Умида Ахмедова – фотограф и кинодокументалист из Узбекистана. Она имеет большой опыт в операторской работе, является автором многочисленных фотографий и арт-проектов. Её острое творчество не всегда вызывает понимание у соотечественников. В 2016 году Умида Ахмедова получила премию имени Вацлава Гавела за инакомыслие в творчестве. Год спустя, возможно, в связи с узбекской «оттепелью» и проявлением большей свободы, прошла выставка художницы под названием «Смирное небо» в арт-галерее «Zero Line». Умида Ахмедова рассказывает в интервью CAAN о том, где и как она находит источники вдохновения в своем искусстве.
Расскажите, пожалуйста, о том, как Вы пришли в фотографию и фотожурналистику?
Изначально когда я уехала в Москву, я поступала на философский факультет МГУ. Это была утопия (улыбается). Несмотря на то, что я училась в русском классе в средней школе в Паркенте, я плохо разговаривала на русском. Ведь в Паркенте все разговаривали на узбекском языке. Меня мотивировало желание достигнуть чего-то большего в жизни, не жить как все. У меня были такие честолюбивые мысли. Не поступив со второго раза в МГУ, я уехала с подругой во Владимирское культпроссветучилище, где готовили клубных работников. Мы с ней оказались на отделении «кино-фото». Нам выдали фотоаппараты, и через какое-то время я поняла, что мне на самом деле было нужно! Мне часто даже снился сон, как будто люди на моих фотографиях двигались как в кино. Наверно, именно с тех пор моя профессия и стала своеобразным подобием шампунь-кондиционера «два-в-одном».
После окончания нам выдали диплом по специальности «клубный работник -руководитель кино-фото самодеятельности». Это было не совсем «престижно» на фоне того, что мои одноклассники к тому времени учились на старших курсах ВУЗа. И после культпросветучилища я твердо решила поступать на кинооператорский факультет ВГИКа. Но до этого я вернулась в Ташкент, где стала работать ассистентом кинооператора на киностудии «Узкинохроника» и посещала фотоклуб «Панорама» в Ташкенте, чтобы активно готовиться на творческий конкурс для поступления в ВГИК. Через год я туда поступила.
Когда начинаешь снимать кино, фотография уходит на задний план, но я не успела долго проработать кинооператором. Когда СССР развалился, оставаться на киностудии не имело смысла. В дальнейшем, появление минилабов, а затем и цифровых камер, можно сказать, «развязали» мне руки и я осталась верна фотографии.
Фотография для меня не отдушина, это было бы слишком просто. Для меня фотография стала родной сестрой, она не раз спасала меня от отчаяния и безысходности. Она также является формой высказывания и формой поэзии. Если честно, то не могу сказать, что я работаю в фотожурналистике. Хотя мне и приходится работать в этом жанре, в основном, я участвую в «поле» современного искусства через фотопроекты и видеоарт совместно с моим супругом Олегом Карповым.
Чем, по-Вашему, определяется художественная ценность фотографии?
На этот вопрос сложно ответить одной фразой. Хорошая фотография – она как отстоявшееся вино. Это такая фотография, на которую через какое-то время хочется смотреть снова и снова, будь это портрет или пейзаж. Это фотография, за которой стоит талантливый мастер. Это также фотография, где есть поэзия и, где заметен стиль автора.
Фотография из выставки “Смирное небо”. Автор на фоне баннера в Узбекистане.
В газете The Guardian британский арт-критик Джонатан Джонс как-то назвал фотографию серьёзным искусством нашего времени – ведь она является наиболее доступным и демократичным способом творчества, который когда-либо существовал. Как развивается сегодня искусство фотографии в Узбекистане и какие сегодня существуют направления?
Я согласна с арт-критиком и сама всегда говорила, что фотография является самым доступным видом творчества. Сегодня в Узбекистане, как и везде, много фотографов и есть отдельные фотографы, чье творчество заслуживает внимания. Но, к сожалению, таких ребят очень и очень мало. Сегодняшняя узбекская фотография – это мое разочарование. Лет 6-7 назад, у нас был фотоклуб. Мы собирались вместе и даже «пользовались» возможностями, которые были связаны с проведением «art-week» со стороны фонда Гульнары Каримовой. На фотобиеннале приглашались известные фотомастера, и мы их «заманивали» к себе в клуб. Однако, к сожалению, в начале 2014 года руководство Академии Художеств вместо того поддержать нас, решило помешать нам из-за своей «классической» трусости. Председатель и его заместитель попросили убрать работы нескольких авторов, где были затронуты проблемы Узбекистана, вернее отображалась реальная жизнь страны.
Моя любимая ученица эмигрировала, и часть активных и мыслящих людей тоже уехала из страны. Увы, я не вижу ярких имен из Узбекистана и ничего не могу сказать о направлениях, так как в стране, в основном, снимаются лишь красивые картинки. В художественной среде есть люди, которые используют фотографию в своем творчестве, но фотографов с именем, к сожалению, здесь нет. Конечно, можно покопаться в прошлом, чтобы найти их, но мы сейчас говорим о сегодняшнем дне. И всё же, если я не ошибаюсь, здесь развит жанр так называемой «street photo».
Могу добавить, как админы из фотосообщества в Ташкенте как-то написали: «Мы не снимаем политику». Это звучит немного смешно, словно они дети, непривыкшие к твердой пище. Думаю, что причина кроется в том, что 25 лет страха оставили свой след в сознании молодых людей. И это серьёзная проблема не только в фотографии.
Что нужно сделать, по-Вашему, для развития фотожурналистики в Узбекистане?
Как я уже упомянула, у меня скептическое отношение к здешним молодым фотографам. Дело в том, что даже талантливые люди – те, кто мог стать хорошими фотожурналистами вынуждены снимать свадьбы и рекламу. Фотография не всем и нигде не приносит деньги, в мире есть лишь считанные имена тех, кто может зарабатывать на фотографии. Но есть любовь к профессии и к творчеству, которые требует самоотдачи.
В западных странах есть среда, где молодой человек может расти. Он или она обладает возможностью получить какие-то гранты для своих проектов, молодым людям есть, где учиться. Одним словом, есть среда. Газеты и журналы печатают хорошие фотографии, несмотря на то, что бумажная печать во всем мире терпит убытки и конкурировать в цифровой эпохе тяжело. Тем не менее, я думаю, что хорошие фотографии востребованы. Правда сама форма подачи фотографии стремительно меняется. Oтображатели сегодняшнего визуального мира это слайд-фильмы, мультимедиа, видеоарт и.т.д.
Если же говорить о молодых людях в Узбекистане, то им еще тяжелее. Фотожурналистика не может развиваться сама по себе. Утешает лишь то, что сегодня мир открыт! Им нужно учиться у известных мастеров, знать языки, знать глубоко свою историю, участвовать на конкурсах и в проектах международного уровня. Также важно уметь критически мыслить и не «оглядываться». Мои пожелания именно таковы, но, увы, и здесь у меня преобладает скепсис, как я уже сказала ранее. После срыва выставки в Ташкентском Доме Фотографии, у меня «опустились руки», потому что это был ущербом для развития фотографии в Узбекистане.
В прошлом Вы столкнулись с неоднозначной реакцией представителей властей Узбекистана, которым не понравились некоторые Ваши работы. Однако в 2017 году в Ташкенте прошла Ваша первая соло-выставка «Смирное небо» в галерее Zero Line. Вы можете рассказать о том, как прошла эта выставка и означает ли это, что сейчас в Узбекистане стало меняться отношение к свободе творчества и к свободе слова?
О моем «столкновении» с властями много говорили, анализировали. У меня осталась горечь из-за того, что фотография здесь не воспринимается как искусство.
После восьмилетнего молчания в Узбекистане наконец-то состоялась моя небольшая персональная выставка в галере Zero Line под названием «Смирное небо». Еще год назад здесь действительно ощущалась какая-то эйфория. Новый президент налаживал отношения с западными странами, с соседями по региону и.т.д. Однако, как-то ночью, в то время когда шла моя выставка, галерею обстреляли из пневматического пистолета. Хозяйка галереи (Бэлла Сабирова – прим.редакции) не связывала этот инцидент с моей выставкой, но этот «сигнал» был мне неприятен.
Фотография из выставки “Смирное небо”. Cнятa в период, когда о смерти Каримова еше не объявили, но о ней все знали. Кроме этого готовились к празднованию 25-летия независимости.
Говорить, что сейчас вдруг появилась свобода творчества еще рано. Во-первых, люди сами еще не «выдавили» из себя страх и самоцензуру, а во-вторых, главные идеологи у власти не поменялись. Меня лишь радует, что появились независимые узбекскоязычные сайты, но даже их один раз пытались заблокировать, а журналистам мешают работать. В качестве примера, можем вспомнить kun.uz. Поэтому, на мой взгляд, ещё рано ликовать о свободе творчества.
Вы не занимаетесь политикой и не состоите ни в какой оппозиционной партии. В то же время фотографии передают Вашу любовь к стране, отражают её реалии и Ваше личное сопереживание к её людям. Почему некоторые люди посчитали, что Вы занимаетесь «политикой»?
Точно! Я не состояла ни в каких оппозиционных партиях, да и какой партии здесь можно говорить, ведь их и не было в стране. Каримов жёстко расправился с ними, как только пришёл к власти.
Могу только сказать, что я никогда никому не «подыгрывала». Я всего лишь была и есть честна в своем творчестве, я снимаю реальный мир. При этом я не люблю «черные» темы, мне тяжело снимать негатив , опустившихся на дно людей, преступников и.т.д.
В этом смысле, моя история это печальная история. Она ясно говорит о том, что властям нужны «танцы-пляски» и только «счастливые» узбеки. Для этой системы типичен контроль над искусством.
В интервью 2015 года онлайн-журналу Bird in Flight Вы сказали, что работали над двумя проектами «Казахи в Узбекистане» и «Я и баннеры» (об агитации). Говоря о последнем проекте, Вы сказали, что времена меняются, и лозунги тоже пройдут. Заметны ли какие-то изменения в этом плане в последние два года: изменилось ли содержание лозунгов, или, может быть, их число поубавилось?
Я продолжаю снимать проект «Казахи Узбекистана». Это долгосрочный проект и когда-нибудь я мечтаю сделать большую выставку об этом. Но это в будущем. Что касается проекта «Я и баннеры», я назвала его «СНАП». Дело в том, что когда училась во Владимире, у нас был такой предмет «Средства Наглядной Агитации и Пропаганды». Учащиеся должны были уметь писать лозунги, так как все клубы и дворцы служили государственной идеологии. Мой проект «СНАП» я показала в прошлом году в Бишкеке на фестивале современного искусства «Посттоталитаризм», куратором которого был Гамал Боконбаев.
Говоря о лозунгах, могу сказать, что их количество немного уменьшились по сравнению со временем Каримова. Тем не менее, сохранилась традиция каждый год давать определенный текст для независимой процветающей родины. Правда, они уже не так часто «бросаются» в глаза. Считаю, что предыдущий период я успела охватить.
Одна из последних фотографий из серии “Казахи Узбекистана”
Вдохновение идёт изнутри, но иногда мы вдохновляемся на примере наших наставников, друзей или передавая знания талантливым ученикам. Вы можете рассказать о таких людях в Вашей жизни?
Мы всегда кому-то подражаем, у кого-то учимся, и кто-то нас вдохновляет. Я очень благодарна бывшему председателю фотоклуба «Панорама» Михаилу Штейну. Если бы он не увидел меня случайно на какой-то выставке в Ташкенте и не позвал в клуб, я не знаю, достигла ли бы я успеха в фотографии. В то время (1981 год) я только приехала в Ташкент и готовилась к творческому конкурсу во ВГИК. Это было непростым временем.
Михаил Штейн был моим наставником, и он поддержал меня.
Прошло много лет (я никогда не стесняюсь учиться) и я попала на семинар к Рубену Мангасаряну (к сожалению, уже покойному). У него я научилась современной фотожурналистике. Потом я подружилась с Ольгой Корсуновой – одной из учредителей Фотодепартамента в Питере. Ольга меня привела к другой фотографии. Речь идёт о фотографии-мысли и фотографии-философии и др.
Когда Ольга умерла два года назад, я ощутила себя сиротой. Я чувствовала себя как спортсмен, который теряет своего тренера. Конечно, здесь немаловажную роль играли личная привязанность и дружба. Сейчас я чувствую, что должна работать, думать, снимать и доделывать начатое, ибо я обязана перед своими учителями.
Меня также вдохновляет мой сын – человек из другого поколения и человек глубокий в своем творчестве. Он как раз таки прекрасно понимает язык современной фотожурналистики. Так как он мой сын, я бы не хотела упоминать его лишний раз, но именно он сегодня мой учитель.
Расскажите, над какими проектами Вы сейчас работаете?
О тех проектах, которые пока еще в разработке, я пока не хочу говорить. Но я могу поделиться тем, что я закончила почти что этнографический проект «Love story». Как известно, раньше девушки вышивали себе на приданое сюзане, паляк, полотенца, платочки и другие вещи. В советское время была популярна вышивка с изображением формы сердца, внутри которого были изображены парень и девушка. Также встречались вышивки со всякими красивыми словами. Такие вот рисунки, вышитые в стиле «naive». Думаю, что получится красиво. Я планирую сами вышивки использовать с фотографиями.
Могут ли к Вам обращаться за уроками молодые люди, интересующиеся фотожурналистикой? Не думали ли Вы открыть свою школу?
Как я уже говорила выше, я не могу назвать себя фотожурналистом, хотя жанры уже переплелись. Я больше работаю в «поле» современного искусства, фотопроекта и видеоарта и.т.д. Тем не менее, если молодые люди обратятся ко мне за помощью, я, естественно, никогда не откажу. Я не уверена, что открою свою школу, но может быть, открою клуб. Однако, пока я не готова к этому из-за слишком многих разочарований, которые мне пришлось пережить.
Спасибо Вам за ответы!
Фото У. Ахмедовой взята с сайта miradox.ru. Остальные фотографии предоставлены У. Ахмедовой.
