7 июня 2018 года в Программе Центральной Азии состоялась презентация книги Central Asia in the Era of Sovereignty: The Return of Tamerlane? (Центральная Азия в эпоху суверенитета. Возвращение Тамерлана?)
В мероприятии приняли участие некоторые из авторов книги:
Тереза Сабонис-Хельф (Университет Джорджтауна), Дэн Бургарт (Национальный разведывательный университет), Марлен Ларуэль (Университет Джорджа Вашингтона), Роджер Кангас (Университет национальной обороны) , Лаура Адамс (USAID), София Шринивасан (Standard & Poor’s), Гавдат Бахгат (Национальный университет обороны) и Роберт Тимм (Военно-морской военный колледж).
Книга охватывает широкий круг тем. В первом разделе прослеживаются два основных направления – политическое развитие в регионе и ответы государств на трансграничные проблемы – в решении таких социальных проблем, как ВИЧ/СПИД, социальные сети, возрождение ислама, эмиграция и проблематичные границы. Вторая часть, которая рассматривает экономику и безопасность, обеспечивает анализ новой инфраструктуры, неформальной экономики (от базаров до криминальных сетей), развития энергетики, роли анклавов в Ферганской долине и развития военных структур государств Центральной Азии. Этот раздел освещает взаимодействие между экономическими событиями и безопасностью, а также факторы риска. Заключительная часть, состоящая из пяти тематических исследований, предлагает «более глубокое погружение» в конкретный фактор, существенный для развития каждого государства Центральной Азии. Это внешняя политика Казахстана, внутренняя политика Кыргызстана, стремление Таджикистана осущестлять проекты гидроэнергетики, прямые иностранные инвестиции в Туркменистан и восприятие повседневной коррупции в Узбекистане.
Эта книга является продолжением книги In the Tracks of Tamerlane: Central Asia’s Path to the 21st Century («По следам Тамерлана: путь Центральной Азии к 21-му веку») под редакцией Даниэля Л. Бургарта и Терезы Сабонис-Хельф, изданной Университетом национальной обороны в 2004 году. Как сказал Дэн Бургарт, нынешний проект начался с осознания того, что «Книга о “Тамерлане” была хороша, но многое изменилось. Вероятно, настало время ее обновить». Вместо того, чтобы анализировать отдельные страны, редакторы решили работать тематически, предлагая авторам написать главы по наиболее важным темам, а затем объединить их таким образом, чтобы это позволяло провести сравнение между пятью странами.
«Книга о “Тамерлане” была хороша, но многое изменилось. Вероятно, настало время ее обновить»
София Шринивасан, Standard & Poor’s, написала главу о прямых иностранных инвестициях в нефтегазовый сектор Туркменистана. Она отметила, что так как, по прогнозам экспертов, к 2030 году природный газ будет составлять треть энергоресурсов в мире, Центральная Азия будет играть ключевую роль в обеспечении мировых поставок газа. Туркменистан, обладающий шестыми по величине запасами природного газа в мире, занимает центральное место в этом видении.
После распада Советского Союза был большой оптимизм в отношении возможностей Туркменистана использовать свои резервы, но эти ожидания не оправдались из-за авторитарного режима Ниязова. Когда в 2007 году его сменил новый лидер, Гурбангулы Бердымухаммедов, появилась надежда, что сектор станет более открытым. Однако последнее десятилетие фактически показало, что нефтегазовый сектор Туркменистана все больше становится сферой Китая.
Шринивасан объясняет: «Мы видели, как BP, Chevron и другие крупные международные нефтяные компании пытались пробиться на рынок, но безрезультатно. Но некоторые небольшие компании, меньшие, чем BP, такие как Eni в Италии, смогли занять небольшой плацдарм. Но кто действительно занял огромное место – это Китайская национальная нефтяная корпорация».
С 2016 года, когда Туркменистан прекратил экспорт газа в Россию из-за спора о ценообразовании, Китай стал фактически единственным клиентом – реальностью, которую эта глава исследует. Шринивасан обсуждает, почему Китай так преуспел в том, чего не смогли большие компании Запада, и почему некоторые более мелкие компании смогли закрепиться на энергетическом рынке страны. В этой главе также рассматривается более широкий контекст: история разработки нефти и газа в стране, развитие сектора и факторы, которые способствовали и препятствовали иностранным инвестициям.
Роб Тимм, Военно-морской военный колледж, считает, что еще в 2014 году с сокращением численности американских войск в Афганистане в стратегическом и политическом/военном плане в Центральной Азии было много динамизма. С уменьшением интереса США к региону возросла уверенность Москвы: в 2015 году Россия впервые развернула операции за рубежом в Сирии. Китай также стал более активным не только в сферах экономики и инфраструктуры, но и в сфере безопасности. Возникновение ISIS, перемещение значительного числа центральноазиатских граждан в Сирию для борьбы под черным флагом и перманентная неясность со сменой власти усилили динамизм. Тем не менее существенное переосмысление безопасности, что, казалось бы, должно было последовать, как утверждает Тимм, так и не материализовалось:
«То, что мы видим, – это очень много неизменности. Силы безопасности по-прежнему весьма сосредоточены на внутренних угрозах, в первую очередь. В сфере международной безопасности продолжает доминировать Россия в рамках ОДКБ. Каждое из отдельных центральноазиатских государств соглашается …с доминированием России в пространстве безопасности по своим собственным соображениям, основанным на их двусторонних отношениях, исходя из особенностей их географии».
В условиях взаимного подозрения, то региональное сотрудничество, которое происходит, осуществляется через международные организации, в которых доминируют иностранные партнеры – НАТО, ШОС и ОДКБ, и каждое государство Центральной Азии предпринимает свои шаги по диверсификации корзины рисков.
И тогда появился новый Левиафан – Китай
Тереза Сабонис-Хельф, Джорджтаунский университет, воспользовалась возможностью сборника, чтобы изучить изменения в политической экономике в Центральной Азии. Для нее основной повествовательной нитью является то, как экономики Центральной Азии кардинально меняются из-за деятельности Китая. На протяжении десятилетий государства Центральной Азии страдали из отстутствия доступа к морским путям; торговля была практически невозможна без надежных соседей, которым они могли бы доверять. Хотя в этих государствах были товары, которые высоко ценились на мировом рынке, только Россия, казалось, знала, как их экспортировать. И тогда появился новый Левиафан-Китай. Китай не только инвестировал в государства Центральной Азии, но также увеличил объем торговли, проходящей через Центральную Азию, а эти изменения повлияли на то, как государства Центральной Азии стали рассматривать своих соседей и потенциал торговли. Они начинают понимать важность транзита и ценность участия в транзитной деятельности. Они также все чаще участвуют в торговле электроэнергии, которая является как товаром, так и услугой, и требует гораздо более высокого уровня межгосударственной координации.
Сабонис-Хельф рассматривает новую политическую экономику через призму проекта Рагунской плотины в Таджикистане, проект в области гидроэнергетики, который власти считают ключевым для развития алюминиевой промышленности. Она считает, что проект может быть объяснен тремя различными способами и тремя различными нарративами.
Первый нарратив видит плотину как предмет тщеславия лидера Рахмона. Второй – как продолжение советского наследия. Третий, между тем, спрашивает: «А так ли нужна плотина?»
За исключением электроэнергии, Таджикистан в настоящее время не производит ни одного другого компонента, необходимого для производства алюминия. Поскольку Душанбе считает, что в будущем страна должна производить больше электроэнергии и алюминия, возникает вопрос: «Стоит ли его больше добывать?» Но пока что они находятся в странной позиции: у них есть самый важный товар, необходимый для производства алюминия – дешевая электроэнергия, и им приходится агрессивно импортировать все остальное для этого производства, чтобы экспортировать свой основной товар – ситуация, в которой находятся и другие страны Центральной Азии.
Гаудат Бахгат, Университет национальной обороны, проанализировала роль социальных сетей в Центральной Азии, исследуя различные способы, каким социальные сеты воздействуют на политику в каждой из пяти стран в разное время. Бахгат сосредоточилась на акторах – производителях и потребителях социальных сетей – и на том, как они были затронуты.
Лаура Адамс, USAID, обнаружила, что Узбекистан, в некотором роде, является достаточно эффективным государством, несмотря на наличие систем управления, которые не вряд ли считаются примером правильного управления западными демократиями. В сотрудничестве с социологом факультета социологии права Лундского университета Рустамджоном Уринбоевым и Моном Свенссоном она применила теоретические основы, основанные на модели Стивена Краснера «достаточно хорошего управления» (good enough governance), рассматривая то, как решаются вопросы повседневной жизни в рамках неформального управления. Адамс сосредоточилась на конкретных случаях того, что обычно называют коррупцией, чтобы попытаться понять, как решаются эти вопросы и сделки, и в какой степени требования сделок могут считаться успешными. Будет интересно посмотреть, как эти неформальные практики будут функционировать в условиях реформ, которые правительство в настоящее время пытается внедрить, а возможно, даже вольются в более формальную и справедливую систему управления.
Роджер Кангас, Университет национальной обороны, исследовал законность и институты в регионе. Регион относится к очень традиционным формам права, но процессы и вопросы ответственности находятся под влиянием советской системы. В постсоветский период или постпостсоветский период, когда ряд внешних игроков пытаются повлиять на развитие законодательства, в дискуссии все чаще встречается вопрос о том, как эти группы пытаются сформировать восприятие права в Центральной Азии. По словам Кангаса, это привело к разным результатам в каждой из изучаемых стран.
«Рассматривая пять разных стран, мы действительно видим пять разных моделей. Мы видим разные подходы к тому, как это развивается», – говорит он. «Это смешение западного дискурса, но на основе структур, заимствованных из России, из Китая, из других государств, выводятся постулаты, которые оправдывают государственный контроль, которые оправдывают ограниченные индивидуальные права».
Марлен Ларуэль, Университет Джорджа Вашингтона, решила посмотреть на конфликты и совпадения между видением центральноазиатской интеграции и продвижением евразийской интеграции в Казахстане. Власти Казахстана всегда заявляли, что они одобряют оба видения, но тогда как евразийская интеграция стала практической реальностью, интеграция в Центральной Азии осталась на бумаге. Это противоречие внезапно стало реальным для Астаны: после десятилетий Казахстан рассматривал «Евразию» как способ описания своей многовекторной политики, но недавние действия России – от возглавляемого ею проекта Евразийского экономического союза до украинского кризиса – дали термину русский оттенок, превратив его в символ господства России на постсоветском пространстве.
Евразийская интеграция обеспечивает меньший уровень благосостояния, чем центральноазиатская интеграция?
Конечно, обстоятельства продолжают развиваться. С новым президентом Узбекистана Шавкатом Мирзиёевым, поддерживающим новый уровень открытости, Узбекистан и Казахстан в настоящее время стремятся к региональной интеграции, в то время как евразийская интеграция замедляется. Происходит перебалансировка, в которой, как представляется, евразийская интеграция обеспечивает меньший уровень благосостояния, чем интеграция в Центральной Азии.
В своей главе Ларуэль также рассматривает амбивалентное стремление Казахстана к своему пути. Страна одновременно претендует на роль ведущего «стана» и не любит идею быть «станом» – Назарбаев даже как-то предложил сменить название страны на «Казак Ели», «страну казахов». Монголия, по его словам, представляет собой модель того, как быть отдельной страной, не являясь частью региона. Тем не менее, такой шаг может создать много других проблем: отдалить Казахстан от своего тюркского наследия в более степной мир, что приблизит его ближе к Сибири, а значит, и к России. Поэтому Казахстан сталкивается с трудной дилеммой.
Дэн Бургарт, Национальный разведывательный университет, завершил презентацию, представив свою главу под названием «Что может изменить Большую игру: меняющаяся природа энергетики в Центральной Азии». Он попытался определить потенциальные факторы изменения, которые в короткие сроки могли бы нарушить рынок энергетики в Центральной Азии. Во-первых, состояние мировой экономики: если мировая экономика идет на спад, потребности в энергии снижаются, что скажется на всех этих странах. Если, с другой стороны, как мы видим сейчас, мировая экономика растет больше, чем ожидалось, что увеличит спрос на энергию.
Экономика это не единственный фактор. Следующий фактор – технология, особенно энергия сланца, внесшая технологическую неопределенность на энергетические рынки. Россия и Саудовская Аравия, возможно, согласились на сокращение производства, что повышает цены, но если цены будут слишком высокими, Соединенные Штаты включат всю технологию, в которую они инвестировали, наполнив рынок сланцем и снова подталкивая цены. Существует также фактор Украины, который вызвал политическую неопределенность с экономическим эффектом, например санкции против России, которые оказали влияние на Центральную Азию. Эти факторы, вероятно, будут стимулировать спрос на энергию в Центральной Азии.
В то же время, как отметил Бургарт: «Мы видим, что большая часть мира фокусируется на индивидуальном и со спадом глобализации, как представляется, Центральная Азия открыла преимущества сотрудничества. Но, кажется, даже если мы говорим о государствах Центральной Азии в эпоху суверенитета, в какой-то степени они не готовы отказаться от своего суверенитета, но могут немного наклониться, чтобы добиться преимуществ сотрудничества в регионе. В ближайшем будущем над этим будет интересно наблюдать».
