У Ирана новые старые проблемы на горизонте – возможные санкции в связи с новой политикой администрации Белого Дома. В свете усиления анти-иранской риторики США и нового игрока в регионе – Саудовской Аравии, как будут развиваться отношения стран Центральной Азии с Ираном? Свое мнение на этот счет высказывают Игорь Панкратенко, заместитель генерального директора Центра стратегических оценок и прогнозов (Россия) и член Научного совета Института Центральной Азии и Афганистана (Иран, Мешхед), а также Василий Папава, директор Института изучения Ближнего Востока и Кавказа (Грузия).
Каспий: Выгоды и вызовы прикаспийской пятерки (часть 1)
Есть ли интерес у стран Центральной Азии развивать иранское направление?
Игорь Панкратенко: К сожалению, нет. Возможно, кто-то с этим утверждением не согласится, в качестве контраргумента приведет некие заявления политиков – но давайте исходить не из деклараций, а из реалий. Товарооборот Тегерана со своим крупнейшим экономическим партнером в Центральной Азии, Казахстаном, в 2017 году составил, по данным Комитета госдоходов МФ РК, 552,6 миллиона долларов. Худший показатель за последние шесть лет. С Таджикистаном – около 80 миллионов (против 292 в 2013-м), с Киргизией – около $15 миллионов. Вроде как хороший показатель с Туркменистаном – около 1 миллиарда долларов. Но нюанс заключается в том, что если исключить газовую составляющую, то итоговая сумма составит около $120 миллионов.
Еще раз повторю – товарооборот Тегерана со всеми странами Центральной Азии за последние пару лет сокращался. И происходило это в условиях, когда санкции против Исламской республики Иран если и не были полностью сняты, то существенно ослабли. А вот другая сторона медали – товарооборот 28 государств Евросоюза с Тегераном за два (!) первых месяца нынешнего года составил 3 миллиарда 740 миллионов евро. То есть, за весь 2017-й год Центральная Азия не наторговала с Ираном столько, сколько Евросоюз – за два месяца.
И эта ситуация, на мой взгляд, лучший ответ на ваш вопрос. При Хасане Рухани по целому ряду причин центральноазиатское направление – всегда бывшее для Тегерана в силу целого комплекса причин достаточно проблемным – оказалось на периферии внимания иранской дипломатии. Теперь наступило время ответной реакции.
Ну и конечно же, серьезную роль здесь играет то, что в качестве экономического партнера Иран для стран региона не представляет серьезного интереса. Да, у Ирана есть что предложить на местные рынки. Но нет ни политической воли, ни серьезного ресурса для того, чтобы продвигать здесь свою продукцию. Не говоря уже об остальном.
Василий Папава: Исторически страны Центральной Азии и Иран имели тесные связи друг с другом, поскольку в этом регионе расположены государства, населенные близкими в этническом плане к иранцам народами, к примеру, Таджикистан. Более того, в Узбекистане также проживают ираноязычные группы. Невзирая на то, что в Центральной Азии живут преимущественно сунниты, Иран проводит «мягкую» внешнюю политику и старается не отдалять от себя народы этого региона.
Что касается интереса стран ЦА к Ирану, как вы знаете, страны региона не имеют выхода к открытому морю, а порты Ирана имеют прямой выход в Аравийское море, которые способны принимать крупнотоннажные суда. Вот, например, порт Чахбар представляют собой очень важное значение, поскольку это единственный крупный морской торговый порт, который находится за пределами Персидского залива и имеет прямой выход в Аравийское море.
Есть совпадающие интересы у Ирана и стран Центральной Азии в сфере транспорта. Например, Тегеран построил транзитную дорогу Теджен–Серахс–Мешхед, которая обеспечила ЦА доступ к портам Персидского залива, к рынкам Ближнего Востока, Южной и Юго-Восточной Азии. Второй важный проект – железная дорога Казахстан – Туркменистан – Иран, которая открыла путь странам ЦА в порты Персидского залива.
Иран интересен для ЦА в вопросах строительства ГЭС, трубопроводов, а также в прокладке линии электропередач. С Таджикистаном по этим вопросам идет сотрудничество. Вот, например, особое значение для Туркменистана имеет сотрудничество с Ираном в газовой сфере. В 1997 году был построен газопровод «Корпедже–Курткуи», а в 2010 году был введен в эксплуатацию газопровод «Довлетабад–Серахс–Хангеран».
Не получили развития и отношения Ирана с Кыргызстаном, где активно и успешно действуют другие игроки, прежде всего – Россия и Китай. Что касается ирано-казахских отношений, в годы независимости крупнейшим торговым партнером Ирана в регионе являлся Казахстан, который поставлял нефть на своповой основе. Не возымели эффекта отношения Ирана с Кыргызстаном, где активно и успешно функционируют другие игроки – Россия и Китай.
Государства Центральной Азии стремятся взаимодействовать с соседями и иностранными державами в регионе и в мире. Но для привлечения больших инвестиций необходимы принятие комплексных мер, таких как внесение поправок в закон, либерализирующий бизнес-климат, разработка долгосрочных планов по поощрению иностранных инвестиций и т.д.
Сегодня основным препятствием на пути к сближению в регионе является наличие внутренних барьеров в странах Центральной Азии. Занимая важное геополитическое положение в регионе, Иран располагает большими возможностями (энергоресурсы, транспортные коммуникации и т.д.) по доставке природных ресурсов на мировой рынок, а также в развитии более тесных связей с государствами ЦА, основанных на общих культурных и языковых связях. Желание Ирана достичь более высоких экономических и культурных связей с регионом традиционно блокируется двумя факторами. Во-первых, каждое государство ЦА формирует свою внешнюю и региональную политику. Это довольно часто идет вразрез с национальными интересами других государств, что создает преграды на пути к региональной интеграции. Во-вторых, стратегия США по сдерживанию Ирана (жесткие экономические санкции). Несмотря на потенциал Ирана и стран ЦА – существующие данные свидетельствуют о низких показателях товарооборота между ними.
Какие новые проекты развивает Иран со странами Центральной Азии после снятии санкций с Ирана?
Но, несмотря на это, есть, конечно, и определенный успех в отношениях Ирана со странами ЦА. Например, касаясь ирано-казахстанских отношений, Астана инвестировала в добычу золота в Иране, а Иран инвестирует в горнодобывающую промышленность Казахстана. Страны успешно реализуют проекты в сферах сельского хозяйства, туризма, здравоохранения. Кстати, в иранском городе Бендер-Аббас ожидается открытие консульства Казахстана, что еще больше скрепит торговые узы между обеими странами. В конце 2017 года стороны подписали важные документы в сфере транспорта. Транзитные грузоперевозки начали осуществляться в иранские через железную дорогу «Казахстан-Туркменистан-Иран» и порт Актау в Каспийском море.
На примере ирано-туркменских отношений могу сказать, что крупных проектов между странами после снятия санкций с Ирана реализованы не были. Недавно введенный в эксплуатацию новый Туркменбашинский международный порт позволит в перспективе наращивать сообщение с иранскими портами Энзели и Нека и через порт Бендер-Аббас в Персидском заливе.
После прихода к власти Шавката Мирзиеева определенное продвижение наблюдается в отношениях Ирана и Узбекистана. Например, в рамках состоявшегося в октябре 2017 года визита делегации Узбекистана в Иран и по итогам бизнес-форума, предприниматели подписали соглашения на поставку сельскохозяйственной и текстильной продукции на сумму 25,5 миллиона долларов. Более того, Иран проводит строительство первой железной дороги в Герат (Афганистан). В этих условиях в Узбекистане рассматривают проект соединения своей транспортной сети с иранской сетью через территорию Афганистана. Наиболее удобным выглядит следующий маршрут: Термез (Узбекистан)- Мазари-Шариф – Герат (Афганистан).
Кстати, не все гладко идет в направлении строительства железной дороги «Китай-Кыргызстан-Таджикистан-Афганистан-Иран». Таджикская сторона заявила, что Тегеран обещал выделить 1 миллион долларов на данный проект, однако так и не сделал этого. Причем, данная идея исходила от самого Ирана.
После снятий санкций с Ирана у Тегерана со странами ЦА не были реализованы серьезные и крупные проекты, – все дело в том, что Иран большое внимание уделяет на поддержание своего геополитического влияния в тех странах Ближнего Востока, где живут в основном шииты.
Игорь Панкратенко: Когда в августе прошлого года мы с вами беседовали на эту тему, то говорили в числе прочего и о том, что каких-либо стратегических программ для региона, своего рода «центральноазиатского проекта» – у Ирана не существует.
Скажу больше. В последние два года администрация Рухани и ее так называемое «экспертное сопровождение» с упорством, достойным лучшего применения, отказывалось рассматривать вопросы сопряжения своего экономического присутствия в Центральной Азии с китайскими проектами в рамках той же инициативы «Пояс и Путь». С центральноазиатскими инициативами Анкары, хотя там было окно возможностей.
В итоге новых проектов не появилось, более того – утрачиваются и прежние позиции. И речь здесь не об отношениях с Таджикистаном и Туркменистаном, там своя специфика, густо замешанная на политике, а об экономических отношениях с Астаной и Ташкентом.
Да, действительно, в 2016 – 2017 годах у Ирана просто отсутствовали серьезные ресурсы, которые можно было бы «бросить» на центральноазиатское направление для того, чтобы проводить там самостоятельную политику и запускать значимые экономические проекты. Но современный мир давно уже использует такой инструмент, как долевое участие. Пусть ты и не главный, но свое место и, значит, право голоса, в той или иной инициативе у тебя есть. Но, к сожалению, администрация Рухани здесь в очередной раз выбрала свой «особый» путь.
Какие проекции на будущее у отношений Ирана со странами Центральной Азии?
Вот излагая 12-ть пунктов ультиматума Ирану, Майк Помпео произнес очень знаковую вещь: «После того, как наши санкции вступит в силу, Тегерану придется бороться за сохранение своей экономики. Иран будет вынужден сделать выбор: либо сохранить свою экономику, либо растратить свои ресурсы на ведение войн за границей. У него не будет возможности делать и то, и другое одновременно». Про «ведение войн» – это, конечно, фигура речи. Но суть понятна – лишить Тегеран возможности вести сколько-нибудь активную внешнюю политику. Причем – везде. И в Центральной Азии – тоже.
Соответственно, экономические связи Ирана в регионе Вашингтон будет резать с не меньшим усердием, чем какие-либо другие на Ближнем Востоке, в Европе или где-то еще. И если некоторые государства Евросоюза могут хотя бы позволить себе роскошь словесной перепалки с США по поводу экономического ущерба от прекращения торговли с Ираном – хотя европейские компании уже начали сворачивать там свое присутствие – то в Центральной Азии обойдется без лишних дискуссий. Тем более – не те здесь цифры ущерба, чтобы из-за них серьезно спорить.
Иран подписал с Евразийским экономическим союзом соглашение о зоне свободной торговли. Каковы ваши ожидания от отношений Ирана с республиками ЦА в рамках Евразийского экономического союза?
Василий Папава: В настоящее время членами ЕАЭС являются 5 государств – РФ, Беларусь, Армения, Казахстан и Кыргызстан. По заявлению министра энергетики РФ А. Новака – Иран мог бы стать шестым полноправным членом в будущем. Сегодняшнее соглашение о свободной торговле между Ираном и ЕАЭС будет действовать как испытание в течение 3-х лет, чтобы определить жизнеспособность долгосрочного членства Ирана в торговом блоке.
Для Ирана членство в ЕАЭС представляет собой новую возможность расширить свои экономические горизонты за пределами своих нынешних ближневосточных партнеров. Помимо этого, интеграцией Пакистана в экономический коридор «Север–Юг» может сформироваться два уникальных и взаимодополняющих дорожных коридора – Иран–Пакистан. Транспортный коридор «Север–Юг» является совместной инициативой стран, которые построили и продолжают расширять судоходство и автомобильные дороги между Южной Азией, Северной Евразией и Европой. В частности, Индия стремится представить Транспортный коридор «Север–Юг» в качестве китайско-пакистанского экономического коридора, связывающего Китай с Индийским океаном через большую автомобильную и железнодорожную сеть, западная конечная станция которой является пакистанский порт Гвадар. Посол Пакистана в Азербайджане недавно объявил о том, что его страна заинтересована в установлении связей между существующими маршрутами с транспортным коридором «Север–Юг». Это даст Пакистану возможность связать Китайско-пакистанский экономический коридор с транспортным коридором «Север–Юг», который будет служить долгосрочным стратегическим интересам более широкого региона с точки зрения увязки пакистанского порта Гвадар с портом Чабахар в Оманском заливе.
В конечном счете, сильный и перспективный ЕАЭС, ориентированный на Юг, будет способствовать укреплению ирано-пакистанских отношений через усиленные южноазиатские и северные евразийские торговые сети, а также поможет облегчить бесперебойную транспортировку товаров по дороге «Один пояс – Один путь» из Тихого океана на Ближний Восток, Западную Евразию и далее на юг в Африку вдоль морских поясов в Индийском океане.
Совершенно нетрудно было сложить два и два – если даже Трамп сохранил бы JCPOA, то он все равно бы начал давить на Иран, добиваясь ревизии его основных положений. А способ давления был только один – экономические санкции. Причем – не вообще, а именно «точечные», против компаний и даже конкретных лиц, ведущих дела с Тегераном. Вот почему эта политическая арифметика стала непосильной для тех, кто в ЕАЭС решил подписать соглашение с Ираном о создании временной ЗСТ не раньше и не позже, а именно в такой момент – тайна великая есть.
В итоге, соглашение подписано – но работать оно не будет. И не потому, что кто-то так уж стремиться поддержать США, а из-за все той же арифметики
В итоге, соглашение подписано – но работать оно не будет. И не потому, что кто-то так уж стремиться поддержать США, а из-за все той же арифметики. 18 триллионов больше чем 400 миллиардов. Где 18 триллионов – это экономика и рынки США, на которые не попадут те, кто будет торговать с Тегераном. А 400 миллиардов – это экономика Ирана.
Конкретный пример – товарооборот Астаны и Тегерана по прошлому году, как уже говорилось выше, составил 552,6 миллиона долларов. Между Астаной и Вашингтоном за 10 месяцев 2017-го – миллиард триста миллионов американских денег. Плюс – новые соглашения между компаниями «Boeing», «GETransportation», «GEDigital», «Chevron», «Эйр Астана», «КТЖ», «СКАТ» и ФНБ «Самрук-Казына». И еще – плюс почти 30 миллиардов долларов американских инвестиций с 2005-го года в энергетическую, транспортно-коммуникационную и горнодобывающую отрасли экономики Казахстана. Вопрос о том, с кем – поставленная перед выбором «или-или» – будет стремиться сохранить отношения Астана в американо-иранской экономической войне, думаю, достаточно риторический.
Итак, США вышли из ядерной сделки с Ираном и намерены вводить против него новые санкции, как вы выразились – развязать экономическую войну с Тегераном. Так чем это обернется для государств Центральной Азии?
Игорь Панкратенко: Если откровенно, хотя, чисто по-человечески мне это говорить достаточно тяжело, никаких серьезных негативных последствий для государств региона в краткосрочной перспективе новый виток американо-иранского противостояния не принесет.
Рейтинг Тегерана как системного внешнего игрока в Центральной Азии последние три года шел вниз. И пришел к состоянию, когда «иранский фактор» в региональных раскладах – в немалой степени из-за политики администрации президента Рухани – играет не слишком заметную роль.
За эти три года пребывания на периферии иранской внешней политики, государства Центральной Азии вполне себе свыклись с ситуацией, когда Иран вроде как есть, но в то же время – его присутствие серьезно ни на что не влияет. Продолжает наращивать свое присутствие Китай, заходит Турция, интересные движения в отношении региона обозначает Нью-Дели. Обновляет до уровня «3.0» свой уровень интереса к Астане и Ташкенту США. Можно перечислить еще с полудюжину процессов, которые, наряду с вышеперечисленными, формируют актуальную внешнюю и внутреннюю политическую повестку для Центральной Азии. Но вот пункта, связанного с Ираном, в ней, к сожалению, нет.
