Начало интервью здесь
Ирна Хофман (1983) работает над докторской диссертацией в Лейденском университете. Она занимается политической экономикой аграрных перемен в постсоветском Таджикистане, где она провела длительное время, делая полевые работы в (преимущественно) юго-западных районах. Ирна является сельским социологом по образованию, и специализируется на социальных и аграрных изменениях в постсоциалистических обществах. К другим и связанным с этим интересам относятся продовольственная безопасность; средства к существованию в сельских районах; хлопководство; присутствие Китая в Центральной Азии; и органическое сельское хозяйство. Ранее она проводила исследования по аграрным изменениям в Узбекистане и являлась временным научным сотрудником (2014) в IAMO, Институте сельскохозяйственного развития Лейбница в странах с переходной экономикой (Halle/S в Германии).
В заключительной части интервью Ирна Хофман рассказывает нам о хорошем и плохом, что было в советских колхозах, профессии агронома и китайских фермах в регионе.
Как проходила реформа сельскохозяйственной системы после краха колхозов в Центральной Азии? Как отличался подход стран региона?
Учитывая важность конкретных культур для экономики этих стран, а также разрозненность земельного фонда, понятно, что правительство Узбекистана, скажем, только постепенно реформировало аграрный сектор и только поэтапно реструктурировало бывшие совхозы и колхозы, первоначально в так называемые «ширкаты», а затем в коммерческие фермы. Система квот по-прежнему функционирует в Узбекистане, прежде всего в отношении пшеницы и хлопка. В 2008 году правительство Узбекистана приняло новую политику и начало реконсолидировать сельскохозяйственные угодья, тем самым увеличивая средний размер фермерских хозяйств. Фермы были объединены, и в этом процессе некоторые фермеры были вынуждены оставить занятие сельским хозяйством. Поэтому реформы Узбекистана пошли совершенно уникальным путем (хотя в Казахстане также был короткий период, в 2005 году, когда небольшие хозяйства объединялись). Интересно будет следить за изменениями в узбекской аграрной экономике в ближайшие годы, поскольку при президенте Мирзиёеве cтали часто говорить о глубоких изменениях, необходимых особенно в отношении хлопкового сектора. На мой взгляд, самый важный вопрос заключается в том, как такие изменения повлияют на развитие и благосостояние сельских районов, поскольку изменения в аграрной экономике имеют прямые последствия для жизнеобеспечения сельских районов. Например, прекратится ли принудительный труд, сможет ли рост заработной платы в аграрной экономике привлечь бывших трудовых мигрантов? Сможет ли диверсификация производства улучшить продовольственную безопасность?
Казахстан принял другой подход к реструктуризации фермерских хозяйств, выраженный в высокой регионализации проведенных реформ. Были перестроены крупномасштабные колхозы и совхозы, которые специализировались на производстве пшеницы в северных регионах Казахстана, и внедрена трехсторонняя структура, включая очень крупные агрохолдинги (иногда более 10 000 гектаров), индивидуальные фермерские хозяйства (около 500 гектаров) и домашние хозяйства. В зерновом секторе в северном Казахстане преобладают крупные агрохолдинги. Их операции очень механизированы, в отличие от большинства мелких ферм в остальной части Центральной Азии. Этот зерновой пояс, в частности, выступает в качестве житницы региона. На юге Казахстана преобладают мелкие фермерские хозяйства, которые сосредоточены на производстве более широкого разнообразия сельскохозяйственных культур, в том числе хлопчатника и садовых культур в дополнение к пшенице.
Ситуация в Таджикистане отличается от реформ, проведенных в других республиках, – или можно утверждать, что это комбинация реформ, поскольку Таджикистан имеет диверсифицированную географию, с высокогорными хозяйствами площадью в два гектара или менее, а хозяйства, расположенные в низменности, могут иметь 300 га или более. Средний размер так называемого «дехконского хозяйства» сейчас меньше пяти гектаров. Как и в Кыргызстане, международные доноры сыграли важную роль в формировании процесса аграрных перемен в Таджикистане. Хотя серия постановлений в этой сфере была принята еще в 1992 году, реформы были заторможены гражданской войной в стране. С конца 1990-х годов международные доноры оказали значительное давление на таджикское государство для реформирования аграрной экономики. Тем не менее, правительство опасалось, что индивидуализация и уход государства с рынка будет означать гибель хлопковой экономики, которая, как и в Узбекистане и Туркменистане, имела большое значение для национальной экономики. В ответ правительство превратило государственную систему закупок хлопка в частную систему закупок. Эта система оставалась нетронутой до конца 2000-х годов. Между тем на протяжении многих лет крупномасштабные колхозы и совхозы были реструктурированы и прекратили свое существование. Однако изначально многие крупные фермы были просто переименованы, как в Узбекистане. Это была смена вывески, и с точки зрения владения, управления и принятия решений изменений почти не случилось. Было проведено несколько экспериментальных проектов, инициированных международными донорами, в которых основное внимание уделялось перестройке крупных ферм в отдельные дехканские хозяйства. Однако за пределами этих пилотных проектов многие обычные сельские жители остались без стимулов к созданию хозяйства. Если бы даже они пытались это делать, у них, как и у людей в Кыргызстане, было бы много препятствий: службы поддержки фермерских хозяйств практически прекратили работу, и рынки не были готовы работать с такими мелкомасштабными фермами. Так проходил процесс в низинах Таджикистана.
Ситуация была иной в горной местности Таджикистана, где, например, в Горно-Бадахшане случилась стремительная индивидуализация в середине 1990-х годов (изначально без формализации). Этому способствовала помощь донора (Фонда Ага Хана), но индивидуализацию было намного проще реализовать в высокогорье, поскольку мелкие производственные участки в горных районах всегда более или менее являлись отдельными производственными единицами.
Таким образом, для того, чтобы понять земельную реформу и реструктуризацию фермерских хозяйств, нам необходимо взглянуть на имеющиеся ресурсы и географические факторы стран, а также распределенность земельных участков и относительную важность конкретных сельскохозяйственных товаров для экономики стран. В то же время нам нужно учитывать местную земельную политику.
Например, многочисленные продекларированные в Таджикистане политики и указы создают впечатление, что фермеры независимы и автономны в выборе собственных культур, хотя на самом деле на местном уровне власти все еще пытаются оказывать давление на фермеров и вмешиваться в процесс принятия решений в отношении моделей земледелия. Аналогичная динамика наблюдается в Узбекистане: хотя президент Мирзиёев инициировал различные изменения, местная земельная политика и местные отношения власти радикально не изменились. Институциональные изменения не произойдут в одночасье, особенно когда одни и те же люди все еще находятся у власти.
Кто выиграл от приватизации колхозов, а кто проиграл? И почему?
Перестройка бывших советских хозяйств развивалась по-разному не только в разных странах ЦАР, но и внутри стран. Поэтому сложно делать общие заявления о «победителях и неудачниках» реформ.
Есть люди, которые смогли создать успешные хозяйства, а есть те, кто не смог. Некоторые сами не хотели создавать коммерческие хозяйства. Можно сказать, что первую группу людей можно отнести к категории “победителей”, а остальных – к “проигравшим”. Очевидно, что в Центральной Азии постсоциалистические аграрные перемены вытеснили многих людей из аграрной экономики в лишенные стабильности источники средств к существованию от миграции, поскольку помимо прочего в сельской местности осталось мало возможностей для занятости вне сельского хозяйства. Таким образом, может возникнуть соблазн заключить, что мигранты это и есть “проигравшие”. Однако не все люди хотели создавать отдельные хозяйства. Более того, внутри фермерского населения можно наблюдать дифференциацию. То, что я наблюдала в своих исследованиях, это то, что не все фермеры могут считаться «победителями» аграрной трансформации. В некоторых случаях земля является обязательством, а не активом, поскольку, например, некоторые сельскохозяйственные угодья в Таджикистане имеют долги. И в условиях системы квот можно сказать, что фермеры являются арендаторами, а не независимыми фермерами. Они только номинально независимы, и многие из них не могут обеспечить себя только сельским хозяйством. Если вы посетите случайную деревню, то поймете, что новые здания возводятся не фермерами. Среднемесячный доход в сельскохозяйственном секторе Таджикистана примерно в три раза ниже среднего дохода в стране. Это семьи с членами семьи-мигрантами, которые могут отремонтировать дом (хотя отмечается, что в последние пару лет денежные переводы от мигрантов упали из-за экономического кризиса в России).
Лица, которые имели хорошие связи в начале независимости и реформ, такие как бригадиры и бывшие председатели колхозов, имели привилегию в получении доступа к земле во время реструктуризации хозяйств. Им удалось получить прибыль от сельского хозяйства. Мои выводы схожи с наблюдениями ученых, работающих в других постсоциалистических странах, таких как Румыния, Украина и Россия. При земельной реформе люди с хорошими связями могли получать сельскохозяйственные активы (например, тракторы) и лучшие поля с относительно плодородной почвой, хорошим доступом к воде и т. д. Обычным колхозникам приходилось стоять в очереди, чтобы получить сельскохозяйственные угодья, а иногда приходилось ждать долго, пока они могли обратиться к районным властям с просьбой создать свою собственную ферму.
В результате реструктуризация хозяйств способствовала социальной дифференциации (т. е. неравенству). Переход от коллективного земледелия к индивидуальному сельскому хозяйству обеспечил некоторым привилегированным лицам возможность получить ценные сельскохозяйственные активы и капитал, оставляя менее плодородные поля тем домохозяйствам, не имеющим таких связей.
Захват ценных сельскохозяйственных активов относится не только к активам на местах, но и к потокам капитала. В Таджикистане переход от государственных закупок хлопка к системе частных закупок предоставил лицам с политическими связями контроль над хлопковым производственным комплексом. Хотя им удалось извлечь существенные доходы от производства хлопка, сам хлопок ассоциируется с сельской бедностью в Таджикистане.
Тем не менее, остается ли идея колхозов по-прежнему актуальной?
Сельскохозяйственный сектор значительно изменился за последние несколько лет, но есть остатки колхозов, и люди все еще отождествляют себя с местом, когда-то сформировавшим свой колхоз. В некоторых местах преемники колхозов все еще функционируют, и люди продолжают называть эти хозяйства именем своего колхоза. Я была удивлена, узнав в одном из моих исследований, что ферма, образовавшаяся после колхоза, все еще имела бухгалтера и агронома.
В Советском Союзе крупномасштабные колхозы и совхозы были «общими социальными институтами»: они предоставляли колхозникам здравоохранение и образование, а у многих был «клуб» или кинотеатр. С реформой фермерских хозяйств правительства Центральной Азии взяли на себя ответственность за социальное обеспечение, образование и здравоохранение. В некоторых случаях относительно крупные индивидуальные хозяйства продолжают вносить свой вклад в местные общины, но в гораздо меньшей степени, чем колхозы. В некоторых районах колхозная деятельность также по-прежнему очень важна, что связано с выживанием и благосостоянием сельских домохозяйств. Там все же много происходит обмена ресурсами и работниками внутри деревни. Колхозы исчезли как субъекты производства, но некоторые коллективные структуры остаются, и я бы сказала, что да, идея колхоза по-прежнему актуальна. Не в последнюю очередь как маркер идентичности людей. В то время как молодые люди (рожденные и выросшие в 1990-х годах и позже) чаще всего ссылаются на названия деревень, у них возникает иная форма принадлежности или привязанности, а колхоз все еще очень важен для «чувства принадлежности» и социальной сплоченности более старшего поколения. Колхоз или совхоз ознаменовали жизнь людей. В одном из районов юго-западного Таджикистана, где я проводила полевые работы, я даже пыталась объяснить свой маршрут, если говорила название деревни, поскольку населенные пункты были известны только как Совхоз №1, Совхоз № 2 и т. д.
Остаются ли мелкие фермеры уязвимыми?
Сложно сказать. Очевидно, что сельское домохозяйство имеет большое значение для общего объема сельскохозяйственной продукции. Поэтому некоторые ученые объясняют восстановление сельскохозяйственного сектора в Центральной Азии фрагментацией фермерских хозяйств. В целом производительность мелких фермеров выше, чем у крупномасштабных ферм. Основываясь на моих собственных исследованиях в низменном Таджикистане, я бы сказала, что многие мелкие фермеры (то есть фермы дехкон, а не обычные сельские домохозяйства) по-прежнему сталкиваются с трудностями, не в последнюю очередь потому, что многие из них по-прежнему вынуждены выращивать хлопок, культуру, который не приносит выгоды их вообще. Одним из признаков того, что аграрная экономика не дает людям значительных средств к существованию, является распространенность трудовой миграции в Таджикистане, Кыргызстане и Узбекистане. Люди не могут жить только на доходы от сельского хозяйства, а возможности занятости вне фермы в сельской местности ограничены.
В целом, по-прежнему существуют некоторые барьеры, препятствующие развитию мелкого фермерства в Центральной Азии. Что изначально примечательно в Кыргызстане, но и характеризует фермерский сектор в Таджикистане, это то, что мелким фермерам не хватает институциональной поддержки. Институциональная среда, необходимая для создания маломасштабных фермерских успешных кредитных учреждений (банков), инфраструктуры, рынков сбыта и служб распространения знаний, по-прежнему неадекватна. Многие новые индивидуальные фермеры не знакомы с управлением отдельным предприятием, которое включает в себя такие обязанности, как бухгалтерия, выбор источников и переговоры о рыночных ценах. В результате они сильно зависят от местных и районных властей в отношении агрономических консультаций и использования материалов, а также от посредников, когда речь идет о маркетинге своих культур. Их оставляют на милость рынка.
В новостях иногда встречается, что фермеры в центральноазиатских странах возвращаются к досоветским методам выращивания и посадки из-за отсутствия ресурсов, которые имели колхозы. Что мы можем сказать об использовании новых технологий (дронов, сервисных приложений, лабораторных червей и т. д.) в сельскохозяйственном секторе региона?
В большинстве советских республик Центральной Азии была относительно небольшая механизация сельского хозяйства. Высокая плотность населения означала наличие значительной рабочей силы, и ручной труд на хлопковых полях продолжался, хотя советское руководство намеревалось увеличить механизацию сельского хозяйства в регионе. У местного руководства были и другие приоритеты.
Ситуация отличалась от региона, например, в зерновом поясе на севере Казахстана механизация была – это зерноуборочные комбайны. Благодаря огромным инвестициям в этот регион сегодня сельское хозяйство в этом регионе характеризуется весьма современными технологиями, с современным оборудованием с нулевой обработкой почвы и технологией точного земледелия, управляемой спутником.
Тем не менее, в большинстве стран Центральной Азии преобладает ручной труд. Прополка и сбор урожая на овощных и хлопковых полях осуществляется вручную. Существует общий недостаток техники (например, зерноуборочных комбайнов, тракторов и грузовиков), что серьезно затрудняет развитие аграрного сектора. Часто образуется очередь на оборудование, что сказывается на производительности.
Важно отметить, что большинство недавних разработок в области инноваций и услуг по распространению знаний в Центральной Азии – по крайней мере, в Таджикистане – осуществлялись донорами. С 1991 года государство постепенно отделяется от сельскохозяйственного сектора, что имеет значительные последствия для сельскохозяйственных исследований и разработок.
Во всей Центральной Азии ресурсы для сельскохозяйственных исследований и разработок сократились после 1991 года, а службы поддержки прекратили работать эффективно. Это отсутствие государственных инвестиций оказало существенное влияние на использование производственных затрат (например, семян), а также на сельскохозяйственные работы и производительность в целом. Многие агрономы, работающие в сельской Центральной Азии, обучались при советской власти. Они могут обладать большими знаниями о хлопководческих и местных ирригационных системах, но им не хватает информации о других культурах и методах производства. Более того, большинство агрономов находятся почти в пенсионном возрасте, и этой профессией молодежь мало интересуется.
Нарушения в работе вспомогательных услуг и ухудшение рынков производственных затрат также связаны с удобрениями и пестицидами. При советской власти крупномасштабные хозяйства не имели проблем с получением удобрений. Использование химических веществ (азотных, фосфорных и калийных (NPK) удобрений, а также пестицидов), как правило, сегодня ниже, чем в советское время. Одной из причин этого является то, что фермеры пытаются экономить на затратах. Более того, большинство стран вынуждены импортировать удобрения и пестициды. В последние годы удобрения и пестициды, используемые в Таджикистане, были импортированы из Узбекистана, России, Пакистана и Китая, хотя китайское предприятие недавно инвестировало в восстановление старого завода по производству удобрений в Таджикистане. Меньшее использование химических веществ иногда хорошо – я сторонник органического земледелия, но для этого нужен другой подход к земледелию. Это означает, что фермерам необходимо уделять больше внимания плодородию почв, прополке и циклу производства сельскохозяйственных культур в целом, чтобы получить высокий урожай. Использование органических удобрений, таких как навоз животных реже встречается в Центральной Азии, поскольку большинство людей владеют только одной или двумя коровами и используют навоз животных как источник топлива для домашних нужд, а не как удобрение.
Что можно сказать о росте китайских инвестиций в сельское хозяйство региона?
Китайское присутствие в Центральной Азии растет с момента запуска Инициативы “Пояс и Путь” (BRI). Пока китайские сельскохозяйственные предприятия в Центральной Азии вызывают спекуляции и недоверие. Политики и ученые задают вопрос о мотивах китайских предприятий в Центральной Азии: что за этим стоит – политика или желание получить прибыль?
В целом, в Центральной Азии происходит несколько процессов. Прежде всего, есть китайские предприятия, которые пытаются получить доступ к земле, то есть арендовать сельскохозяйственные угодья в Центральной Азии. Это произошло в Таджикистане, и я не уверена, насколько такие инвестиции были реализованы в Кыргызстане и Казахстане. Я слышала, что в восточном Казахстане работают китайские фермеры, но чтобы выяснить это, нужно провести исследования на местах. Что касается земельных инвестиций, то существуют небольшие фермы, созданные китайскими гражданами и китайскими семьями, которые, как правило, остаются вне внимания из-за крупномасштабных инвестиций, привлекающих заголовки СМИ. Во-вторых, в этот регион поступает существенный приток китайских сельскохозяйственных товаров, и в основном я говорю о сельскохозяйственных ресурсах: семенах, удобрениях и методах производства. В Центральной Азии существует большой спрос на качественные семена и другие затраты. Недавно мне сказали, что китайские компании выращивают до 30% хлопка в Кыргызстане путем создания совместного производства. В-третьих, вместе с притоком сельскохозяйственных ресурсов в регион экспортируются методики и конкретные знания. В Таджикистане так называемые «китайские теплицы» стали очень популярными в последние несколько лет. Существуют также партнерские отношения между китайскими и центральноазиатскими исследовательскими институтами. Таким образом, открытие границ оказывает значительное влияние на аграрные секторы центральноазиатских республик.
Торговля в Китае и Центральной Азии и инвестиции в сельскохозяйственную сферу влияют на сельскохозяйственную продукцию, использование ресурсов и знания в области сельского хозяйства. Находящиеся в конце цепи, как конечные потребители и производители, сельские домохозяйства также сталкиваются с притоком китайских фермерских хозяйств, китайских ресурсов, а также знаний и технологий.
Итак, что стоит за ростом китайского влияния в сельском хозяйстве Центральной Азии? Во-первых, хорошо известно, что китайское правительство озабочено социальной стабильностью в регионе. Ситуация в Синьцзян-Уйгурском автономном округе, Афганистане и Пакистане пристально наблюдается со стороны китайского правительства, и присутствие на местах может напрямую предоставить китайскому правительству свежую информацию и механизм контроля. В то же время сохранение внутреннего экономического роста важно для китайского правительства, что может объяснить, почему китайское правительство поощряет китайские компании инвестировать за границу. Действительно, китайское государство играет важную роль в стимулировании китайских предприятий в их деятельности за рубежом, но есть и много индивидуальных предпринимателей, действующих по собственной инициативе, без значительной государственной поддержки. Важно отметить, что во внимание общественности попадают более масштабные проекты китайских компаний. Меньше внимания уделяется более скромным инвестициям/приобретениям, как я наблюдала в своих собственных исследованиях по инвестициям Китая в обработку сельскохозяйственных земель в Таджикистане.
В моих исследованиях я обнаружила, что китайские фермы в Центральной Азии имеют в основном коммерческие мотивы. Например, существуют мелкомасштабные фермы, принадлежащие отдельным китайским гражданам и семьям, которые находят нишу в экономике Центральной Азии. Они в основном сосредоточены на производстве сельскохозяйственных культур и работают в рамках маленького, но растущего китайского сообщества в Центральной Азии.
Крупномасштабные китайские приобретения земли также коммерчески ориентированы. Одним из примеров является китайский фермерский бизнес, который я изучала в Таджикистане. Эта ферма, которая на самом деле является совместным предприятием двух китайских фермерских хозяйств из провинции Хэнань в Китае, обрабатывает земли на юго-западе Таджикистана в возрастающем масштабе. Две компании, вовлеченные в предприятие, сосредоточены на хлопке и пшенице (семенах и культурах) и овощах (семенах и культурах). Очевидно, что экспорт технологий и сельскохозяйственных ресурсов играет важную роль в этом крупномасштабном проекте. Китайская компания вводит новые культуры и продает продукцию на рынке в Душанбе.
Примечательно, что это до сих пор происходит, после того, как я завершила полевые работы в 2015 году. Я очень хочу вернуться, чтобы посмотреть, как изменилась ситуация, и мне интересно, как будут развиваться события в Центральной Азии. Во время поездки в Кыргызстан в прошлом году я заметила рекламные щиты, в которых сообщалось о китайско-кыргызском сотрудничестве в области сельского хозяйства, и я читала, что китайские фермерские предприятия начали производство хлопка в районе Дангара в Таджикистане и участвуют в Специальной экономической зоне в этом районе. Кроме того, я полагаю, что китайский фермерский бизнес, который я изучила ранее, продолжает расширять свою деятельность. Я полагаю, что китайское присутствие в сельских районах Центральной Азии будет расти в ближайшие годы.
Все фото – Ирна Хофман
Публикации автора:
(2017) ‘Tajikistan: searching for food security‘
(2017) ‘Radicalisering en de Amerikaanse droom‘
(2017) ‘Voedselonzekerheid is ook een politieke kwestie’
(2017) ‘Vrouwen op de katoenvelden van Tadzjikistan‘
