под термином «нация». Словом, сам этот дискурс с определенного момента постоянно рискует перестать быть языком исследования проблемы и превратиться в одно из ее проявлений.
Оба языка описания конфликтов на почве ненависти предполагают сочетание как превентивных мер, так и мер силового пресечения. При этом, в первом случае можно всегда обратиться к современной зарубежной практике. Соответственно, такое рассмотрение конфликтов предполагает, что будут предприниматься стандартные, понятные механизмы преодоления последствий подобного рода инцидентов. А превентивные меры будут опираться на накопленное в мире интеллектуальное основание.
Во втором случае доступен собственный или более отдаленный советский опыт. А он в силу произошедших социально-экономических и политических трансформаций не сталкивался с такими факторами, как имущественное расслоение, религиозные и иные культурные различия. Но надо отдать должное, исследования межнациональных отношений проводятся часто, их результаты регулярно публикуются и имеют многочисленную аудиторию[4], в том числе в лице министерств и ведомств.
Следовательно, можно говорить о симбиозе этих двух языков, но есть функциональное их разграничение. Во внутриполитическом дискурсе доминирует второй. Он позволяет подавать пока еще понятные обществом сигналы. «На экспорт» задействуются общепринятый в остальном мире язык международно-правовых актов и законодательство, которое, по сути, является копией с зарубежных образцов[5].
Фото: Sputnik
Ксенофобия и национализм
Инциденты, имевшие место в 2017 году в Астане с индийскими рабочими, и в нынешнем году с китайскими, имели одну важную особенность. Они не нашли былого сочувствия со стороны публичных персон, которых принято относить к активным защитникам казахского национализма. Этот факт тем более символичен, что во второй декаде XXI века казахский национализм сложно уместить в список из ветеранов национального движения, таких как Мухтар Шаханов, Дос Кошим, Амиржан Косанов и Айдос Сарым.
И здесь можно согласиться с социологом С. Бейсембаевым, который расширяет континуум понятия казахского национализма. Действительно, казахский национализм представлен сегодня не только казахоязычной интеллигенцией[6]. К нему относят себя, к примеру, и русскоговорящие, которых еще недавно снисходительно называли «асфальтовыми казахами». И род занятий таких людей далеко отстоит от привычных для старшего поколения националистов социальных и рыночных ниш.
Также необходимо брать во внимание тот факт, что содержательная сторона казахского национализма серьезно разнообразилась за последнее время. Сегодня можно уверенно говорить о нескольких вариантах казахского национализма. Тот же С. Бейсембаев насчитывает их как минимум три: либеральный, консервативный и религиозный[7].
Более того, отношения националистов и власти в силу указанных причин стали более разнообразными. В ней нет былой дихотомии: провластные и оппозиционные. Многие из них, борясь за пресловутый государственный информационный заказ, стараются сохранять с властью известную дистанцию. Другие идут на диалог с ней по наиболее важным для себя темам.
Словом, казахский национализм, как идеологическое движение, возможно и мог бы выступить в качестве как минимум голоса нынешних вспышек ксенофобии, если бы не проходил период внутренней трансформации и качественного изменения. Более того, можно сказать, что эти вспышки волнуют больше тех, кто к этому движению не относятся. Поскольку это прекрасный повод для очередной волны дискредитации своих оппонентов, а если учитывать ужесточение уголовного законодательства, то и для полного устранения последних.
Таким образом, на мой взгляд, гипотезу об организованном характере инцидентов можно отмести. Они, по всей видимости, абсолютно стихийны, ни казахский национализм, ни тем более их оппоненты, ни причем.
Ксенофобия и казахи
Чтобы понять, насколько ксенофобия обращена ко всему неказахскому, надо сначала определить саму «казахскость». Например, один аспект, который периодически всплывает в информационном потоке и нередко приводит к громким инцидентам, – это смешанные браки. Как показывают исследования российского ученого И. Савина[8], они довольно редки у казахов. Более того, в подавляющем большинстве случаев казахи вступают в смешанные браки с представителями в культурном отношении близких народов. Даже в этих случаях пары нередко встречают неодобрение.
Рассуждения о трудностях, с которыми сталкиваются такие пары, обычно фокусируются на косности, патриархальности и/или сексизме их окружения. Мне представляется, эти инциденты указывают на более глубокую и сложную проблему. В стране нет дефицита в брачных партнерах. Браки казахов/казашек с представителем иной этнической группы не могут привести к исчезновению казахов как этноса. Но они ломают имеющееся представление о том, что есть казахи.
Если отбросить сантименты, то казах сегодня – это человек, у которого, как минимум, отец – казах. Это признак, который позволяет человеку причислять себя к этнической группе вне зависимости от владения языком, отношения к религии, образа жизни и проч. Но ровно отсюда проистекает постоянное недовольство ролью языка в современном обществе. Язык должен быть маркером казахскости как в остальных национальных государствах, но не является таковым. По этой же причине постоянно всплывают фантастические проекты по введению единоверия. Поскольку прошедшее через колониальный и советский периоды, «казах значит мусульманин» сегодня подвергается атакам со всех сторон. В этот ряд можно добавить еще и романтизацию кочевого образа жизни в искусстве и СМИ, которая не влияет на протекание урбанизации – переселения скотоводов, хотя и оседлых, из сельской местности в города.
В этом смысле еще один стресс – это полемика в СМИ и социальных сетях вокруг распространенных среди казахов привычек и обычаев, а также вокруг до сих пор непререкаемых культурных авторитетов вроде Абая. Не случаен резкий, на грани истерики, протест против планов по упразднению графы «национальность» в казахстанских документах, удостоверяющих личность[9].
Скорее всего, в итоге у казахов будет несколько вариантов ответа на вопрос «что есть казах?» И тогда потребуются навыки и нормы общежития, язык взаимной коммуникации, которые формируются сегодня. Но если учесть, как активно может развиться «язык вражды», то можно заключить, что будущее далеко не безоблачно.
Ксенофобия и меньшинства
Описанное выше положение дел, когда казахское большинство не представляет собой монолитного целого, не может не отражаться на меньшинствах. С другой стороны, и сами меньшинства сильно отличаются между собой.
Это с одной стороны русские, еще полвека назад составлявшие большинство, язык, способы ведения хозяйства и образ жизни которых активно перенимались всеми остальными группами[10]. С другой стороны, это уйгуры, узбеки, дунгане и другие, которые имеют не менее продолжительный опыт общежития с казахами, но отличающиеся большей взаимностью в культурном обмене. Этому способствовали близость языка, религиозное единство при том, что экономические ниши носили скорей взаимодополняющий характер. Есть также группы, у которых по тем или иным причинам меньший опыт взаимных контактов с казахами[11]. Есть также оралманы – это более одного миллиона казахов, решившихся на переселение в Казахстан из заграницы. И они, по сути, единственная группа, в которой видна недвусмысленная решимость полной ассимиляции с остальными казахами.
Все остальные хотели бы сохранить свои культуру, язык и другие особенности. Поэтому в стране, по данным Ассамблеи народа Казахстана, действуют более 300 этнокультурных центров. Главная их заслуга, как представляется, в том, что они снимают страх полного без остатка растворения меньшинств в казахском большинстве. То есть, благодаря им, ни скандалы в информационном пространстве, ни инциденты, связанные с языком, ни даже пугающие своей периодичностью погромы на Юге не затемняют собой сохранения и развития культурного разнообразия.
Таким образом, за истекшие три десятилетия в Казахстане создана устойчивая к вызовам и неплохо работающая система, которая позволяет поддерживать и развивать этническое разнообразие. Но как представляется, ее тоже неизбежно ожидают перемены. Они не связаны с эффективностью работы этнокультурных центров в прошлом. А обусловлены изменениями, которые происходят в казахстанском обществе.
Если в прошлом этнические группы по объективным причинам должны были теснее сотрудничать с государством (отсюда их поголовная включенность в деятельность Ассамблеи народа Казахстана), то в будущем им предстоит осваивать новые сферы активности, новые способы и формы работы, и, в конце концов, новые источники финансирования.
Ксенофобия и государство
Как отмечает политолог Т. Исмагамбетов, в Казахстане совмещение «казахской земли» и «многонационального народа Казахстана» находит отражение даже в Конституции страны[12]. Такая двойственность по нисходящей пронизывает весь официальный дискурс. Соответственно, власти страны не могут не уделять внимания сфере, которую они называют «межэтническими отношениями».
Деятельность в этом направлении можно разделить на два блока. В первый можно отнести работу Ассамблеи народа Казахстана и ведомств, ответственных за идеологию, таких как Министерство образования и науки или Министерство общественного развития. Второй блок осуществляется по линии силовых ведомств, которые нацелены на выявление и пресечение ксенофобских проявлений.
Имея такой широкий набор средств по убеждению и принуждению, государство достаточно уверенно чувствует себя перед лицом этого вызова. Это видно хотя бы по тому, с какой гордостью официальные лица говорят о царящей в стране межэтнической и межрелигиозной гармонии[12]. Инциденты на этой почве действительно редки и поэтому всегда вызывают живой и неподдельный интерес как со стороны государства, так и со стороны общественности.
Однако, не могут не обращать внимания инциденты, где стороной конфликтов становятся иностранные рабочие. Они происходят регулярно и вспыхивают, как правило, на бытовой почве, перерастая затем в потасовки с участием десятков человек. Как представляется, они свидетельствуют скорее о недостатках трудового законодательства.
Но судя по тому, что система выдачи разрешений на привлечение иностранных рабочих продолжает функционировать, государство готово мириться с конфликтами между приезжими работниками и местными жителями. А они будут происходить уже хотя бы потому, что большое количество здоровых и сильных мужчин вдалеке от родины будут держаться вместе. И в конфликтных ситуациях приезжие будут полагаться на соплеменников и земляков, а не на институты власти и помощь местных коллег. Все три этих фактора в сумме как раз дают возникновение и воспроизводство ксенофобских настроений.
Кроме того, нет ясности в деятельности органов внутренних дел по недопущению перерастания бытовых преступлений в массовые беспорядки. Если в крупных городах полиция успевает выслать СОБР (Специальный отряд быстрого реагирования), то на селе местные хулиганствующие элементы, опережая их, не раз заставляли пережить стресс целым районам. Более того, не нашли должной огласки результаты оперативно-розыскных мероприятий и следствия по этим эпизодам.
Это приводит к безнаказанности, и хуже того – ощущению сочувствия сотрудников органов власти к погромщикам. Именно такие эпизоды не только тестируют профессионализм работников органов внутренних дел, но, оставленные без должного внимания, могут привести к торжеству коллективной ответственности и судов Линча.
Вместо заключения
Проблема ксенофобии в Казахстане не вызывает серьезных опасений на краткосрочный период. В Казахстане есть очень хорошие условия для сохранения и преумножения разнообразия в рамках одного национального государства. Здесь имеются все шансы не только преодолевать, но и вести превентивную работу в отношении ксенофобии.
Но ксенофобию необходимо выявлять и оценивать масштабы, совершенствуя методологию исследований, и этих исследований должно быть больше. Углубленное изучение проблемы должно повлечь за собой совершенствование публичного дискурса о ксенофобии. Государство, экспертное сообщество и общественные активисты, а не ксенофобы, должны быть лидерами общественного мнения. Для этого необходима разработка новой или модификация имеющейся системы символов и смыслов. Этот язык должен быть доступен пользователям современных средств массовой коммуникации. В нем должны быть предусмотрены сигналы для людей с различными мировоззренческими, политическими и другими взглядами.
Ссылки:
[1]Синофобы сорвали свадьбу казашки с китайцем/Новостной сайт Zakon.kz https://www.zakon.kz/4924992-sinofoby-sorvali-svadbu-kazashki-s.html
[2]“Противостояние” казахстанцев и китайцев: в чем причина конфликтов, происходящих на китайских нефтяных предприятиях/ Медиа-портал Караван: https://www.caravan.kz/news/protivostoyanie-kazakhstancev-i-kitajjcev-v-chem-prichina-konfliktov-proiskhodyashhikh-na-kitajjskikh-neftyanykh-predpriyatiyakh-423556/
[3]Сарыагашский инцидент. Как это было?/Медиа-портал Караван: https://www.caravan.kz/gazeta/saryagashskijj-incident-kak-ehto-bylo-82840/\
[4] См. напр: Садвокасова А.К. История Межэтнических и межконфессиональных отношений в Республике Казахстан включая историю наиболее крупных этносов/Электронный научный журнал «edu.e-history.kz» № 4(08): http://edu.e-history.kz/ru/publications/view/593
[5]См. Напр: Язык ненависти в Казахстане: статистика, судебная практика, рекомендации, – Астана, ОФ Медиа 2017,- 21 с.
См. также: Мониторинг языка вражды в социальных сетях в Казахстане. / Сост. П.Банников. – Алматы: МЦЖ Medianet, 2017. 80 с.
[6]С. Бейсембаев “Феномен казахского национализма в контексте сегодняшней политики: от отрицания к пониманию” – Программа для молодых исследователей в области публичной политики Фонда Сорос-Казахстан, 2015 – с.25.
[7] Там же – с.23-24.
[8] Савин И.С. О чем говорит статистика детей, рожденных от «отцов другой национальности»? // Этнополитическая ситуация в России и сопредельных государствах в 2017 году. Ежегодный доклад Сети этнологического мониторинга и раннего предупреждение конфликтов. В 2-х томах. / Ред. В. А. Тишков и В.В. Степанов. Москва: ИЭА РАН, 2018. Т. 2, – с 388-393.
[9]См. напр: Национальность в паспорте гражданина Казахстана указывается по желанию владельца/ Nomad: http://nomad.su/?a=3-200902160024
[10]См. напр: Космарская Н.П. “Русскоязычное культурное пространство в Центральной Азии: истоки, параметры, перспективы” – Центральная Евразия №1(1) 2018, – с. 240-271
[11] См. напр: Садвокасова А.К. “История Межэтнических и межконфессиональных отношений в Республике Казахстан? включая историю наиболее крупных этносов”/ Электронный научный журнал «edu.e-history.kz» № 4(08): http://edu.e-history.kz/ru/publications/view/593
[12]Т. Исмагамбетов “Нациестроительство в Казахстане: между казахстанским народом и нацией” / https://caa-network.org/archives/13450
[13]См. напр: “Казахстанская модель межнационального согласия востребована в мире” – Е. Тогжанов / http://online.zakon.kz/Document/?doc_id=31141414#pos=3;37
