Mark Bassin, The Gumilev Mystique: Biopolitics, Eurasianism, and the Construction of Community in Modern Russia (Culture and Society after Socialism), Cornell University Press; 1 edition (March 31, 2016) – Марк Бассин, “Мистика Гумилева: биополитика, евразийство и конструирование общинности в современной России”. Итака: издательство Корнелльского университета, 2016 год.
В центре внимания книги профессора Марка Бассина – Лев Гумилев, российский (советский) историк, этнограф и философ, превратившийся в культовую фигуру в России. Как подчеркивает Бассин, эта популярность особенно выросла в последние годы советской власти и ранней постсоветской эпохи. Тем не менее, до монографии Бассина о Гумилеве работ о Гумилеве на английском языке практически не было, и очень немногие книги Гумилева были переведены на английский. Гумилева практически игнорировали на Западе. Почему это произошло? Большинство западных историков и этнографов, по-видимому, находят этому простое объяснение, исходя из материалов в книге Бассина: взгляды Гумилева находились за пределами западной науки. Они считались совсем ненаучными и в лучшем случае могут считаться своеобразной научной фантастикой. И читатели книги Бассина получают достаточно аргументов для этого вывода.
Обзор идей Гумилева
Гумилев рассматривал этнические группы и их более крупный конгломерат, «суперэтнос», как своего рода биологический объект. Феномен этноса возник, когда люди, живущие на определенной территории, получили космическую энергию. В этот момент они заряжаются «пассионарностью», а Гумилев рассматривал понятие «пассионарности» как свое «самое важное теоретическое открытие»[1].
Слово «пассионарность» можно также вольно трактовать как страсть или энергию, в момент наступления которой новый этнос переживает рост, а его лидеры стремятся к экспансии. Позже этнос, подобно другим биологическим существам, созревает и теряет свою юную энергию, хотя на новых этапах элита не прекращает созидательную деятельность. Затем этнос умирает, хотя Гумилев, по-видимому, делает несколько исключений из этих правил. Другой важный аспект теории Гумилева – и он также был хорошо представлен в работе Бассина – это идея «комплиментарности» этнических групп. По словам Гумилева, некоторые этносы проживали в непосредственной близости друг от друга и, в некотором смысле, осуществляли взаимовыгодный экономический и культурный обмен между собой. В некоторых случаях они могли вступать в смешанные браки, хотя Гумилев, как правило, выступал за эндогамию, где каждая этническая принадлежность должна позволять браки только внутри группы. В то же время он явно делал исключения для отношений славян с тюркскими народами. Разрабатывая свою теорию «комплиментарности», Гумилев следовал по пути «евразийцев», группы русских эмигрантов, которые бежали от большевистской революции.
С точки зрения «евразийцев», Россия не принадлежит ни к Западу, что противоречило мнению западников, доминировавших в русской мысли с конца XIX века, ни славянофилам. Действительно, «евразийцы» одинаково скептически относились как к славянофилам, представителям другого важного направления в русской мысли, считавшим, что Россия принадлежит славянскому миру, как и к западникам. С точки зрения «евразийцев», русские или другие восточные славяне, живущие в пределах России, могут рассматривать как настоящих союзников и друзей, главным образом, тюркские народы Российской империи/СССР. Единство славян и турок было обусловлено их общей исторической судьбой. Все они были собраны в единое государство великой империей монголов. Как справедливо заметил Бассин, Гумилев в этом следовал классическим евразийцам, идеи которых Гумилев разработал в 1930-х годах [2]. Никакой прямой связи с эмигрантами у Гумилева, естественно, не было и он пришел к евразийству совершенно самостоятельно. Это относится к взглядам Гумилева на монголов.
Подавляющее большинство российских и европейских историков считали монгольское нашествие в XIII веке одним из величайших, если не величайшим, бедствием в российской истории. Для довоенных евразийцев и Гумилева история была иной. С их точки зрения, ужасы нашествия были преувеличены, и пресловутое монголо-татарское «иго» на самом деле было весьма полезным для России и фактически большей части Евразии. И, как утверждал Бассин, «евразийцы» полагали, что «ига» вовсе и не было, в его обычном понимании. «Древняя Русь» была не «завоевана», а добровольно подчинилась власти монголам[3].
Монголы действительно ввели тоталитарную/авторитарную власть в Евразии. Тем не менее именно эта власть вселила в народы Евразии дух «идеократии», ощущение того, что человек должен жить не только для того, чтобы удовлетворить свои личные желания, но и для достижения более высокой цели. То же самое можно сказать и о самом государстве. У него должна быть своего рода метафизическая цель. Монгольское государство учило народы северной Евразии, в будущем империи русских царей, а затем и СССР, жить в мире друг с другом, независимо от вероисповедания, этнической принадлежности или расы. Наконец, «татары защищали Русь от нападений с Запада … как пастух защищает свою паству от волков» [4].
В этом отношении к Западу Гумилев следовал не только классическим евразийцам предвоенного времени, но и славянофилам. Запад являлся и является исконным врагом России/ Евразии, не только по причине его, Запада, хищнических инстинктов, генетически врожденной агрессии – а эту идею детально разрабатывал еще Николай Данилевский, по другой неизмеримо важной причине. Монголы, с точки зрения евразийцев, были терпимы ко всем религиям. Монголов интересовала лишь дань. Этот прагматизм/терпимость монголов спасли русские души, монголы не вмешивались в религиозную жизнь России и позволили русским сохранить православие, свою культуру, а без нее русские не были бы русскими. Покорение Западом имело бы для русских катастрофическое последствие, Запад планировал не только экономически поработить Россию, но уничтожить их самобытную культуру и православие их души. Попав в кабалу Запада, Россия перестала бы быть Россией, а русские русскими. Монголы, таким образом, спасли русских от культурно-религиозной гибели. Этот взгляд на монголов разделяли как довоенные евразийцы, так и Гумилев.
Гумилев – не настоящий ученый
Это краткий обзор идей Гумилева объясняет, почему произведения Гумилева почти игнорировались на Западе, и до последнего времени не было ни одной монографии о нем на английском. И причина этого очевидна, по крайней мере, для подавляющего большинства западных ученых. Средний западный историк/этнограф отметил бы, что идеи Гумилева вряд ли имеют какую-либо научную ценность. Теория о космической энергии и пассионарности больше похожа на научную фантастику, а не на серьезный, научный дискурс. Понятие «комплиментарности» или «некомплиментарности» плохо сформулировано и не опирается на выводы или работы других ученых. В трудах Гумилева почти нет ссылок на научную литературу, как если бы он был первым, кто занимался такими предметами, как эволюция человечества, влияние окружающей среды на общество, монгольское нашествие и т. д. Кроме того, Гумилев не знал языка многих источников и опирался на русский перевод, который, конечно, мог быть неточным. Можно предположить, что для западных историков было очевидно, что Гумилев фактически не интересовался изучением этих источников и даже истории в целом. Он просто разработал свою предвзятую теорию и выборочно отбирал источники, которые могли бы подтвердить его спекуляции.
Даже российские историки, – такие как академик Рыбаков, и его мнение приводится Бассином, – отмечали, что взгляды Гумилева были действительно фантастическими[5]. Рыбаков отмечал, что Гумилев в своем стремлении найти «симбиоз» между тюрками и славянами практически полностью игнорировал не только летописи, но даже произведения древней русской литературы, содержание которой не требует особо изощренной интерпретации. Предвзятость Гумилева, его нежелание принять факты, не укладывающиеся в «прокрустово ложе» его схем, видна в гумилевском анализе «Слова о полку Игореве», одного из наиболее известных произведений древнерусской литературы домонгольского периода. «Слово о полку Игореве» описывает конфликт между русскими князьями и половцами, тюркскими кочевниками. С точки зрения Гумилева, сюжет Слова является злонамеренной фальсификацией продавшегося Западу автора. Автор, желая угодить западному патрону, пытался вбить клин между славянами и тюрками.
Кроме того, для западных историков, фантастические взгляды Гумилева были вдобавок явно реакционными. Действительно, и Бассин подчеркивает это в своей книге – Гумилев, принимая понятие счастливого «симбиоза» почти всех народов северной Евразии, явно исключает из него евреев, которых считает чужеродным и разрушительной «химерой». По Гумилеву, «евреи были по существу паразитарной химерой. Их этнические черты олицетворяли собой деградацию и разврат, к которым они пришли в результате разрыва с природным миром» [6].
Западные ученые, возможно, могли бы принять гумилевские конструкции, даже если реакционные, если бы они имели какую-нибудь научную ценность, основывались на каких-нибудь фактах и не были чистой фантазией. И поскольку взгляды Гумилева были действительно ничем иным, как реакционными фантазиями, неудивительно, что они в основном игнорировались научным сообществом.
Работа Бассина безусловно является важным вкладом в понимании Гумилева в контексте советской и постсоветской истории. Бассин собрал и осмыслил огромный фактический материал, и его работа должна быть интересна, не только западному, но и русскому читателю.
Некоторые рецензенты книги упрекали Бассина в том, что он недостаточно изучил влияние Гумилева в постсоветском обществе, особенно в сфере российского и казахстанского образования. Например, не уделил достаточно внимания тому факту, что именем Гумилева назван университет в Астане и книги его рекомендовались как учебники.
Евразийский университет был открыт в 1996 году, когда Назарбаев активно искал содружества с Россией. В нынешнем Казахстане гумилевский «симбиоз» народов России/Евразии заменен на философию казахского «большого брата», который великодушно позволяет другим национальностям жить на территории Казахстана. Гумилевский «симбиоз» также мало применим и к философии «русского мира».
Парадокс состоит в том, что к тому времени, когда книги Бассина стали известны западному читателю, теории Гумилева давно превратились в истории или, во всяком случае, задвинуты на второй/третий уровень идеологического дискурса. Превосходная монография Бассина и ее главы о роли Гумилева в России должны рассматриваться не как информация о сегодняшней России или Казахстане, а больше как источник о том, каким постсоветское пространство было 25-30 лет тому назад. Тогда-то, особенно сразу после падения СССР, Гумилев был особенно популярен как своеобразный отблеск угасшей звезды – распавшегося Советского союза.
[1] Mark Bassin, The Gumilev Mystique: Biopolitics, Eurasianism, and the Construction of Community in Modern Russia (Culture and Society after Socialism), Cornell University Press; 1 edition (March 31, 2016), стр 44.
[2] стр. 105.
[3] стр. 96.
[4] стр. 98.
[5] стр. 196.
[6] стр. 76.
